Моё "долго и счастливо" (СИ) - Мария Сакрытина

Кот закатил глаз и, дёрнув кончиком хвоста, замурчал, всем видом показывая: “Да спи уже”.

В другой ситуации я бы в жизни не уснула. Мне тут такого наговорила, меня так зацеловали, меня так… хм. Но вечер был слишком насыщенным, так что я очень быстро задремала под аккомпанемент мурчания. И даже не слышала, как в комнату прошли Проклятые и рассредоточились у окна, камина и двери.

Принц-наследник заботился о безопасности будущей невесты.

***

Утром - очень рано, кажется, рассвет только-только забрезжил (хотя фиг его знает, за окном серо, как вечером, и снег идёт) - в комнату проскользнули служанки и парочка Проклятых, неся внушительных размеров сундук.

Мы с Бесом наблюдали, как они его ставят у окна, как подкладывают поленья в камин, как готовят в соседнем со спальней закутке лохань для умывания. Потом парочка девушек очень вежливо, прямо в реверансах приседая, осведомилась, не желает ли госпожа освежиться. Госпожа опешила, но из кровати вылезла и тут же была подхвачена под локотки и отведена мыться.

Мда, чего это с ними? То смотрят как на…хм… женщину низкого поведения, то воркуют: “Ах, какая у леди нежная кожа! Ах, какие волосы! Ах, мы умастим вас лавандовым маслом, и вы будете благоухать, как цветочный луг”. Я не выдержала, от масла отказалась - тогда мне на выбор были предложены флакончики с розовой эссенцией, вересковой, мятной, сиренью, фиалкой… С ума сойти какое богатство. Я, осторожно перенюхав каждое (и ожидая смешков - зря), выбрала вересковое. И тут же: “Ах, леди, Его Высочество тоже очень любит этот запах!”. Да ладно! Потом было мытьё головы в разных водах и с разными запахами, потом что-то вроде обёртывания… Всю процедуру я была уверена, что кто-то надо мной очень изощрённо пошутил. Так за мной никогда ещё не ухаживали - даже в Азвонии, когда Эдвард был наследным принцем. Ворковали тоже, но исподтишка косились и хихикали. А тут - словно угодить пытаются. Чего это с ними?

Волосы мне забрали, пока сохли, замотали как-то по-особенному, и повели в спальню, где из сундука была извлечена тонюсенькая, иссине-белая сорочка с таким тончайшим кружевом, что я его тронуть боялась - а ну как разлезется. Потом всё закружилось-завертелось: кто-то меня одевал, кто-то унизывал пальцы-запястья-шею украшениями, кто-то прибирал волосы, украшая жемчужными, алмазными гребешками, нанизывая маленькие камешки прямо на пряди…

Наконец, кутерьма закончилась и служанки, приседая и сгибаясь в поклонах попятились к двери. Я закружилась, пытаясь рассмотреть себя - малюсенького мутного зеркальца для этого явно не хватало.

Помню, взгляд Беса с кровати - котёнок, провалявшийся всё это время вольготно на покрывале, уставился на кружающуюся меня с таким поистине человеческим изумлением, что я впервые усомнилась - а насколько он, собственно, котёнок?

Я была в пурпурном. Рубиновые шпильки, рубиновое ожерелье, блио пурпурного шёлка, тонкое, переливающееся, струящееся, богато украшенное вышивкой, золотом и тоже рубинами, с королевскими лилиями по рукавам и поясу - тоже рубиновому.

Пурпурный. Запрещённый цвет, цвет королей. Простые смертные его не носили.

Я тронула прихотливо свисающий на блонды локон, и тот заискрился алмазами, точно звёздами.

Класс. Меня одели, как новогоднюю ёлку. Эдвард сделал всё, чтобы прояснить моё положение. Только что табличку на грудь не повесил: “Из королевского рода”.

Да лучше бы я то, светло-зелёное одела.

Дверь неслышно открылась, в комнату проскользнул один из Проклятых. Приблизился, поклонился и равнодушно предложил следовать за ним.

Я была уверена, что если картинно заявлю: “Нет” и попытаюсь остаться, меня перекинут через плечо и понесут.

И потому мне больше ничего не оставалось.

Мы шли дворцовыми подворотнями, а то и потайными ходами - ибо они были пустынны, пыльны и мне приходилось задирать подол чуть не до колен, чтобы не испачкаться. Зато очень удобно подобрались к дворцовой часовне, и, хоть Проклятый постарался встать так, чтобы заслонить меня и, соответственно, мне обзор, я всё равно видела.

Видела стоящих у скамеек людей - все сплошь придворные, если я хоть что-то понимаю в их броских, богатых одеждах. Видела мозаику и крест, и хоры (и там кто-то пел - очень красиво и сладко, прямо как в Нотер-Даме, когда я там была), видела короля-колдуна, стоящего на возвышении слева, и каких-то господ в очень богатых тёмно-синих котах и накидках, так украшенных брильянтами и сапфирами, что у меня в глазах зарябило. Эти стояли справа. В центре же величавый священник со служками нараспев читал на латыни молитву, воздев руки над коленопреклонёнными Эдвардом и Джоан.

Всё было очень чинно и так величественно, что я даже умудрилась забыть, что вот там, собственно, мой Эдвард сейчас будет приносить клятву верности альбионской принцессе.

А, может, я просто ему слишком верила?

Молитва кончилась. Жених с невестой, словно по команде, поднялись. Величественный священник с серьёзной миной, кажется (у меня очень скудные знания латыни, правда), велеречиво спросил, согласен ли Эдвард взять в жёны, беречь и заботиться и т.д. Джоан, принцессу Альбиона и т.д. и т.п. (на титулах я поплыла).

В звенящей напряжением тишине Эдвард бодро сообщил: “Нет, не согласен”.

Тишина взвизгнула непониманием, а наследный фрэснийский принц, повернувшись, сошёл с возвышения, подошёл к нам, взял меня за руку и повёл к священнику.

Я очень остро чувствовала все их взгляды, все. И да, они все меня ненавидели. Люто. Особенно те господа в синем. Если бы я взглядом прожигалась, во мне уже была бы автоматная очередь. А то и не одна.

Толкнув меня на колени, Эдвард опустился рядом и, склонив голову, смиренно (тоже, чёрт возьми, на латыни, так что я очень отдалённо понимала, что происходит) напомнил священнику и вообще всем о праве чего-то там кого-то там и закончил всё это вопросом, а не может ли достопочтимый святой отец засвидетельствовать помолвку его, Эдварда, вот со мной.

Святой отец затравленно покосился в сторону короля-колдуна. Я не видела, что сделал тот, но Эдвард снова заговорил - уверенно и совершенно непонятно, а его рука так сжала мою, что я чуть не скривилась от боли.

Потом была тишина, и снова голос священника, уже намного менее величественный, и Эдвард встал, а за ним и я.

Когда Эдвард, всё ещё правой рукой сжимая мою, протянул её к священнику и кто-то из служителей обвязал наши запястья тонкой кружевной летной, слева раздался громкий глухой стук.

Эдвард не шевельнулся, священник сбился, но продолжил читать на латыни, а я потянулась посмотреть, что происходит.