Там, в гостях - Кристофер Ишервуд

видел ее. Как и Кэлхун, ох уж эти его усики. Он думал, наверное, что с ними похож на офицера кавалерии. Я терпеть не мог его гонор: полагал, будто все знает. Осел горделивый. И от дружков его меня воротило – вечно они его умасливали. Будто школьницы, ей-богу. Хвастались, как разгромили комнату какому-нибудь бедолаге только потому, что им не понравились его галстуки или фотографии. В одиночку никто из них на подобное не решился бы, разве что когда другие подзадоривали. Какой толк в проделках, если у тебя кишка тонка провернуть все в одиночку? И я сказал себе: уж я им покажу…

– Должно быть, они здорово впечатлились, когда обо всем узнали?

– Так ведь не узнали! Боже, ты что, решил, что я пошел и растрепал им все? Думаешь, мне надо было впечатлить этих свиней? Я же для себя старался, не для них… Если честно, то тебе я первому обо всем рассказал.

Вряд ли Джеффри ждал от меня благодарностей за признание, но сказать что-то было нужно, вот я и ответил:

– Должно быть, потрясающее чувство: сделать что-то, о чем никто не знает.

– Вот здесь ты чертовски ошибаешься, – с поразительной страстью возразил Джеффри. – Не испытывал я потрясающих чувств. Вообще ничего не ощущал. Я же ничего толкового не совершил. Ничего не изменилось.

Не успел я спросить, что он имеет в виду, как к нашему столу вернулся Амброз и сказал, что священник велел одному из местных переправить нас на остров. Его лодка стояла на приколе в бухте на другой стороне деревни, и селянин уже отправился за ней.

– Ну и скоро он будет здесь? – нетерпеливо спросил Джеффри.

– Понятия не имею, мой хороший, – с безмятежной улыбкой ответил Амброз. – Часа через два-три, вряд ли больше.

О том, что лодка причалила к нашему берегу, сообщили уже почти ночью. Пьяные, мы медленно спустились к морю, а когда вышли из оливковой рощи, я заметил, что с моря дует сильный ветер. Забираясь в низко осевшую под тяжестью груза лодку, мы промокли, потому что волны сделались выше. Старик, хозяин лодки, завел подвесной мотор, и мы пошли по волнам; море было и впрямь неспокойно.

Остров постепенно приближался, и вот, на фоне его черного силуэта, мы разглядели две мечущиеся искорки.

– Славно, – заметил Амброз, – они нас увидели.

– Славно? – воскликнул Джеффри. – Больше тебе сказать нечего? Только «славно»? Ты хоть понимаешь, что это значит, дорогой мой друг? Они все это время были на острове!

– Судя по всему, да.

– Тогда их надо повесить за большие пальцы ног и хорошенько выпороть.

Амброз только усмехнулся.

Волны тем временем уже перехлестывались через борта нашей лодки, и в нее набралось много воды, которую Алеко с Вальдемаром, от души веселясь, вычерпывали банками. Джеффри ругался. Амброз сидел на носу и промок сильнее любого из нас. И все же он томно привалился к угловатой горе багажа, сохраняя безмятежность посреди суматохи.

– Знаете, – сказал я ему в хмельном восхищении, – я прямо вижу, как вы ступаете за борт и идете по воде.

И снова он только улыбнулся.

Наконец мы оказались под прикрытием острова. Ветер больше не тревожил нас, однако высокие волны никуда не делись. На каменистом берегу мы отчетливо видели двух парней, отчаянно размахивавших фонарями. Алеко закричал им, и они закричали в ответ. Все трое принялись орать что было мочи. С высадкой пришлось повозиться: у берега имелось одно местечко, в котором рифы образовали естественную бухточку, но попасть в нее можно было только на гребне волны. Наш старик-рыбак слегка просчитался, и, заходя в эту заводь, мы пропахали дном по камню.

Мы поднимались вверх по крутой тропинке, а парни плелись в хвосте цепочки, неся сложенную палатку, словно огромный труп. Мелькание их фонарей придавало процессии вид кошмарной ночной мелодрамы. Ну и коли уж я начал проводить параллели с Библией, то вспомню и картину «Снятие с креста»[38] – разве что двигались мы вверх, а не вниз. Над нами высилась отвесная скала, так густо покрытая кустами и корнями деревьев – к тому же их опутывали плотные, хоть и невесомые клубки теней, – что казалось, еще чуть-чуть, и она рухнет нам на головы. Я испытывал удивительное очарование тропической природой, которое только усилилось при звуках с вершины скалы, принятых мной за крики тропических птиц.

На естественной плоской опушке, на самой вершине, стояли две хижины. Точнее, беседки местного типа, крытые сосновыми ветками и занавешенные брезентовыми подстилками. Тропические же птицы оказались всего-навсего курами и утками: при нашем появлении они проснулись и с негодующими криками пытались снова уснуть. Во дворе стоял кухонный стол и несколько грузовых ящиков вместо стульев. Мы с Амброзом и Джеффри сразу же сели на них и принялись пить. Вино мы привезли с собой на лодке.

У Джеффри был просто талант непрерывно испытывать негодование. Он все еще злился на местных парней и требовал от Амброза немедленно допросить их и выяснить, почему нас не забрали. Они были примерно одного с Алеко возраста. Тео, впрочем, выглядел немного старше из-за усов. Второй, Петро, был пухлый, веселый и прыщавый. Сразу стало ясно, что Алеко у них за главного.

Допрос немедленно превратился в игру и одну большую шутку, сколько бы Амброз ни старался добраться до сути дела. Все свои силы он сосредоточил на Петро и Тео, засыпая их вопросами на ломаном греческом и устало, но по-доброму улыбаясь нелепым отговоркам. Затем вмешался Алеко, перебив Амброза и преувеличенно горячо размахивая руками. Петро и Тео завизжали от хохота. Джеффри, вне себя от раздражения, все спрашивал:

– Бога ради, что говорят эти мелкие свиньи? Приятель, оборви эту трескотню и объясни мне!

Наконец Амброз обернулся к нам.

– Судя по всему, лодка утонула. На мелководье, с другой стороны острова. Вроде бы ничего страшного. Завтра же с утра пойдем и глянем.

– Ничего страшного? – взревел Джеффри. – Они утопили лодку, и ты называешь это «ничего страшного»? Если так, то вели им немедленно поднять ее и починить, иначе пусть вплавь добираются до материка.

– В темноте они все равно ее не починят, верно?

– Господи, как они ее утопили? Ты боишься ранить их чувства и поэтому не спрашиваешь?

– Знаешь, именно этот момент мне не совсем понятен. Похоже, имела место некая чрезвычайно запутанная история со штопором. То есть вроде бы со штопором. Я не совсем уверен, точно ли понял значение этого слова. Любопытно, каким образом штопор…

– Чепуха! Они просто буравили кого-то или что-то – а скорее всего, друг друга – своими членами. Омерзительные мелкие содомиты…

– Дорогой мой Джеффри, пора тебе понять, что на острове Святого Григория подобные разговоры просто недопустимы.

– Содомиты. Имя им содомиты…

– Хороший мой, я хоть раз оскорбил тех потасканных, невыносимо надушенных дам, которых ты цепляешь, стоит