Святослав Хоробре: Иду на Вы! - Лев Прозоров (Озар Ворон)

Потом он пришел вверх по Днепру, и неведомым образом — нигде не говорится о волоках, Шелони, Ильмене — попал к словенам, "где ныне стоит Новгород", где палестинского странника сильно изумило обыкновение словен париться в банях, хлеща друг дружку вениками, да еще и обливаться потом холодной водой. Затем апостол пришел в Варяги, а оттуда — сразу в Рим. Нельзя не удивиться диковинному маршруту. Вот уж, как в памятной песенке из детского кинофильма:

"Ходы кривые роет подземный мудрый крот. Нормальные герои всегда идут в обход"!

Впрочем, не будем иронизировать ни над летописцем, ни над церковными авторами, кое-кто из которых в понятном и простительном азарте писал еще в ХХ веке, что Андрей-де проповедовал в Киеве и в Новгороде. В предании как раз ничего такого нет — апостол всего лишь побывал на, по-видимому, безлюдных горах, где только предстояло встать Киеву и в земле словен, где, опять-таки, лишь во времена летописца красовался Господин Великий Новгород. Да и сам маршрут Андрея не так невероятен и нелеп, как кажется… но об этом — позднее. Итак, как видим, даже если отнестись к этому преданию со всей серьезностью, из него нельзя заключить, что русское христианство началось с Андрея — ну разве что в мистическом смысле. В предании ведь ни слова не говориться, чтобы апостол на своем странном пути кого-то крестил или хотя бы проповедовал.

Нельзя умолчать и о том, что подавляющее большинство историков не желает ничего слышать даже о самом визите апостола к словенам и варягам. По их мнению, это всего лишь выдумка средневековых русских церковников с целью возвести русское христианство аж к Первозванному — то есть первому ученику самого Христа. Что и говорить, в Средние века именно такое значение преданию и придавали. Иван Грозный, например, писал, что Русь приняла христианство раньше греков — от самого апостола Андрея. Но, смиренно спросим мы, если она и сочинялась с этой целью, отчего автор не присочинил и про проповедь апостола в посещенной им земле? А еще лучше — одного-двух славянских князей, обращенных Андреем и, само собою, принявших мученическую смерть за Христа от злых "поганцев"? Примеров-то хватало еще во времена составления летописи — язычники Ростова убили епископа Леонтия, вятичи предали мученической смерти монаха Киево-Печерского монастыря Кукшу. Если летописец фантазер — почему он фантазирует так плохо? Да и надменная Византия, видевшая во всех иноземцах, будь они сто раз православные христиане, варваров, "грызущих сырые кожи", отчего-то отнеслась к этому преданию с неожиданной серьезностью. Михаил VII Дука писал киевскому князю Всеволоду, малоизвестному сыну и отцу знаменитых Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха:

"Наши государства оба имеют один корень и один источник… одни и те же самовидцы божественного таинства и вещатели провозгласили в них слово Евангелия".

"Самовидцем божественного таинства и вещателем", провозглашавшим Евангелие на землях грядущей Византии, был именно Андрей. Мы еще вернемся к загадке апостола Андрея и его странного путешествия, пока же заметим — его относили к основателям Русского христианства с ХI века самое позднее; но относили совершенно безосновательно.

Вслед за ним следует длиннейший перерыв. Нельзя же всерьез воспринимать риторические восклицания христиан умирающего Рима, что, мол, "снега Скифии пылают огнем истинной веры". Что это за "Скифия"? Так могли называть и племена Средней Азии, и скандинавов, и любой народ на огромном пространстве между ними. И ежели "снега Скифии" так уж воспылали — где имена проповедников, где имена обращенных? Где хоть какая-нибудь конкретика, хоть что-то, позволяющее сказать — да, речь идет именно о наших предках? Ничего внятного по этому поводу нам никто не сказал.

Существует восемь упоминаний о русском, именно русском христианстве до Владимира.

