Игра в ложь. Я никогда не… - Шепард Сара

Щелк. Прожектора над их головами неожиданно погасли, и корт погрузился в чернильную темноту. Эмма вскрикнула.

– Все в порядке, – успокоил ее Итан, – просто вышло время аренды.

Он помог ей подняться и ощупью найти калитку; она проводила его до машины. Уже усевшись за руль и включив зажигание, он неожиданно высунул голову в окно и долго смотрел на нее, склонив голову.

– Спасибо, Саттон, – наконец произнес Итан.

– За что? – растерялась она.

Он неопределенно махнул рукой в сторону корта и черневшего над ним звездного неба.

– За все это.

Эмма улыбнулась, ожидая продолжения, но Итан нажал на газ, и машина плавно двинулась к выезду с парковки. В ночной тишине стало слышно, что водитель включил музыку – до Эммы донеслись первые аккорды «Светлячков», одной из самых любимых ее песен. Как только машина скрылась, она уселась прямо на теплый асфальт, глядя в темноту. Итан оказался первым нормальным человеком, которого она встретила за эти два дня. К сожалению, ему явно не было дела до Саттон.

Я не могла с ней согласиться. При взгляде со стороны становилось совершенно очевидно, что Итан играл в моей жизни какую-то важную роль, которую предпочитал не раскрывать до поры до времени.

14. Кое-что винтажное

Среда ознаменовалась для Эммы хорошей новостью. К середине дня все небо заволокли тяжелые грозовые тучи, поэтому после седьмого урока тренер Мэгги объявила по школьному радио, что тренировка отменяется. Эмма была настолько счастлива, что едва не бросилась обнимать стоящую неподалеку учительницу истории. После вечерней тренировки и неловкого столкновения с Итаном у Эммы отчаянно болели ноги.

Теперь же сразу после школы можно было вернуться домой. Эмма возилась с замком в шкафчике Саттон, когда кто-то обнял ее за талию. Обернувшись, она уткнулась носом прямо в букет тюльпанов, поверх которого сияло довольное лицо Гаррета.

– Поздравляю с почти наступившим днем рождения! – провозгласил он, а затем наклонился, чтобы поцеловать Эмму. От него пахло как в классе рисования – скипидаром, и Эмма вздрогнула, когда их губы соприкоснулись.

– Эй! А ну отойди от него! – завопила я. Как вы уже поняли, никто меня не услышал. Черт, это было тяжело! Я прекрасно понимала, что Эмма вынуждена вести себя так, будто она – это я. Но оказалось, что одного понимания мало, чтобы погасить вспыхнувшие во мне гнев и ревность. Гаррет больше не принадлежал мне, и ничто и никогда этого не изменит. В глубине души я надеялась, что сейчас он прервет поцелуй, отступит от Эммы, скрестит на груди руки и скажет: «Ты не Саттон!» Но этого, конечно, не произошло.

– Ты уже который день сама не своя. Я просто тебя не узнаю, – Гаррет наконец отстранился, поправляя рюкзак на плече.

Я округлила глаза. Да! Он все-таки заметил!

Эмма тоже пришла к этому выводу, но, прежде чем она смогла придумать ответ, Гаррет продолжил:

– Такое чувство, будто мы не виделись несколько недель. Предлагаю это исправить. Как насчет начос у Бланко?

– Что, прямо сейчас? – Эмма сделала вид, что заглядывает в шкафчик.

– Да, прямо сейчас, – Гаррет скрестил руки и вопросительно посмотрел на нее. – У тебя ведь сегодня нет тренировки? У меня тоже. И не бойся, одна тарелка начос на твоих боках точно не отложится. Впрочем, даже если отложится, я буду любить тебя еще больше.

Эмма хмыкнула. Нет, в предложении Гаррета ее смущало вовсе не это. Откуда он мог знать, что в прошлом году она участвовала в Битве едоков в Вегасе и заняла второе место? На первом оказалась миниатюрная японка, у которой в животе явно была черная дыра – другого объяснения тому, куда исчезали съеденные ею хот-доги, просто не существовало. Идти на свидание Эмме было… страшно. «Я буду любить тебя еще больше», – сказал он. Не поможет ли Гаррету любовь понять, что вместо Саттон перед ним совершенно другой человек?

– Я немного занята, – пробормотала она.

– Нам нужно поговорить, – Гаррет поймал ее руки и сжал в своих ладонях. – Я… поразмыслил над тем, что ты говорила… помнишь, прошлым летом? Наверное, ты была права.

