Познать себя в бою - Александр Покрышкин

Видно, он был рад сообщить об этом. Удивительный случай. Позже мне рассказали о самообладании и находчивости летчиков этого экипажа. Они оказались вроде бы в безнадежном положении. Но и в этой ситуации не растерялись. После вынужденной посадки летчик сел за турель. Очередями из пулемета он заставил залечь бежавших к самолету гитлеровцев. А штурман, бывший когда-то авиатехником, моментально нашел повреждение. Пулей была перебита бензотрубка. В бортовой сумке для карт штурман, не забыв технические привычки, хранил запас мелких запчастей. Как они теперь пригодились! Быстро поставил дюрит на перебитую трубку, закрепил его стяжным хомутом. На глазах оторопевших фашистов Су-2 взлетел и ушел в воздух. Как говорится, поминай как звали! Вот так высокое самообладание, профессиональные навыки и запасливость спасли самолет и его экипаж.

– Задачу ты выполнил, в сложной ситуации остался жив. Поедем на ужин, – предложил мне в заключение разговора командир полка.

Но с меня уже сошло напряжение от боевого вылета. Мысленно был в своем родном полку с боевыми друзьями.

Чуть свет я был у своего «мига». Заканчивались последние ремонтные работы. Устранены все повреждения. Техники трудились на совесть. Но вылететь в свой полк в этот день не удалось. Ведомственность и на войне давала о себе знать. Для «чужого» «мига» не нашлось колеса. Я ходил за инженером полка, упрашивал, уговаривал, к совести призывал.

– Я же должен воевать, а не бездельничать на вашем аэродроме!

– Мною даны указания командиру БАО. А он заверяет, что запасных колес нет. Иди к командиру батальона и решай с ним.

В штабе батальона я получил категорический отказ: запасных колес нет. Разозленный, я высказал все, что накипело. Но это не подействовало, даже не вызвало никаких эмоций.

– Идите и звоните в свой полк. Пусть оттуда привезут вам колесо. Это рядом.

Дозвониться оказалось не просто. Прямой связи не было, а все промежуточные командные пункты были заняты. Лишь к вечеру удалось связаться с КП полка. Обещали на следующий день подбросить на У-2 техника самолета и колесо.

На все эти переговоры потратил куда больше энергии и нервов, чем на боевой вылет!

С испорченным настроением пришлось ночевать еще раз на Котовском аэродроме. Как ругал я себя за решение приземлиться здесь. В следующий раз буду умнее.

С раннего утра вглядывался в горизонт. С нетерпением ждал У-2. Какое-то беспокойство охватило меня еще со вчерашнего дня. Казалось, что-то непоправимое произошло в мое отсутствие в полку. Лишь к вечеру услышал характерное тарахтение мотора М-11. Наконец-то! И действительно, это был долгожданный У-2. Встретил Вахненко как самого родного человека. Он, выбросив колесо, выскочил из второй кабины. Вижу, лица на нем нет. А ведь всегда такой приветливый.

– Ты что хмурый? Недоволен, что опять досталось нашему «мигу»?

– Нет. Другая причина. Не хотел вас расстраивать, а придется сказать. Погиб ваш второй ведомый.

– Кто? Дьяченко?!

– Да, товарищ командир!

– Как это произошло? Рассказывай!

– Да что говорить… Вчера над аэродромом появился «хеншель», прикрытый «мессерами». Фигичев с Дьяченко взлетели, пошли на перехват. Был воздушный бой. Дьяченко сбили у Фрунзовки. Туда уехала группа от полка на похороны.

Гибель Дьяченко глубоко потрясла меня. Ошеломленный, я стоял у крыла «мига» и горестно думал. Из всех ведомых, с которыми мне приходилось летать на боевые задания, он был самым надежным и смелым напарником. Умело владел боевой техникой. С ним я уверенно чувствовал себя в самых сложных переделках, всегда знал, что в тяжелый момент боя он выручит. Теперь в моем звене не осталось ни одного ведомого, с которым я начал летать еще до войны. Но как его сбили? Ведь Дьяченко отличный летчик. Он уже имел боевой опыт. Нет, сбить его не так-то просто. Что-то в воздушном бою сложилось нескладно. Гадать, не имея фактов,– только нагнетать плохое настроение. Приеду, расспрошу…

– Вахненко! Почему ты прилетел так поздно, а не утром?

– Утром был налет «мессеров». Ведущий немецкой восьмерки обстрелял незамаскированный У-2. Видите, на крыльях свежие заплаты, пришлось чинить.

– А что натворили еще эти гады на аэродроме?

– Ничего. Ведущего сразу же сбил оружейник из пулемета, а остальные задали стрекача.

– Оружейник? Из своей самодельной зенитной установки?

– Точно! Первой же очередью!

