Леший в погонах - Александр Александрович Тамоников

старше Ивана, но отличался Павло рассудительностью опытного человека, пожившего на свете, повидавшего всякого.

– Ломишься, будто коровье стадо идет, – проворчал Боткевич, когда невысокий румяный парень Будан в перетянутом офицерским ремнем пиджачке упал рядом с ним на траву и вытер кепкой потный лоб.

– Виноват, товарищ командир, но только спешил очень. Да и никого рядом нет, мы с ребятами проверяли.

– Что там за стрельба была? Не вы учудили?

– Не, не поспели бы мы, – замотал головой Будан.

Павло отстегнул от ремня армейскую фляжку и протянул парню. Тот благодарно улыбнулся, схватил фляжку и принялся жадно пить. Иван смотрел, как дергается кадык бойца, как вода стекает по его небритому подбородку и шее. Оторвавшись от горлышка фляжки, Будан вытер рот, а потом и лицо мокрой ладонью.

– Там немцы с полицаями, человек пятнадцать на подводах. Видать, знали, кого и где ждали. Мы как немцев засекли, так сразу и залегли. Куда нам вдвоем против такой оравы. Да и расстояние до них метров сто было. Гранату не докинешь! А тут из леса выходят поляки. Я сразу по их фуражкам узнал, по этим, как их… «конфедератки», форма польская, еще довоенная. Не знаю, чего их понесло. Один точно офицер, а остальные вроде солдаты.

– Убили? – хмуро спросил Боткевич.

– Не всех, – замотал головой партизан. – Четверо их всего было. Двое за оружие схватились, кто-то успел выстрелить, так и немцы тоже в ответ. Двоих вроде убили, а двоих повязали. Они и офицера того взяли, значит. Короче, командир, они убитых на телеги побросали, а связанных поляков пешком погнали. Сюда идут, минут через тридцать будут.

– Слышь, Павло, – Иван повернулся ко второму партизану, – а не к нам ли поляки шли? Помнишь, командир связника отправлял? Встретиться с их командиром хотел, чтобы фрицев вместе бить, Красную армию встречать.

– Надо отбить поляков, – уверенно сказал Павло. – Все-таки союзники, братья-славяне. Да и командир наш, может, и вправду их ждет.

– А если это аковцы? – возразил Боткевич. – Мы им поможем, а они нас же потом и постреляют.

– Аковцы с немцами не враждуют, – усмехнулся Павло. – Забыл, что Матвей Захарыч рассказывал про польское сопротивление? За аковцами буржуи стоят, они правительство в Лондоне держат и под дудку англичан пляшут. Они только и ждут, когда фашисты нас прикончат, чтобы с ними делить нашу землю. Или мы фашистов победим, а потом уж Европу делить. Не было тебя, когда к нам приезжал журналист из обкома партии, рассказывал о международном положении и наших задачах после наступления Красной армии, когда мы государственную границу перейдем. Все у них там, в Польше, странно, не как у нас. Так что с немцами аковцы не воюют. Они выжидают да на коммунистов польских охотятся, кто после войны может начать строить коммунизм в Польше. Так что эти поляки скорее из Народной армии, Армия Людова называется. Они с нашими партизанами всегда заодно были.

– Головастый ты, Павло, не по годам, – рассмеялся Боткевич и тут же стал серьезным. – Вот так, хлопцы! Ты, Будан, со своим напарником останешься здесь. Отдышишься и будешь наблюдать. Твоя задача – не дать немцам уйти, если станут сюда отходить. Смотри, сгоряча поляков не постреляй!.. Ты, Павло, перебеги со своими ребятами на ту сторону дороги и займи позицию у изгиба дороги. Атакуешь вторым. Я со своими спереди нападу, когда вся колонна пройдет поворот. В лоб ударю, постараюсь выбить тех, кто поляков держит. Надеюсь, услышат они меня, лягут на землю, когда начнется стрельба.

Скрип телег с несмазанными ступицами послышался через сорок минут. Боткевич поерзал на траве, ложась поудобнее и поведя стволом автомата вдоль дороги. Порядок, можете жаловать в гости, суки. Партизаны не шевелились. Война, лесные засады – все это научило маскироваться, сливаться с окружающей средой. А уж в разведчики всегда брали лучших. Иван недобро прищурился, когда из-за поворота показалась первая телега, потом вторая. «А ведь трусят, гады, – подумал он. – Они поляков поставили впереди головной телеги. Думают, что партизаны начнут стрелять, и поляки своими телами прикроют гитлеровцев и их приспешников». Телег было пять. Тащили их слабенькие, полуголодные лошадки. Видать, отобрали у кого-то в селах последнюю скотину. Ну, поехали!

– Połóż się! – заорал Иван и тут же приник щекой к прикладу своего ППШ. – Spadaj na ziemię![3]

В селе, где до войны жил Иван, было много поляков, и по-польски он с детства говорил свободно. Он не сомневался, что пленники его услышали и поняли. Партизаны пулями их не заденут, даже если поляки и замешкаются, а вот немцы могут застрелить, очень даже могут. Значит, стрелять надо быстрее и точнее.

Поляки неуклюже рухнули на землю, а как еще это сделать со связанными за спиной руками, но автоматные очереди и винтовочные выстрелы разорвали лесную тишину почти сразу. Немецкие солдаты соскочили с подвод, присели за телегами, но ответить огнем партизанам почти никто не успел. Короткая перестрелка, немцы и полицаи один за другим падали на дорогу, некоторые пытались отбежать к кустам, бросались назад, но и там их настигали партизанские пули.

Стрельба закончилась так же неожиданно, как и началась. Дисциплина в разведвзводе была крепкой. Без приказа командира ни чихнуть, ни икнуть. И поэтому несколько секунд над полем боя стояла относительная тишина. Только храпели испуганные лошади, они били копытами и двигали телеги. И когда Боткевич поднялся в полный рост и крикнул: «За мной», партизаны тоже ринулись вниз. Первым делом с земли подняли поляков, им развязали руки. Хлопали по плечам, называя товарищами. И тут громко раздался свист Будана. Это означало, что на подходе немцы, что их много и это опасно.

Не было времени собирать оружие и патроны. Партизаны только резали постромки, хлестали поводьями, прогоняя лошадей и ставя телеги поперек дороги. Одну телегу с телами убитых немцами поляков взяли с собой. Подгоняя лошадь, подталкивая сзади телегу, партизаны поспешили в глубь леса. Иногда телегу приходилось тащить по камням, преодолевать кустарник, обходить крутые склоны, чтобы не утомлять и без того измученную лошадь. Прошло около часа, когда пришлось остановиться. Лошадь почти не держалась на ногах.

Боткевич приказал распрячь лошадь и дать ей возможность отдохнуть, попастись. Тела поляков укрыли шинелями, заверив их командира, что за ними обязательно вернутся. Дальше уже шли пешком до самого отряда. Иван всю дорогу провел в раздумьях, не зная, как командир отнесется к его выходке. В принципе, он все сделал правильно. Он спас поляков, он перебил группу немцев и полицаев, которые что-то уж больно вольготно себя вели. Это победа взвода, и ее занесут