Девушка в крапиве и цветах - Юрий Анатольевич Черчинский

слёзы. Спрятал бутылку водки в карман штанов. С трудом надел соскочившую с ноги калошу, шатаясь, опираясь на руки, поднялся и пошёл вдоль улицы.

Из открытых дверей кафе вкусно пахло пловом, лепёшками. Брагин сел на скамейку. Вспомнил, как в этом кафе играли свадьбу с Валентиной.

– Я любил её, а она вон как? – прошептал слюнявым ртом Брагин.

Подъехал чёрный «Вольво». Из машины вышел Круглов, пикнула сигнализация. Не замечая пьяного Брагина, вошёл в кафе. Брагин сквозь большое французское окно увидел, как рядом с Кругловым запорхала бабочкой девушка-официантка в короткой белой юбочке и белой кофточке.

– Убью, гада! – прорычал Брагин, вытащил из урны рядом со скамейкой осколок стекла от бутылки, но почувствовал, как крепко схватили за руку. Поднял красные глаза. Над ним стоял Ванька-дурачок.

– Пошли, я тебя до дома провожу, – сказал Ваня Меньшов.

– Я убью его! – пытался вырваться Брагин.

– Тебе домой надо, – по-доброму, сочувственно произнёс Меньшов. Ростом, телосложением, он напоминал подростка-восьмиклассника. Но длинные руки – жилистые, с крупными синими венами крепко держали Брагина, как куклу. Старушки, старики, купив машину берёзовых чурок – так дешевле, чем колотые, часто просили Ивана наколоть дров, перетаскать их во двор. Меньшов с охотой соглашался. Жили вдвоем с матерью. Она получает пенсию по инвалидности. Часто болеет. Деньги всегда нужны. А местная детвора, подкараулив Ваньку после работы, вела его в магазин и выпрашивала конфеты, вафли, газировку. Старушки у магазина отгоняли ребятню, но Ванька покупал на всех, каждого угощал. Работал кочегаром в районной котельной. Не хотели брать – дело ответственное, кто знает, что там, у дурочка, на уме. Но мужики напились, чуть не разморозили теплотрассу, батареи. Ваньку взяли и не пожалели. Трудолюбивый, не пьёт. Всё делает, как положено.

– Ты погоди, посади меня вот здесь на скамейку, – попросил Брагин. – Мутит меня что-то. На душе тошно.

– Водку пить не надо. От неё зло, – сказал Меньшов и посадил Брагина на скамейку. – Отец пил. Ехали на машине. Перевернулись. Отец погиб. Мать – калека. Я головой ударился.

– С горя пью. Жена мне изменяет. Этого гада до сих пор любит. Что за любовь у неё такая собачья? Как влюбилась в него в старших классах, так и любит.

– Любовь – не зло, – ответил Меньшов. – Девушки – они чистые, святые. Они для добра рождаются.

– Святые!? – рассмеялся Брагин. – Да, что ты – дурачок, понимаешь?

– Понимаю. К Саше Тихонину девушка приехала. Я шёл по улице. Она стояла в окне. Вокруг неё всё серебрилось. Светлая и чистая!

– Да твою чистую Котов к себе на водопад возил, – рассмеялся Брагин и передразнил: – Чистая, святая!

– Она чистая, – Меньшом сжал губы. На лице выступили скулы. Но голубые глаза сияли прозрачностью, словно видели то, что видеть не всем дано.

– Да пацаны говорили…

– Не говори злое, – прервал Меньшов. – Катю облили грязью. Она очистится. Валю, твою жену, облили грязью. Плохие, грязные люди, всех обливают грязью. Не терпят чистое, светлое.

– Дурак ты, – усмехнулся Брагин. – Потому для тебя вокруг счастье. Нет его! Понял? Нет!

– Есть. Вот ты пьёшь, зла жене, дочери, людям желаешь, потому и не видишь счастья.

– А-а-а! – махнул рукой Брагин, – что с тобой разговаривать. – Вот возьму вилы, поймаю Вальку с Кругловым и будет им счастье!

– Это не ты хочешь. Это зло в тебе говорит. Толкает на злые дела. Но от зла можно очиститься. Чистое сделает чистым.