– Да!.. Трудно поверить в этот факт… Толковый парень, молодец! Хорошо, если б его наградили.

Я спешил вылететь в полк. Стал помогать монтировать колесо на самолете. А тут еще подошла группа техников и механиков и мы быстро закончили монтаж.

Поблагодарил всех за помощь, взлетел, разогнал самолет у самой земли и хватанул на вертикальную горку. Звук мотора, послушный руке самолет сразу сняли тягостное настроение. Полет, как всегда, полностью захватывал. Пусть это не покажется нескромным, но я жил этой стихией, любил ее до самозабвения! Я снова в воздухе. Казалось, самолет слушается не только управления, но и моих мыслей. Не заметил, как подошел к аэродрому.

Пронесся над ним и с крутого разворота зашел на посадку. Это был мой привет авиаторам в Маяках. Ни я, ни моя машина не утратили своего боевого азарта и снова готовы сразиться с врагом.

На аэродроме я зарулил на свое место и с горечью увидел опустевшую стоянку. Самолета Дьяченко не было. Вчера отсюда Леонид выруливал в свой последний полет…

От мрачных мыслей меня отвлек, вид сбитого «мессершмитта». Его окружили летчики и техники. Подошел к ним и я. Хотелось ближе рассмотреть вражеский самолет, с которым уже много раз приходилось встречаться в воздухе.

Гитлеровский летчик, по-видимому, был асом, об этом свидетельствовали нарисованные на фюзеляже знаки шести английских самолетов и двух катеров, а также Железный крест на пробитом кителе самого хозяина самолета. Это он привел восьмерку «мессершмиттов» на штурмовку нашего аэродрома. Но теперь вот лежит, поверженный враг. А ведь, наверное, мечтал о новых победах, о новых порядках, мечтал завоевать нашу Советскую Родину. Здесь и нашел могилу.

Потом захотелось внимательно осмотреть Ме-109. Особенно заинтересовало переднее бронестекло. Имея такую защиту, вражеские пилоты все же боялись лобовых атак. Жаль, что подобных передних бронированных стекол нет на наших самолетах.

Вооружение «мессера» – две крыльевые пушки и два пулемета в носовой части самолета – было мне уже знакомо по воздушным боям. Интерес вызывала и радиостанция. Кнопка передатчика была вмонтирована в секторе газа. Как нам не хватает всего этого на истребителях! Наличие передних бронированных стекол в фонаре кабины могло спасти жизнь не одному советскому летчику. А насколько увереннее мы бы чувствовали себя в бою. Отсутствие радиостанций делает нас глухими в полетах. Связь нужна для управления группой, для предупреждения летчиков об опасности, она необходима в бою. Как хотелось тогда скорее иметь это все на наших истребителях. И хотя я понимал, что не так-то просто все это создать, поставить на боевые машины, верилось, что в тылу уже работают над этим.

Аэродром в Маяках противник не мог обнаружить с самого начала войны. Но, как видим, накануне «хеншель» все же вышел на аэродром. Паре Фигичева сбить разведчика не удалось. И, по-видимому, он передал данные о нашем базировании. На второй день «мессершмитты» уже сделали первый налет.

Однако их постигла неудача. Думаю, что им помешала нерешительность. Был сбит ведущий восьмерки Ме-109 при первой же атаке. Это так напугало фашистов, что остальная группа из семи Ме-109 моментально ушла в сторону Молдавии. Один примитивный зенитный пулемет заставил «мессершмиттов» отказаться от штурмовки. Мы же атаковывали аэродромы врага, несмотря на мощный огонь зенитных орудий и пулеметов.

Осмотрев сбитый «мессершмитт», я доложил Иванову о событиях в полете с Су-2, а потом направился к своему самолету. Около него группа молодых летчиков слушала какие-то пояснения Вахненко. Я уже знал, что это прибыло к нам из авиаучилища пополнение. Молодые пилоты напомнили об авиационной юности.

– О чем идет разговор? – спросил я, подойдя к группе.

– Сержант Никитин! – представился один из летчиков. – Разговариваем о всяких случаях, товарищ старший лейтенант.

Атлетически сложенный рослый летчик с худощавым лицом сразу вызывал симпатию.

– Нам техник рассказал о том, что с вами произошло в последнем вылете.

– Ну что же, будем знакомы. – Я подал руку и внимательно посмотрел на него. «Надо же, так поработала природа», – подумал невольно. Никитин напомнил мне скульптуру летчика, виденную в молодости на столе начальника авиашколы. Она олицетворяла покорителя неба: стройный, сухощавый, в шлеме и летных очках, сдвинутых на лоб. В Никитине я как бы снова увидел его, теперь уже наяву. У меня сразу же зародилась симпатия к этому молодому пилоту.