– Правда? – неуверенно переспросила Эмма. Ей казалось, что Гаррет вдруг заговорил по-китайски. О чем это он? Весь день ей приходилось притворяться, что она понимает намеки окружающих, адресованные Саттон, и это ужасно выматывало.

Накануне поздно вечером она провела не один час за компьютером Саттон, пытаясь получить как можно больше информации о сестре: что ей нравилось, а что нет, как она себя вела… и, наконец, кому было выгодно ее убить. Саттон сохранила в браузере все пароли, и Эмма смогла зайти на страницу в Facebook под ее именем и еще раз перечитать записи на «стене», постепенно составляя представление о характере сестры, о ее прошлом и друзьях. Однако большая часть записей оказалась в открытом доступе – Эмма перечитала их еще раз. О Гаррете там тоже не нашлось ничего нового: Саттон исправно посещала все матчи с его участием, много общалась с его младшей сестрой Луизой и выбирала ему одежду. Не раз и не два на странице попадались записи вроде: «Футболку выбирала я! Что скажете? Хорошо сидит на моем пупсике?»

Первой моей реакцией было возмущение. Кто дал Эмме право судить меня? Но в глубине души завелся червячок сомнений: почему меня так сильно беспокоило, что носит Гаррет? В чем причина такой заботы: в желании видеть рядом с собой куклу, которую можно наряжать как угодно… или в стремлении контролировать все и вся?

Телефон Саттон тоже не очень-то помог Эмме. Она начала отвечать на звонки буквально на следующий день: аппарат просто разрывался, и было бы странно продолжать игнорировать это. Однако все сообщения в его памяти были удручающе однообразны: непонятные названия мест, где она встречалась с друзьями («Mi Nidito» в семь?), извинения за опоздания (Уже лечу, 10 мин.!) и обмен шутливыми оскорблениями с друзьями. Неудачница! писала Саттон Шарлотте. Та не оставалась в долгу: Сама дура!

В тот вечер, когда Эмма получила от сестры приглашение встретиться, звонков было всего пять. Лилианне, звонившей в 16.23, кто-то ответил, звонки от Лорел – 20.39 и Мадлен – 22.32, 22.45 и 22.59 – оказались пропущенными. Голосовая почта тоже была пустой.

Оставался еще ящик под столом, с наклейкой «Игра в Л.». Эмма обшарила всю комнату в поисках ключа, но ничего не нашла. Тогда она попыталась сбить навесной замочек каблуком туфли, используя его как молоток. Единственным результатом стало появление в дверях Лорел, которая поинтересовалась, что, черт возьми, здесь происходит. Ящик нужно было открыть… но как?

– Привет, детки! – из-за угла неожиданно появилась Мадлен, ловко втираясь между Эммой и Гарретом. – Что это вы задумали?

Наряд Мадлен нарушал все школьные правила: короткое зеленое платье, сетчатые черные колготки, яркий макияж.

– Пытаюсь уговорить Саттон сходить со мной поесть начос, – ответил ей Гаррет.

– Начос вредны для фигуры, – поморщилась Мадлен, беря Эмму за руку. – К тому же она занята. Мы идем по магазинам. Причем срочно. Мне жизненно необходимо что-нибудь новенькое.

– Но… – попытался возразить Гаррет, однако Мадлен не стала слушать и повела Эмму за собой.

– Извини, – пробормотала Эмма.

– На субботу все в силе? – крикнул он ей в спину. – Совместный ужин, помнишь?

– Да, конечно!

Рука об руку девушки шагали мимо ряда лабораторий. Двери кабинетов были открыты, и за ними виднелись большие белые столы, шкафчики, забитые стеклянными пробирками, и огромные, во всю стену, плакаты с таблицей Менделеева.

– Ничего, что я тебя увела? – спросила Мадлен. – Ты всегда говоришь, что подруги важнее парней, поэтому…

– Все в порядке. Гаррет меня просто душит вниманием, – искренне ответила Эмма.

– Такая уж у него сверхспособность, – хмыкнула Мадлен. – Вот что… Давай наперегонки!

Она бросилась бегом по коридору, Эмма припустила за подругой. Они выскочили под дождь и помчались через парковку к машине Мадлен – старой Нопйа Асига, с наклейкой на заднем стекле: танцующая балерина и надпись «Мафия “Лебединого озера”».