Приручить дракона (ЛП) - Робертс Тиффани

Единственным способом узнать о ней было поговорить с ней — или, что более важно, выслушать ее.

Он почти чувствовал, как ее мелодичное гудение струится по его чешуе и проникает в нее, гораздо более приятное вторжение, чем вторжение красного жара. Фальтирис сидел на берегу реки, шевеля хвостом и крыльями, чтобы найти как можно больше комфорта.

Эллия наконец выпрямилась и повернулась к нему. Ее длинные темные волосы падали на грудь, прикрывая холмики груди, и вода ручьями стекала по ее коже.

Она замерла и изогнула бровь, когда ее взгляд упал на него, прекращая свою песню.

— Я и не знала, что у меня такая нетерпеливая аудитория.

Хотя часть Фальтириса жаждала увидеть ее поближе, жаждала подойти к ней и трахнуть ее прямо там, в реке — хотя часть его горела желанием этого — он удержался на месте. Эти моменты просветления будут становиться все реже по мере того, как комета будет приближаться к своей вершине, и он сделает все возможное, чтобы не растратить их потенциал впустую.

— Кто такая Цитолея? — спросил он.

Эллия подошла на несколько шагов ближе и остановилась, когда вода дошла до середины бедра. Она провела кончиками пальцев по поверхности.

— Цитолея — священный водоем в моей деревне. Наш народ черпал из нее воду на протяжении многих поколений, и она сохраняла нас в безопасности и силе. Она — дающая жизнь.

Язвительные замечания вспыхнули на поверхности его сознания, но Фальтирис сдержал их; высмеивание его человека за ее убеждения только спровоцировало бы еще одну драку и расширило бы пропасть между ними. И как бы ему ни было больно признаваться в этом даже самому себе, он был не в том положении, чтобы судить ее — он веками поддерживал враждебные отношения с кометой.

Фальтирис чуть плотнее сжал свои крылья.

— Дающее жизнь или поддерживающее жизнь?

— И то, и другое. Все воды вытекают из нее.

— Даже океан?

Эллия склонила голову набок.

— Океан?

— Да. Огромное водное пространство ты увидишь, если будешь двигаться навстречу восходу солнца, пока не достигнешь конца суши, или через горы к закату. Оно соленое, пить его небезопасно, и оно продолжается, насколько хватает глаз.

— Ах. Бесконечная синева. Мы слышали истории от соседних племен о злобных существах, скрывающихся в его глубинах, и о жестоких штормах, которые вспенивают его воды. Бесконечная синева пытается казаться такой же, как Цитолея, чтобы завлечь ничего не подозревающих, но это ее противоположность. Это смерть.

Подняв руку, Фальтирис потер щеку. Перспектива… Все это было просто вопросом перспективы. Ему просто нужно лучше понять ее.

— Как далеко ты когда-либо уходила от своего дома, Эллия?

Она развела руки в стороны и неопределенно указала на то, что их окружало.

— Сюда.

— Эти горы, эта пустыня — всего лишь одна часть мира. Бесконечная синева — это не смерть, так же как Заброшенные пески — не смерть, и не больше, чем эта река.

Фальтирис поднялся со своего места и шагнул вперед, наслаждаясь прохладной водой на чешуе, которая немного прогнала жар.

— Кусочек этого мира, который ты видела, подобен песчинке во всей пустыне, а знания, которые хранит твой народ, — всего лишь одна щепка от некогда могучего дерева.

Эллия нахмурилась.

— И что же ты видел?

Он остановился перед ней и сжал руки в кулаки, подавляя желание потянуться к ней, обдумывая этот вопрос. Он не ожидал, что это вызовет в нем печаль и сожаление.

— Этого недостаточно, — сказал он. — Но я видел человеческие города вдоль этих самых гор, города, поднимающиеся из дюн. Я видел в море корабли с парусами всех цветов, какие только можно себе представить. Я видел джунгли на севере, так густо заросшие деревьями, что ты не можешь даже мельком увидеть землю сверху, и я видел поля травы, кажущиеся такими же бесконечными, как море.

Тогда Фальтирис не смог удержаться и поднял руку. Он зацепил когтями мокрые пряди ее волос и отвел их от ее лица, которое снова изучил. Каждый раз, когда он пристально смотрел на нее, он, казалось, находил новую деталь, новую черту, которая принадлежала исключительно ей — как маленькие золотые искорки в ее глазах, которые были видны только при ярком солнечном свете.

