Чудесный нож - Филип Пулман

Через полчаса они были в квартире над кафе. Уилл нашёл банку консервированного молока, и кошка его с жадностью вылакала и принялась вылизывать свои раны.

Пантелеймон из любопытства стал котом, и сначала кошка ощетинилась с подозрением, но скоро поняла, что кем бы Пантелеймон не был, он ни настоящий кот, ни угроза для неё, и стала игнорировать его.

Лира с изумлением следила, как Уилл ухаживал за кошкой. Единственные животные, которых она видела в своём мире (за исключением панцирных медведей) были рабочей скотиной. Кошки содержались для того, чтобы в Джорданском колледже не было мышей, а не для того, чтобы их ласкали.

— Похоже, у неё сломан хвост, — сказал Уилл. — Не знаю, что с этим делать. Может быть, он сам выздоровеет. Я помажу ей ухо мёдом. Где-то я читал, что это антисептик…

Стало грязновато, но, по крайней мере, кошка была занята слизыванием мёда, и рана всё время очищалась.

— Ты уверен, что это та, которую ты видел? — спросила Лира.

— О да. И раз они так боятся кошек, их в этом мире не так много. Наверное, она не смогла найти дорогу назад.

— Они просто психи, — сказала Лира. — Они бы убили её. Никогда не видела таких детей.

— Я видел, — сказал Уилл.

Но его лицо было непроницаемо; ему не хотелось говорить об этом, и она не стала спрашивать. Она знала, что не спросит об этом даже алетиометр.

Она очень устала, и через некоторое время, легла в кровать и сразу заснула.

Чуть позже, когда кошка свернулась клубком и заснула, Уилл сделал чашку кофе, взял зелёный бювар и сел на балконе. Через окно проникало достаточно света, и ему хотелось просмотреть бумаги.

Их было немного. Как он и думал, это были письма, написанные чёрными чернилами на почтовой бумаге. Эти знаки были оставлены рукой человека, которого он так хотел найти; Уилл проводил и проводил по ним рукой, прижимал к лицу, пытаясь приблизится к сущности своего отца. Потом он начал читать.

Фэрбанкс, Аляска.

Среда, 19 июня, 1985 г.

Моя дорогая — обычная смесь эффективности и хаоса — все запасы здесь, но физик, гениальный болван по имени Нельсон, не договорился о доставке своих чёртовых зондов в горы — приходится сидеть сложа руки, пока он мечется в поисках транспорта. Но это значит, что у меня было время поговорить с одним товарищем, встреченным мной в прошлый раз, золотоискателем по имени Джейк Питерсен. Нашёл его в грязной пивнушке, и, под звуки бейсбольного матча по телевизору спросил его об аномалии. Он не хотел разговаривать там — отвёл меня в свою квартиру. Под действием бутылки Джек Дениелс он говорил довольно долго — сам аномалию не видел, но встречал эскимоса, который видел, и тот сказал, что это дверь в мир духов.

Они знали о ней веками; инициация шамана включала задачу пройти туда и принести какой-нибудь трофей — хотя некоторые так и не вернулись. Однако у Джейка оказалась карта этого района, и он отметил место, где по словам эскимоса находится аномалия. (На всякий случай: 69°02′11'' N, 157°12′19'' W, на вершине хребта Лукаут, одна-две мили к северу от реки Колвилл.) Потом мы перешли к другим арктическим легендам — норвежский корабль, плавающий без команды уже 60 лет и всё такое. Археологи — достойная команда, рвутся к работе, сдерживают нетерпенье с Нельсоном и его зондами. Никто из них об аномалии никогда не слышал, и, верь мне, я ничего менять не собираюсь. Нежно люблю вас обоих. Джонни.

Умиат, Аляска.

Суббота, 22 июня 1985.

Моя дорогая — хоть я его не назвал гениальным болваном, физик Нельсон не такой, и, если я не ошибаюсь, он сам ищет аномалию. Представляешь, задержка в Фэрбанкс была подстроена им! Зная, что остальная часть команды не захочет ждать без веской причины, такой, например, как отсутствие транспорта, он сам послал письмо и отменил машины, которые заказал. Я это случайно обнаружил, и уже хотел спросить, чем это он занимается, когда подслушал, как он говорит с кем-то по рации, описывая не что иное, как аномалию, вот только местоположения он не знал.

Потом я предложил ему выпить, сыграл в грубовато-сердечного солдата, старого северного матроса, в духе «есть больше на небесах и земле». Поддразнил его пределами науки — бился об заклад, что нельзя объяснить йети и т. д. — внимательно следил за ним. Потом выложил ему про аномалию — эскимосская легенда о двери в мир духов — невидимой — где-то возле хребта Лукаут, поверишь ли, там, куда мы идём. И, знаешь, его аж подбросило. Он точно знал, что я имею в виду. Я сделал вид что не заметил, и перешёл в ведьмам, рассказал ему историю о Заирском леопарде. Так что надеюсь, что он принял меня за суеверного болвана-военного. Но я прав, Элаина, — он тоже её ищёт. Вопрос в том, рассказать ему или нет? Надо разобраться в его игре. Нежно люблю вас всех, Джонни.

