Солнце отца - Сьюзен Фанетти

бы хотел, чтобы ты стала моей женой, Сольвейг Валисдоттир. Это всегда было моим желанием, и ты знаешь это.

Она знала. Она думала о том же самом, когда наблюдала, как он обнимается с той девушкой.

— Почему ты принял эти цветы? Сегодня солнцестояние.

Празднование в эту ночь было чем-то большим, чем просто цветы, костры и медовуха. Речь шла о продолжении рода. Женщина, предлагающая мужчине цветы, намекала на это.

— Ты бы хотела, чтобы я оттолкнул ее на глазах у ее друзей?

Если честно, Сольвейг предпочла бы именно это. Но она покачала головой, понимая, что такие чувства были мелочными и недобрыми.

Магни подошел еще ближе и обнял ее за талию.

— Ты видела, как я взял ее гирлянду, но не слышала, как я сказал ей «нет». Я сказал это. Я сказал ей, что она должна была предложить цветы другому.

Он склонил к ней голову, но она отвернулась.

— Все вас видели.

— Тогда позволь всем увидеть нас. — Его пальцы схватили ее за подбородок, и он повернул ее лицо к своему. — Сольвейг. Мое сердце принадлежит тебе. Если бы ты отдала мне свой цветок, это было бы для меня важнее всего.

Она не упустила двойного смысла его слов.

— Ты сказал, что подождешь.

— И я жду. Я жду. Я ждал тебя много лет. А как долго ты будешь ждать?

Магни был так близко; она могла чувствовать его бороду, будто прикосновение перышка к щеке. Его дыхание было теплым. Грудь у него была широкая и крепкая. Сольвейг вдохнула его аромат — кожи и льна, древесного огня и морского воздуха, меда и слабого намека на летние цветы.

Когда он был так близко от нее, она не могла думать. Он произнес слова и, казалось, ждал, что она скажет что-нибудь в ответ. Собрав всю свою волю в кулак, она вспомнила, что он сказал. Как долго она будет ждать?

— Я не понимаю…

— Ты отрицаешь себя, Сольвейг, так же сильно, как отрицаешь меня. Даже больше. Разве ты не хотела бы знать, к чему ревнуешь?

Он наклонил голову, и она почувствовала его губы на своей шее. Затем его язык, описывающий крошечные круги по ее коже.

Ее сердце, казалось, рвануло на свободу, хватаясь за прутья ребер и пытаясь пролезть сквозь них. Чтобы не упасть, Сольвейг ухватилась за ближайшую вещь — это была его спина. Она сжала пальцы в ткани его летней туники.

Она хотела, чтобы Магни остановился, чтобы ее сердце успокоилось, но когда в тот день он это сделал, она сразу же заскучала по прикосновению. Она почти была готова плакать от этого чувства потери.

Когда они были маленькими, она всегда чувствовала разницу в их возрасте. Она была старше и крупнее его, и сильнее, и умнее, и мудрее. Он спрашивал, и она давала ему советы и рассказывала о людях и мире. Но Магни перерос ее. Он стал не только больше и сильнее, но и мудрее. Возможно, даже умнее. Сейчас он был единственным, кто понимал все лучше всех. Конечно, у него было больше опыта в том, что творилось вне поля боя, — но и боевого опыта было больше. Его родители не заставляли его ждать шестнадцатилетия.

Они вместе отправились в свой первый набег. И в следующие.

В каком-то смысле они уже были связаны. В каком-то смысле так было всегда.

Но именно по этой причине он затмил бы ее, если бы она стала его женщиной сейчас — потому что был большим, чем она. Во всем. Крупнее, сильнее, мудрее, добрее, лучше. У нее был только год их разницы в возрасте — и больше ничего.

Прежде чем он смог поцеловать ее снова, как во Франкии, и украсть ее разум и волю, Сольвейг отстранилась и высвободилась из его объятий.

— Тебе не нужно меня ждать. Я не знаю, когда я захочу и захочу ли вообще того, чего хочешь ты. — Она хотела этого сейчас, но использовала эти слова, чтобы увеличить расстояние между ними.

И она увидела, что это сработало. Магни поморщился, как будто она ущипнула его.

— Ты говоришь, что не знаешь, хочешь ли ты этого? Это — это я?

Как и прежде, она ответила, скрестив руки на груди. На этот раз потому, что не доверяла своему голосу.

— Очень хорошо.

Прежде чем покинуть ее, он поднял гирлянду и накинул обратно на плечи.

— оОо~

Солнце не заходило в день солнцестояния, но свет потускнел до мягкого вечернего мерцания. Сольвейг осталась в лесу, достаточно близко к центру Гетланда, чтобы видеть отблески костра, слышать музыку и смех. Достаточно близко, чтобы осознавать, как далеко она от всего этого была.

Возможно, она ошибалась. Возможно, ей следует бежать в город, найти Магни, оторвать от него эту девушку, если понадобится, и сказать ему, чтобы он показал ей то, чего она их лишала.

Возможно, она могла бы быть счастлива как его женщина. Она не была счастлива сейчас. Если она не сможет стать великой Девой-защитницей, возможно, она сможет стать великой женой. Когда-нибудь Магни, скорее всего, станет ярлом этого места. Ему нужна будет мудрая женщина рядом с ним.

Но это тоже была не она. Она не была ласковой и заботливой, как Ольга, не была сильной и свирепой, как ее мать. Ее отец говорил, что они с матерью похожи, но его глаза были затуманены любовью.

По правде говоря, в ней не было ничего примечательного.

В отблеске огня шевельнулась тень. Нет — не тень, силуэт. Кто-то шел к ней. Сольвейг отступила назад, в укрытие. Хотя она была безоружна, она не боялась. Она просто не хотела компании и не хотела, чтобы ее видели.

Но тень продолжала двигаться прямо к ней, и по мере приближения превратилась в человека. Женщину. Ее мать.

Борясь с искушением продолжать прятаться, Сольвейг вышла из укрытия и направилась к ней. Они встретились у линии деревьев.

— Мы потеряли тебя, дочь. Твой отец уже готов начать поиски. Сейчас не время исчезать.

Илва была в Валгалле уже несколько недель, и, насколько могла судить Сольвейг, все в ее семье пережили свое горе. Ее сестры не хватало и всегда будет не хватать, но жизнь снова вошла в свое обычное русло.

За исключением того, что ее мать была… другой. И пусть огня в ней стало лишь чуть меньше, но это было заметно.

— Прости меня. Я не хотела вас волновать. Я только хотела побыть подальше от толпы.

Ее мать улыбнулась и взяла Сольвейг за руку.

— Мне