— Я видел много прекрасных вещей, Эллия, и долгое время принимал их как должное.

Фальтирис провел подушечкой большого пальца по ее щеке.

— Но ни одно из этих зрелищ не сравнится с тобой.

Что-то промелькнуло в ее глазах, проблеск тоски и надежды, но это исчезло так же быстро, как и появилось, сменившись неуверенностью и болью. Ее брови нахмурились, когда она протянула руку, взяла его за запястье и отвела его от себя. Эллия отпустила его и отступила назад.

— Мне не нужна твоя ложь или насмешки, дракон.

Гнев вспыхнул в животе Фальтириса, инстинктивная реакция на человека, разговаривающего с ним в такой манере. Это был тот же гнев, который лежал в основе расширяющейся пропасти между ними. Он всегда говорил себе, что ярость дракона может сотрясти горы, что это самая могущественная сила в мире, что она делает его похожим на бога для таких существ, как этот человек.

Но он начинал понимать, что все это неправда — и даже если бы это когда-то было правдой, что это могло бы сделать для него сейчас? Чего это уже дало ему?

Фальтирис подавил этот гнев, подавив его своей подавленной гордостью.

— Я не насмехаюсь над тобой и не веду себя нечестно, Эллия.

Это, казалось, только разожгло еще больше гнева в ее глазах.

— Сначала я насекомое — нет, я ниже насекомого — а теперь ты восхваляешь мою красоту? Если тебе нужно использовать мое тело, чтобы унять свой жар, тебе не нужно говорить мне неправду.

Она двинулась, чтобы обойти его.

Фальтирис отодвинулся в сторону и преградил ей путь, его сердечный огонь вспыхнул и принес тепло на поверхность его чешуи.

— Я имел право злиться на тебя, человек, за то, что ты сделала со мной…

— И я извинилась, и я давала и давала, но я больше не потерплю твоих оскорблений, — сказала она, глядя на него снизу вверх. — Я не единственная, кто виноват в той ночи. Ты пришел ко мне, дракон. Ты искал меня так же сильно, как я искала…

— И я пытаюсь извиниться перед тобой, женщина!

Эллия вздрогнула, пораженная его вспышкой, и чуть не упала спиной в воду. Его рука рефлекторно метнулась вперед, поймала ее за руку и поддержала.

Если бы только было так легко успокоить его эмоции.

Фальтирис раздраженно выдохнул через ноздри и попытался не замечать ощущения ее мягкой, влажной кожи под своей рукой или исходящего от нее тепла.

— Как я уже сказал, у меня было право злиться. Но ярость, которую я обрушил на тебя, Эллия, намного превосходит все, что ты заслужила. Ты стала объектом гнева, который я лелеял веками, и ты этого не заслуживаешь. Я сожалею об этом. Особенно учитывая, что ты не знала, что сделает твое прикосновение. Что бы это значило. Дай мне шанс стать лучше. Чтобы сделать лучше. Для тебя.

Глаза Эллии были настороженными, когда они изучали его.

— Ты извиняешься?

— Так и есть.

— Даже несмотря на то, что я украла у тебя все?

Он не упустил ни уязвимости в ее взгляде, ни крошечного, сопровождающего его проблеска надежды.

— Ты отняла у меня, да, но не все. И я чувствую, что могу многое выиграть, если отброшу свое упрямство и гнев.

Эллия подошла ближе, подняла руку и положила ладонь ему на лоб.

Фальтирис нахмурился, сдвинув брови.

— Что ты делаешь, человек?

— Пытаюсь определить, не болен ли ты.

Он нежно взял ее за запястье и повел ее руку вниз.

— Почему?

— Ты… ведешь себя не так, как обычно.

— Мы едва знаем друг друга, Эллия.

— Ах, да, но я знаю, что ты упрямый, высокомерный, властный, грубый…

Фальтирис снова пошевелил рукой, на этот раз, чтобы прикрыть ее рот своей собственной рукой.

— Моя цель в этом — избежать ссоры.

Хотя ее рот был скрыт, в ее глазах сверкнуло что-то новое, что-то, чего он еще не видел в них. Это было… веселье? Он опустил ее руку и увидел, что ее губы изогнулись в улыбке. Она несколько раз улыбалась в его присутствии, но каждый из них был особенным, каждый был уникальным. Это было первое, что содержало в себе нотку игривости.