Первое: конец VIII столетия. Позволю себе напомнить — скандинавы еле-еле открыли соседнюю Британию. На Крымское побережье совершает набег "русский князь Бравлин из Новгорода". Обычно отвергают это сообщение жития Стефана Сурожского или пытаются отнести его к Неаполю Скифскому — мол, и Новгорода, как такового, тогда не было, и далековато пришлось бы от него идти войску. На оба эти сомнения можно дать исчерпывающий ответ: во-первых, как мы уже говорили, Новгородом ранее могли называть либо Рюриково городище, либо Старую Ладогу. Во-вторых, что касается расстояния — в конце Средневековья русские ушкуйники, повольники из Вятки и Новгорода ходили в поход до самого устья Волги. Ни суда ушкуйников, ни их оружие не отличалось так уж от таковых VIII века. Противником — или, скорее, добычей — русских удальцов стало могущественнейшее государство Восточной Европы того времени — Золотая Орда. Дело происходило еще до Куликова поля и битвы на Воже. Тем не менее, лихие молодцы-северяне прошлись по Волге, грабя и разоряя все на своем пути, и спокойно вернулись бы восвояси, не подстереги их на обратном пути свои же, русские костромичи, донельзя разъяренные отнюдь не братским поведением ушкуйников в их городе. Если такое могло произойти в XIV столетии, отчего подобного не могло случиться в VIII?

В Суроже, при попытке ограбить собор, приютивший мощи святого Стефана, князя Бравлина поразил тяжелейший приступ паралича. Испуганный князь согласился креститься и вернуть все, добытое в церквях, после чего исцелился. Так излагает эти события житие. Можно в них сомневаться, но дальнейшее вполне согласуется именно с таким поворотом событий.

Второе. 842 год. Наш старый знакомый, Ибн Хордадбег, пишет, что приезжающие в халифат русские купцы "выдают себя за христиан". Любопытно это "выдают" — подозрительный таможенник явно не верил в христианство дальних гостей. Дело в том, что христиане и иудеи в мусульманских странах платили особый налог — джизию. Он был в несколько раз легче тех податей, которыми правоверные халифы и эмиры облагали язычников и зороастрийцев. Яростная вражда трех религий, берущих начало от откровения праотца Абрахама-Авраама-Ибрагима, была еще впереди. Мусульмане видели в христианах и иудеях едва ли не близких родичей, почти единоверцев, и уж во всяком случае — союзников против языческого мира. Ибн Хордадбег так и пишет — "выдают себя за христиан и платят джизию". Тут, право, не знаешь, кому верить. Могли и хитрые предтечи Садко прикинуться христианами, лишь бы заплатить подать поменьше. Мог и профессионально недоверчивый таможенник "перебдеть", усмотрев корыстный умысел в искреннем обращении вчерашних язычников.

Для нашей темы, собственно, оно не так и важно. Если купцы и мошенничали, за руку их на том никто не ловил, и власти халифата снисходительно собирали с них пресловутую джизию. А чтобы достоверно разыграть христиан перед бдительным налоговым ведомством, чиновники которого были прекрасно знакомы и с византийскими православными купцами, и с сирийскими несторианами, и с торговцами из монофизитской Армении, христианство надо было как минимум хорошо знать. А поскольку в Византию в это время едва добираются первые послы "народа Рос", а по Волжскому торговому пути нет ни одной христианской державы, остается предположить одно. Среди русов уже были христиане. И, право, легче предположить таковых в купцах, часто общавшихся с другими народами, и по необходимости более открытых чужим обычаям и богам. А сомнения араба отнести исключительно на счет его профессии.

Третье, нам уже знакомое. Кирилл-Константин в Корсуни видит Евангелие и Псалтырь "русьскими письмены". На этом долго останавливаться не будем. Явно "апостолу славян" повстречался кто-то из знакомых Ибн Хордадбегу русских купцов.

Четвертое. Патриарх Фотий говорит об обращении "россов". Об этом чуть подробнее поговорим после. Пока скажем — история крайне загадочная. Позднейшее церковное предание говорит о буре, вызванной погружением в воды моря Покрова богородицы, разметавшей и устрашившей варваров. Мало того, что сам Фотий ничего об этом не упоминает — а должен бы был! Так и выглядит эта история донельзя недостоверно. Например, финнов считали могучими колдунами, носящими в карманах завязанными в узелке штормы и бури. Слава этих повелителей погоды докатилась даже до Англии. Ну и что? И славяне, и норманны ничуть не боялись ходить в походы на этих грозных колдунов, а к их святилищам относились, как к своим банкам, откуда в любое время можно взять любое количество ценных вещей. То есть к религии финнов относились без малейшего уважения и совсем не собирались ее принимать. Вообще, варяжских мореходов, не говоря уж о норманнах, просто невозможно было так уж напугать бурей.

Пятое. Константин Багрянородный упоминает о крещении "россов" при следующем после Фотия патриархе — Игнатии. В это же время создается "митрополия(!) Россика".