Метазоа. Зарождение разума в животном мире - Питер Годфри-Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ранее я ввел два понятия – субъективность и агентность. Они описывают две стороны единого целого, знакомого нам из повседневного опыта. Это целое – индивид, действующий и ощущающий, что происходит вокруг. Субъективность включает в себя то, что ощущается и кажется; агентность связана с поведением и инициированием. Все живые существа (или все клеточные формы жизни) демонстрируют нечто вроде субъективности и агентности, но у животных эти свойства видоизменяются.
В философских спорах о связи разума и тела главным камнем преткновения выступает как раз субъективность – выражение «субъективный опыт» используют в качестве одного из названий того, что так трудно объяснить. Как представляется, агентность понять проще. Но мы уже знаем, что в реальной жизни чувство и ощущение множеством нитей сплетены с действием. Философ Сьюзен Хёрли придумала яркий образ, помогающий лучше понять отношения субъективности и агентности{94}. Хёрли говорит, что общепринятое представление на этот счет ошибочно. Обычно мы рисуем себе картину, в которой человек «видится как субъект и агент, стоящие, так сказать, спина к спине». Индивид превращается в расколотый, расщепленный объект, две грани которого независимо друг от друга соприкасаются с внешним миром. Со стороны субъекта мир воздействует на человека через ощущения. Со стороны агента человек выбирает, как отреагировать, и действует. Субъект и агент воспринимаются как две половины личности, чуть ли не как два отдельных человека. Но эти роли связаны теснее, утверждает Хёрли, и картинка «спина к спине» вводит в заблуждение. В каждом из нас субъект и агент спаяны воедино.
Есть и другой способ охарактеризовать то новое, что появляется в процессе эволюции животных. Животные становятся точкой пересечения, узлом вселенской сети причин и следствий. Получая информацию через органы чувств, живое существо превращается в центр, к которому эти линии сходятся, а инициируя действие, оно становится центром, от которого они расходятся и распространяются и зачастую закольцовываются, воздействуя на его же органы чувств. Кроме того, в этой же точке настоящее пересекается с прошлым: предыдущий опыт и то, насколько успешными были прежние действия, влияет на поведение в текущий момент. Информация, полученная здесь и сейчас, переплетается со следами минувшего.
Эти свойства, а также место, которое животные занимают в мире, – универсальные, хотя и не безусловные следствия их образа жизни. У животных имеется точка зрения, они действуют, исходя из нее. Кое-какие из загадок под собирательным названием «субъективный опыт» представляют собой ожидаемые и вполне постижимые следствия эволюции животных. Грубо говоря, эволюция агентности порождает субъекта.
Квалиа и другие загадки
В первой главе я писал, что одна из задач этой книги – обрести почву под ногами в дискуссиях об опыте животных. Если этого не сделать, ничто не помешает нам с равным правом приписывать чувства инфузории или отказывать в них рыбе. Я попробую распутать этот узел. Для этого нам кое-чего не хватает, в частности знаний об отдельных животных, о том, что они умеют и что происходит у них в голове. Это вполне конкретные научные вопросы. Но загвоздка не только в них: все запутывается из-за отсутствия ориентиров, затрудняющего осмысление подобных вещей. Оно родственно одной очень старой проблеме, проявляющейся в традиционных аргументах против материализма.
Рене Декарт, живший в XVII веке, воображал, что может быть бестелесной душой, и аргументировал это так: а вы уверены, что физическое тело у вас вообще есть?{95} Может, это иллюзия? А вот сомневаться в наличии разума вы не можете (чем вы тогда будете сомневаться?), поэтому разум и тело – совершенно не одно и то же. Невозможно быть только лишь телом и не более, если это тело – нечто для вашего существования не обязательное[10].