Бар Колвилл, Аляска

Понедельник, 24 июня 1985

Дорогая, я некоторое время не смогу тебе писать — это последний город перед холмами, хребтом Брукса. Археологи торопятся забраться наверх. Один товарищ убеждён, что найдёт доказательства существования гораздо более ранних поселений, чем ожидалось. Я спросил насколько ранних, и почему он так уверен. Он рассказал о каких-то резных бивнях нарвала которые он нашёл на предыдущих раскопках, датированных углеродным методом каким-то немыслимым веком, гораздо более ранних чем могло быть, да просто аномальных. Не странно ли будет, если они из моей аномалии, из другого мира? Кстати, об этом, — физик Нельсон теперь мой лучший приятель, подшучивает надо мной, намекает, что он знает, что я знаю, что он знает и т. д. А я притворяюсь грубым майором Перри, отважным парнем в критическом состоянии, и с небольшим количеством серого вещества. Но я знаю, что он ищет её.

Во-первых, хоть он и настоящий академик, его финансирует министерство обороны — я знаю их счета. Во-вторых, его так называемые зонды совсем не то, чем кажется.

Я посмотрел в ящик — антирадиационный костюм, если я хоть один видел. Странное дело, моя дорогая. Я буду держаться своего плана — довести археологов до места, и пойти самому на несколько дней искать аномалию. Ежели столкнусь с Нельсоном, бродящим у хребта Лукаут, буду действовать по обстоятельствам.

Позже. Мне сильно повезло. Я встретил эскимоса Матта Кигалика, друга Джейка Питерсена. Джейк сказал мне где найти его, но я даже не смел надеяться, что он там будет. Он сказал, что русские тоже ищут аномалию; он набрёл на одного человека в этом году, высоко в горах, и незаметно следил за ним пару дней, потому что понял, чем он занимается, и оказался прав — этот человек оказался русским шпионом. Больше он мне ничего не сказал; по-моему, он его убил. Но он описал мне аномалию. Это как дырка в воздухе, как окно. Смотришь сквозь него и видишь другой мир. Но найти его непросто, потому что эта часть другого мира выглядит так же, как и эта — камни, мох и так далее. Это на северной стороне маленького заливчика шагах в пятидесяти от высокой скалы в форме стоящего медведя, и точка, которую мне дал Джейк, не совсем точна — это ближе к 12'' N, чем к 11.

Пожелай мне удачи, моя дорогая. Я принесу тебе подарок из мира духов. Люблю тебя вечно, поцелуй за меня сына.

Джонни Уилл почувствовал, что у него звенит в ушах.

Его отец описал то же, что он сам нашёл под грабовыми деревьями. Он тоже нашёл окно — он даже использовал для него то же слово! Значит, Уилл на правильном пути.

И именно за эти охотился тот человек…. Значит это ещё и опасно.

Уилл был маленьким, когда было написано это письмо. Через несколько лет наступило то утро, когда он понял что его мать в страшной опасности, и ему надо было защищать её; и потом медленно, за несколько месяцев, пришло понимание, что опасность была внутри неё, и ему надо было ещё больше защищать её.

А теперь, внезапно, открытие, что всё-таки не вся опасность была вымышленной.

Кто-то действительно охотился за ней, за этими письмами, этой информацией.

Он не знал что это значило. Но он был очень счастлив, что у него было что разделить с отцом; что Джон Перри и его сын Уилл по отдельности обнаружили это странное явление. Когда они встретятся, они смогут поговорить об этом, и его отец будет горд, что Уилл пошёл по его стопам.

Ночь была очень тихой, и море было спокойно. Он сложил письма и уснул.

Глава шесть. Освещённые в полёте

— Грамман? — переспросил чернобородый мехоторговец. — Из Берлинской Академии?

Очень опрометчив. Я встретил его лет пять назад в северных Уралах. Я думал, он помер.

Сэм Кансино, старый знакомый, и техасец, как и Ли Скорсби, сидевший в пропахшем нафтой дымном баре Самирской гостиницы, опрокинул стакан обжигающе-холодной водки. Он придвинул тарелку с копчёной рыбой и чёрным хлебом поближе к Ли, и тот взял себе кусок и кивнул Сэму, чтобы тот продолжал.

— Он попался в капкан, который насторожил этот кретин Яковлев, — продолжил мехоторговец, — взрезал ногу до кости. А вместо того, чтобы воспользоваться нормальными лекарствами, настоял на том, чтобы использовать эту дрянь, которую применяют медведи — кровомох — какой-то вид лишайника, это не настоящий мох. Ну, так или иначе, а он лежал на санях попеременно ревя от боли и выкрикивая команды своим людям — они делали замеры со звёздами, и они должны были сделать всё правильно, а не то он бы по ним так прошёлся… ругаться он умел, как никто.