Ужасы: Последний пир Арлекина - Рэмси Кэмпбелл

— Вообще-то, у меня нет вопроса, я просто хотела указать вам на то, что подобное отношение ко всему — отношение, которое вы сегодня продемонстрировали во время вашей передачи, — в значительной степени привело к самой устрашающей перемене в этой стране за всю мою жизнь.

— Скажите, пожалуйста, что же это за перемена?

— За последние несколько лет практически во всех штатах были приняты законы, лишающие женщин права распоряжаться собственным телом. Аборт стал преступлением. Как будто наши тела теперь являются собственностью государства! Но не существует законов, запрещающих мужчинам делать с их телами то, что им угодно! Представьте свои чувства, если бы был принят закон, обязывающий вас сделать вазэктомию![22] Представьте, что вас арестовали за то, что вы не сделали обрезания! И если вы считаете, что аборт — преступление против морали, почему вы не можете хотя бы дать женщинам выбор? Почему вы не дадите им права совершить этот грех, если они чувствуют, что это необходимо?

— Вы закончили? — невозмутимо спросил он. — Это и есть ваш вопрос? Потому что в таком случае у меня имеется ответ.

— Да. Это мой вопрос.

— Прежде всего, все эти разговоры о вазэктомии и обрезании — дерьмо собачье, и я не буду мараться, отвечая на это. Ну хорошо. Вы и другие женщины считаете, что имеете право — неотчуждаемое право — делать со своим телом все, что вам угодно. Но я с этим не согласен и скажу почему. Вы когда-нибудь слышали о Джерри Льюисе?

— Конечно.

— Вы видели его телемарафон в пользу больных мышечной дистрофией?

— Ну… да, видела.

— Хорошо. Вот перед вами человек, который совершил финансовые чудеса ради борьбы с мышечной дистрофией, и все же существуют дети, больные этой болезнью. У них есть на это право? Разве у них есть право стать калеками?

— Это самая…

— У меня есть право заболеть раком?

— Это самая…

— А у моего отца было право умереть от удара? А у моей матери было право на сердечный приступ? Но с ними это случилось, и сейчас они мертвы.

— Это, без сомнения, самая…

— Я хочу сказать, что наши тела на самом деле не являются нашей собственностью. Если уж говорить об этом, то мы не владеем ими. Но если мы не имеем права выбирать, болеть ли нам этими ужасными болезнями и смертельными недугами, какое право имеете вы убивать живое существо, растущее внутри вашего тела?

— Это самая смехотворная речь, которую я когда-либо слышала за всю свою…

— Спасибо за звонок, Дженис. А теперь Дэвид из Тусона, штат Аризона, ждет, чтобы поговорить с ведущим. Дэвид?

— Привет, Артур, так здорово поговорить с вами, дружище, правда.

— Спасибо!

— Я обожаю ваше шоу и считаю, что наша страна нуждается в таких людях, как вы, которые не боятся говорить обо всем так, как оно есть. Я хочу сказать, что сыт по горло этими, ну, всеми этими либеральными ведущими ток-шоу, которые… думают, что всей этой чертовой страной должна управлять кучка педиков-коммунистов, которые… которые, гм… и, это самое, женщины! Они думают, представьте себе, что страной могут управлять женщины! То есть женщины вроде той, которая была у вас сегодня… как там ее? Та, которая ненавидит мужчин?

— Мелисса Картрайт.

— Ага, как будто женщины вроде нее могут управлять чертовой страной, то есть… не надо вешать мне лапшу на уши, ладно?

Энди самодовольно ухмыльнулся. Дэвид явно не блистал интеллектом, но он был типичным слушателем — другом, не противником, — и ему надо было дать зеленый свет.

— Вы совершенно правы, Дэвид. Вы держите руку на пульсе Америки, и я ценю ваш звонок. Пол из Андерсона, штат Калифорния, с чем вы звоните?

— Я слышал, вы получали угрозы убийства.

— Простите?

— Насколько я понимаю, вам угрожали смертью.