В современном виде эта цепь рассуждений представляет собой тот же мысленный эксперимент Декарта, только наоборот. Обдумайте возможность существования тела, не обладающего душой или разумом. Представьте, например, точную физическую копию обычного человека. Если материалисты правы, двойник обязательно должен обладать опытом. Однако это опять-таки не очевидно. Ваша физическая копия может оказаться чем-то вроде «зомби», как выразился Дэвид Чалмерс, чем-то полностью лишенным сознания{96}. Если такое на самом деле возможно, тогда действительно тело и разум никак не одно и то же; разум оказывается неким довеском. Разум в этом случае может являться продуктом физических процессов, происходящих в мозге и теле, но не может быть ими.
Согласен, в таком разрезе разум кажется чем-то таким, что можно отделить от тела. Но подобное впечатление – следствие одной из причуд нашего воображения. Томас Нагель, несмотря на свое критическое отношение к материализму{97}, заметил эту особенность и показал, каким образом она вводит нас в заблуждение. Существует несколько разновидностей воображения. Одну из них называют «перцептивной» – с ее помощью мы представляем, как что-то слышим или видим. Другую называют «сопереживающей» – с ее помощью мы можем представить, что значит быть кем-то. Сопереживающее воображение включается только в отношении другого разума – мы не способны поставить себя на место того, что (как мы думаем) не обладает разумом или по крайней мере опытом. Перцептивное воображение, напротив, запросто направляется на тела – объекты, которые можно увидеть, услышать, потрогать. В мысленных экспериментах объекты, которые мы представляем себе, используя перцептивное и сопереживающее воображение, можно соединять, разделять и менять местами без ограничений. Составив одну комбинацию, мы представляем душу без тела (выключая перцептивную сторону); составив другую – воображаем тело без души (на этот раз выключив сопереживающую сторону). Сам факт, что мы так умеем, никоим образом не показывает, какие объекты действительно можно разделить, поскольку они отдельны по своей природе.
Сам Нагель считал, что психика, скорее всего, непостижима с материалистической точки зрения, но при этом отрицал, что ошибочность материализма можно доказать мысленными экспериментами такого рода, и тут я с ним согласен.
Подобная неопределенность, пусть и не такая явная, наблюдается и в других областях. Вы можете взглянуть на инфузорию и, используя тот тип воображения, о котором писал Нагель, наградить ее внутренним миром, а при взгляде на рыбу вообразить, что внутри у рыбы – тьма. Такое ничем не ограниченное фантазирование не поможет нам узнать ничего нового. Воображение – полезный инструмент, и по ходу повествования я с его помощью не раз пытался вжиться в миры самых разных животных. Но цель этой книги – отыскать недостающие концепции, которые зададут нашим фантазиям рамки, повысив тем самым шансы приблизиться к истине.
Выше я писал, что некоторые аспекты того, что мы называем «субъективным опытом», – закономерное следствие эволюции животных, эволюции ощущения и действия, появления точки зрения и так далее. Однако другие философы могут заметить, что ничто из упомянутого ни на шаг не приближает нас к пониманию опыта как такового, потому что не помогает справиться с труднейшей из проблем в этой области. Как объяснить качества, присущие опыту, – красноту красного, «кларнетное» звучание кларнета? Когда вы видите перед собой зелень листвы, это как-то ощущается. Это так называемое «сырое ощущение» совершенно отчетливое, но объяснить его с биологической точки зрения практически невозможно. Общепринятый и печально известный термин для обозначения этих свойств опыта – «квалиа». Как определить место квалиа в мире и какая роль отведена им в эволюционном процессе?
Некоторые критики, в частности философ Дэниел Деннет, пытаются показать, что сама идея квалиа – ошибка и иллюзия{98}. Другим, для кого нет ничего более неоспоримого, чем ощущаемые краски и звуки, такая критика кажется чистым безумием. Я же считаю, что некоторые из проблем, которые ставят перед нами квалиа, реальны; их нельзя просто так сбросить со счетов. Я хочу поставить этот кусочек головоломки на место, снизив тем самым уровень научной радиоактивности квалиа.
Когда человек с нормальным зрением смотрит на помидор и воспринимает его цвет, биологические процессы, которые в этот момент происходят у него внутри, обладают определенными физическими
