Русские сказки - Народные сказки

ладно, утро вечера мудренее. Ложись, ваше величество, спать, а как придем завтра к царю Вахрамею, ты скажи: «Таким ребячьим мечом пусть кто-нибудь из моих слуг потешится, а мне и приниматься нечего».

— Ну, Матюша Пепельной, если вызволишь из беды, век добро помнить буду!.. Эй, дружина, отвяжите Матюшу Пепельного от мачты, снимите с него железо да выдайте ему чарку водки.

А сам ходит гоголем:

— Хорошо здесь царство, сам Вахрамей хоть не в мою стать, а тестем назвать можно.

На другой день пришли сваты к царю Вахрамею, а там уже собрался весь народ, и Настасья Вахрамеевна на балконе сидит. Увидал ее Матюша Пепельной, и так ему стало хорошо да весело, будто летним солнышком обогрело.

Повели их к могучему дубу, а три богатыря меч несут.

Поглядел царь-жених на меч и усмехнулся:

— У нас этакими-то мечами только малые ребята тешатся! Пусть-ка кто-нибудь из моих слуг побалуется, а мне не к лицу и приниматься.

Тут вышел Матюша Пепельной, взял меч одной рукой:

— Да, не для царской руки игрушка!

Размахнулся и разбил дуб в мелкие щепочки, а от меча только рукоятка осталась.

Взглянула царевна на Матюшу Пепельного и зарделась, будто маков цвет.

Тут царь-жених совсем осмелел:

— Кабы не родню заводить приехал сюда, за насмешку бы посчитал такой ребячий меч.

— Вижу-вижу, — говорит царь Вахрамей, — с первой задачей управились. Завтра поглядим, умеет ли жених стрелять. Есть у меня лук весом в триста пудов, а стрелы по пяти пудов. Надо из того лука выстрелить и сбить одну маковку со старого терема в царстве моего шурина, Берендея. Я сегодня туда гонцов пошлю, а завтра к вечеру они воротятся и скажут, метко ли ты стреляешь.

Замолчал царь-жених, пригорюнился. Воротился на корабль сам не свой.

— Право слово, кабы знал дорогу домой да умел судном править, часу бы не остался! Катайте якоря, нечего тут делать нам. И царство невеселое, и в невесте завидного ничего нет. Пойдем прочь.

— Нет, ваше величество, — говорит Матюша Пепельной, — не честь нам, а бесчестье — тайком убегать.

— Да что станешь делать? Слышал ты, какую задачу дал царь Вахрамей? Ну их к черту и с луком и с невестой!

— А помнишь, я тебе сказал: «Будет лук, да не для твоих рук»? Так оно и вышло. Не надо было выше рук дерево ломить. Не послушался меня — теперь деваться некуда… А о луке ты не печалься. Завтра, как придем, скажи: «Я думал, у вас богатырский лук, а тут бабья забава. Может, кто из моих слуг не побрезгует, а мне в этом чести мало».

— Ох, Матвеюшка Пепельной, неужто ты можешь с таким луком совладать?

— Как-нибудь да справлюсь.

Развеселился царь:

— Дайте поскорее всей команде по чарке вина, а Матюше Пепельному две чарки ставлю.

Выпил и сам на радостях и захмелел:

— Ах, до чего же хороша невеста. Всем взяла: и ростом, и дородством, и угожеством. Вот женюсь — и краше царицы, чем моя Настасья Вахрамеевна, на всем свете ни у кого не будет. А тебе, Матюша Пепельной, отпишу во владенье город с пригородками.

Слушает Матюша Пепельной хмельную речь, усмехается.

Наутро все опять отправились к Вахрамею во дворец. А там народу полным-полно.

На красном крыльце сидят царь Вахрамей да Настасья Вахрамеевна, на ступенях пониже — князья да бояре.

Девять богатырей лук несут, а три богатырки — колчан со стрелами.

Встречает сватов царь Вахрамей:

— Ну нареченный зятюшка, принимайся за дело.

Поглядел жених на лук и говорит:

— Да что вы надо мной насмехаетесь! Вчера ребячий меч принесли, сегодня — какой-то лучишка, бабам для забавы, а не богатырю стрелять. Пусть уж кто-нибудь из моих слуг, кто послабее, выстрелит, а мне и глядеть-то противно. Поди-ка, хоть ты, Матюша Пепельной, потешь народ.

Натянул Матюша Пепельной тетиву, прицелился и спустил стрелу.

Запела тетива, загудела стрела, будто гром загремел, и скрылась из виду.

— Уберите-ка этот лучишко с глаз долой: эта забава не для нашего царя.

И кинул лук на каменный настил, да так, что от него только куски полетели в разные стороны.

Настасья Вахрамеевна руками всплеснула и ахнула.

Зашумел народ:

— Вот так сваты-молодцы! Эдаких у нас еще не бывало.

А царь-жених, похаживает, бороду разглаживает, на всех свысока поглядывает:

— Эко ли чудо, эко ли диво тут ребячий лук! Царство у вас хоть и веселое, да уж больно маленькое, и народ, видать, хороший, приветливый, только жидковат против нашего.

Тут царь Вахрамей всех сватов во дворец позвал:

— Проходите, сватушки, в горницу хлеба-соли отведать, а той порой, глядишь и гонцы из Берендеева царства воротятся.

Столованье еще не кончилось, как прискакали от Берендея гонцы:

— Попала стрела прямо в старый терем и сшибла весь шатровый верх, а из людей никому урону нет.

Говорит царь Вахрамей:

— Ну, вот, теперь вижу, есть у Настасьи Вахрамеевны сваты в ровню ей: и мечом богатырским умеют сечь и стрелять горазды. Спасибо, утешили невесту и меня, старика, и весь народ мой. А теперь не обессудьте, гости дорогие, за угощенье: то не свадебный пир, а пирушка, — свадебный пир еще весь впереди. Ступайте сегодня отдыхать, а завтра последнюю задачу станешь, нареченный зятюшка, исполнять. Есть у меня конь. Стоит на конюшне за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками. И нет тому коню наездника. Кто ни пробовал ездить, никого в живых конь не оставил. Вот надо того коня объездить, тогда будет на ком жениху под венец ехать.

Услышал Вахрамеевы речи царь-жених и сразу притих, стал прощаться.

— Спасибо, ваше величество, за угощенье, надо нам торопиться, засветло на корабль попасть.

— Отдыхай, отдыхай, набирайся сил — эдакого чертушку надо будет завтра усмирять, — сказал царь Вахрамей.

Спустились гости в гавань и только отвалили от берега, заговорил царь-жених:

— Поторапливайтесь, ребятушки, гребите дружнее. Поскорее надо на судно попасть, да ночью прочь уходить. Вахрамей мягко стелет, да жестко спать: что ни день, то новая беда. Понадобилось ему бешеного коня объездить!

А Матюша Пепельной ему:

— Помнишь ли, ваше величество, как я тебе говорил: «Будет конь, да не тебе на нем ездить»? Опять по-моему выходит. А убегать из-за этого не надобно. Завтра ты скажи: «Сядь-ка, Матюша Пепельной, попытай коня, сдержит ли богатыря», — и после меня уж сам спокойно садись.

— Ну, а как он, такой зверь, да