Меньшов подхватил Брагина и повёл пьяного домой. Уложил спать во времянку на овчинный тулуп, наброшенный на панцирную скрипучую кровать. Из открытого окна тянуло прохладным ветерком. Пахло яблоками. В углу, в паутине, паук обматывал паутиной большую зелёную муху.

Брагин проснулся под вечер. Голова болела. Во рту было сухо, кисло. Язык с трудом ворочался, как наждачная бумага тёр зубы. Сунул руку в карман. Руки задрожали от радости – пальцы нащупали бутылку водки. Сорвал пробку и засунул горлышко в рот. Забулькало. Кадык заходил вверх, вниз, вверх, вниз. Глаза наполнялись туманом.

За воротами остановился автомобиль. Брагин выглянул в окно. Но ничего не увидел. Мешали кусты жимолости. Брагин подтянул штаны, вымыл лицо в оцинкованном тазике с водой. Вытер фартуком. Фартук висел на дверном косяке, на гвозде, на котором висела и подкова – старая, ржавая, но как талисман на счастье.

Брагин прислушался – голоса показались ему знакомыми, тихими, далёкими, но знакомыми. Он прошёл вдоль забора мимо кустов смородины, наклонился и заглянул в дырку от выпавшего сучка в доске забора. Увидел чёрную иномарку. Рядом, опираясь на дверцу, стоял Круглов. В блестящих, лакированных туфлях, чёрных наглаженных брюках, белой рубашке. Даже за три метра чувствовался запах дорогих духов. А рядом! В белом платье, в белых босоножках! Радостная, весёлая! Брагин передёрнулся от злости. Руки задрожали. Он оглянулся и увидел вилы, воткнутые в кучу навоза у коровника. Схватил вилы и побежал на улицу.

– Ты! Ты… – закричал Брагин, наставив вилы на Валентину. – Вырядилась! Тварь!

– Дай сюда! – Круглов надвинулся на Брагина, вырвал у него вилы из рук и забросил в огород. – Если ты ещё раз тронешь Валентину – я тебя живым на кладбище закопаю. Ты меня знаешь.

Круглов сел в машину, мотор рассержено заревел. Брагин вытер лицо от пыли, не отрывая взгляда от «Вольво», пока машина не скрылась за поворотом.

– Я борщ сварила, на плите, – сказала Валентина. – Я за Варей – в садик. Зайду в магазин – хлеба куплю.

– Сигареты купил, – буркнул Брагин: «Пошла, пошла, задом завиляла. Сучка!»

Брагин нашёл вилы, с силой вонзил их в забор. Ударил кулаком. Разбил в кровь казанки, облизал кровь языком. До сих пор он видел глаза Круглова и страх колол сердце – такой, действительно, убьёт, живьём закопает.

«Это я тебя закопаю!» – глаза Брагина налились кровью.

Брагин вздрогнул от резкого звонка. Но не встал с дивана. Показывали футбол.

Валентина сняла трубку, долго слушала, тяжело вздохнула:

– Хорошо. Я приду. Всё сделаю.

– Куда? – насторожился Брагин.

– Завклубом звонила, – ответила Валентина. – Завтра с утра проверка приезжает из края. Надо полы помыть, прибраться. Сегодня свадьбу проводили. Сын Кузьмина женился. На дочке начальника пожарки. Я Вареньку уложу и пойду. Часа на два. А ты за дочкой присматривай. Она ночью просыпаться стала.

Брагин не ответил. Валентина уложила дочку. Переоделась из халата в белое платье. Взяла из сеней вилы с жёлтой ручкой: после того, как однажды ночью она шла с работы из Клуба по парку, пристала пьяная компания. Были сильно пьяными, удалось убежать, только платье порвали.

– Зачем в белое платье вырядилась? – зло спросил Брагин. Перед глазами тут же возникло лицо Круглова с надменной улыбкой.

– А у меня что, другое платье есть? Это только осталось. Ты же вчера напился, все мои платья порвал.

– Что б ни таскалась! И сейчас никуда не пойдёшь! Договорились, да! Договорились с ним! Видел, как ты жопой перед