Летний остров - Кристин Ханна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я привезу.
— Я договорюсь с врачом о выписке. Нам придется пробираться тайком, возможно, через запасной выход. Важно, чтобы нас никто не выследил.
— Я возьму машину и заеду за тобой, скажем, в три часа.
— Устраивает?
— Да. Моя сумочка в шкафу. Возьми оттуда кредитные карточки. Если тебе что-то понадобится, пользуйся платиновой «визой». Я начерчу схему, как добраться до моей квартиры, и позвоню Кену — это наш привратник, он тебя впустит. И еще, Руби… возьми хороший автомобиль, ладно?
Руби попыталась улыбнуться. Похоже, ей придется трудно. Мать уже выставляет свои требования.
— Конечно, Нора, для тебя — только самое лучшее.
Она подошла к шкафу и вынула дорогую сумочку из натуральной кожи. Широкий ремешок удобно лег на плечо. Не оглядываясь, она направилась к двери. Ее остановил голос матери:
— Руби… спасибо.
Глава 6
Руби вошла в пентхаус матери и закрыла за собой дверь. В квартире было очень тихо и слегка пахло цветами. Она бросила куртку на сияющий мраморный пол рядом с причудливо украшенным столиком из камня и кованого железа, на котором стояла огромная ваза с розами. Пройдя в арку, Руби застыла. При виде удивительной комнаты у нее в прямом смысле захватило дух. Одна стена целиком, от пола до потолка, состояла из стекла, за которым открывался панорамный вид на бухту Эллиота.
Пол был выложен полированным мрамором, цвет которого представлял собой нечто среднее между белым и золотистым. Через каждую плиту проходили извилистые черные и зеленые прожилки. В гостиной резная деревянная мебель с парчовой обивкой стояла вокруг изящного кофейного столика со стеклянной столешницей на золоченых ножках. В углу помещался рояль «Стейнвей», его полированная крышка была заставлена фотографиями в золоченых рамках.
В другие комнаты вел тускло освещенный коридор. Руби увидела парадную столовую, современную кухню, домашний офис, в самом конце находилась хозяйская спальня. Здесь на окнах висели шелковые портьеры — серые, со стальным отливом, гармонирующие по цвету с шерстяным покрывалом на кровати. В спальню выходили двери двух гардеробных. Руби открыла первую, сразу же автоматически зажглись лампы, освещая два ряда костюмов и платьев, развешанных по цветам.
Руби потрогала одежду: шелка, кашемир, дорогая шерсть. Были видны ярлыки: Сент-Джон, Армани, Донна Каран.
Она с завистью вздохнула. «Так вот ради чего она на бросила», — мелькнула мысль, причиняя более острую боль, чем можно было ожидать.
Руби достала из кармана список и прочла: «Фен, бигуди, шорты, сарафаны, носки».
Казалось бы, самые обычные предметы, но в гардеробной Норы не было ни одной вещи, которая стоила бы меньше трехсот долларов.
Руби попятилась и закрыла за собой дверь, потом подошла к комоду розового дерева и выдвинула верхний ящик. Здесь лежало превосходное белье, сложенное аккуратными стопками. Взяв несколько предметов, Руби открыла второй ящик и достала оттуда шорты и блузки с коротким рукавом. Сложив все это на кровать, она подошла ко второй гардеробной.
Здесь тоже свет зажегся автоматически, но одежда, которую Руби увидела, словно принадлежала другой женщине. Во второй гардеробной хранились поношенные брюки, мешковатые, полинявшие свитера, джинсы, настолько старые, что казались вне времени и моды. Здесь же нашлось несколько ярких сарафанов.
У Норы имелась одежда лишь двух типов: либо дорогая, дизайнерская, либо такая, в которой можно только ходить по дому и валяться на диване. Не было ничего, в чем можно было бы пойти на ленч с другом или в кино на дневной сеанс. Никакой одежды для реальной жизни.
Странно…
Руби стала снимать с плечиков сарафан. Когда она вынимала его из гардеробной, кружевная отделка подола за что-то зацепилась. Руби осторожно раздвинула остальную одежду и нагнулась посмотреть, что ей мешает. Оказалось, клапан картонной коробки. На бежевой стенке было красными чернилами написано: «Руби».
Сердце будто остановилось. Ей вдруг отчаянно захотелось выскочить наружу и захлопнуть за собой дверь. Что бы там ни было, в этой коробке, что бы мать ни хранила, подписав ее именем, все это не должно иметь для нее никакого значения.
Но Руби почему-то не могла двинуться с места. Она уронила сарафан на пол и опустилась на колени. Нырнув под вешалку с одеждой, она подтянула коробку к себе и открыла. Пальцы дрожали.
Внутри оказалось множество небольших коробочек в подарочной упаковке, некоторые — в рождественской, красно-зеленой, другие — в серебристой бумаге с воздушными шариками и свечами. Подарки ко дню рождения и Рождеству, поняла Руби. Она пересчитала коробочки. Двадцать одна. По два подарка за каждый год из одиннадцати, прошедших с тех пор, как Нора их бросила, за вычетом черного кашемирового свитера, который Кэролайн ухитрилась-таки вручить Руби. Подарки, которые Нора каждый год посылала Руби и которые та неизменно возвращала нераспечатанными.
— Бог мой… — выдохнула Руби.
Она взяла в руки одну коробочку. Подобно большинству остальных, она была маленькой, размером примерно с кредитную карточку и в полдюйма толщиной, упакованная как подарок ко дню рождения.
Бумага была гладкой на ощупь. Руби поднесла коробочку к лицу, внутри что-то звякнуло, и от этого звука у нее защемило сердце. Руби злилась на себя за эти совершенно бесполезные эмоции, но не могла от них избавиться. Она осторожно сняла обертку. У нее в руках оказался маленький белый футляр с логотипом ювелирного магазина. Она открыла крышку. Внутри на подложке из полупрозрачной бумаги лежал серебряный кулон в виде именинного пирога со свечками. Руби знала, что не должна его трогать, но не смогла удержаться. Она взяла в руки серебряную вещицу, ощущая тяжесть металла, и перевернула кулон. На обратной стороне была выгравирована надпись: «С 21-м днем рождения! С любовью, мама».
Кулон расплылся у нее перед глазами.
Руби не стала открывать другие коробочки, в этом не было необходимости. Она и так знала, что в них находятся браслеты, кулоны и брелоки, отмечающие собой годы, проведенные матерью и дочерью врозь.
Руби представила, как ее мать, тщательно одетая, с безукоризненным макияжем, переходит из одного магазина в другой в поисках идеального подарка. Вежливо разговаривая с: продавцами, она говорит им что-нибудь вроде: «Моей дочери сегодня исполняется двадцать один год. Мне нужно нечто особенное». Притворяется, что все нормально… что она не бросила своих детей в тот момент, когда они больше всего в ней нуждались.
При этой мысли Руби охватил гнев, а вместе с ним вернулось самообладание. Несколько побрякушек ничего не значат. Важно не то, что Нора пыталась Руби дать, а то, чего она ее лишила. Семнадцатилетие Руби не праздновали, этот день прошел еще незаметнее, чем другие. Родственники не собрались за большим кухонным столом, заваленным подарками. Те времена, те драгоценные моменты умерли, когда умерла их семья. И тот факт, что в картонной коробке в гардеробной спрятано несколько красиво упакованных подарков, ничего не меняет. Руби не желала, чтобы от этого что-то изменилось.