Это была правда; он до сих пор получал весьма неприятные письма. Но псевдоним и анонимность работы на радио защищали его.

— Да, это так. Существуют люди, которым не нравится то, что я делаю, и которые готовы убить меня за это. А что, вы один из них?

— А это вас волнует?

— Конечно, это меня волнует. Антиамериканские сумасшедшие, которые хотят убить меня за то, что я делаю? Разумеется, это волнует меня.

— Мне кажется, что вам не стоит тревожиться.

— Почему же, сэр?

— Потому что я не думаю, что вас убьют за то, что вы делаете. Я думаю, вас убьют за то, кем вы являетесь.

Волосы на затылке у Энди зашевелились, и он дрожащей рукой нажал на кнопку:

— Спокойной ночи, сэр, и не забывайте вовремя принимать свои лекарства. — Он тяжело вздохнул в микрофон. — Сегодня случайно не полнолуние, Таня?

Она засмеялась за своим стеклом.

— Таня, как вы знаете, мой исключительно талантливый продюсер, красавица и прекрасный человек. Понимаете? Вы видите, как хорошо я отношусь к женщинам? Итак, наш следующий звонок от женщины, и ее зовут Мэри. Как вы сегодня, Мэри?

— О… не слишком хорошо, Артур. — Говорила она тихо, дрожащим голосом, с придыханием.

Одна из его фанаток с личной проблемой. Артур поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.

— Во-первых, мне нужно, чтобы вы все рассказали, дорогая. Хорошо?

— Хо… рошо.

— А теперь расскажите мне, что случилось?

— Ну, я насчет своего парня. Он… он причинил мне сильную боль, Артур, и я просто не знаю…

— Физическую боль? Он ударил вас?

— О, нет-нет…

— Ну слава богу. Тогда в чем проблема, дорогая?

— Я не знаю. Я подумала, что вы сможете мне помочь. Я каждый день слушаю вашу передачу, и вы такой умный, такой… мудрый, вы знаете жизнь.

— Точно. Итак, чем я могу вам помочь?

— Ну, понимаете, я просто хочу, чтобы он впустил меня в свою жизнь. И позволил мне впустить его в мою жизнь, понимаете?

Энди взглянул на Таню и повращал глазами.

— Я хочу сказать, что на самом деле у нас нет ничего общего, понимаете?

— Вы спите вместе?

— Да.

— По-моему, это и называется иметь нечто общее.

— Ну да, но… но… ну, все дело в мелочах. Важных мелочах. Я ничего о нем не знаю — о его жизни, его прошлом. Понимаете, я об этих мелочах, которые сближают людей. А он не хочет ничего знать обо мне. Ну, вроде того, чего я хочу в этой жизни, и то, через что мне пришлось пройти… Ну, то есть… примерно полтора года назад, когда я лежала в… в больнице.

— Вот как? Надеюсь, ничего серьезного?

— Ну, у меня были кое-какие, э, ну, кое-какие проблемы с нервами. Это была не… не обычная больница. Э-э… это была… была…

— Вы лежали в психушке, Мэри? Вы это хотите сказать? Ну давайте, признавайтесь.

Она хихикнула:

— Ну да. Точно.

— Ну что ж, у вас в мозгах на какое-то время случилось короткое замыкание. И как вы теперь?

— Я… ну, я… — Она пару раз шмыгнула носом. — Мне уже лучше. Ну, в общем, мне кажется, как будто он ничего не… чувствует. Ну, вы понимаете. Как будто у него нет настоящих эмоций. И еще я думаю, что я у него не одна.

— Ого, ну-ка, ну-ка, не вешайте трубку. Вы хотите сказать, что этот парень — ваш бойфренд и что он спит с другими женщинами?

— Ага.

— Ну что ж, милочка, вы ведь слушали меня несколько минут назад, когда я говорил, что некоторые парни заслуживают, чтобы им отрезали яйца?

— Ага.

— Ну так вот, этот клоун кажется мне первым кандидатом на кастрацию. Почему бы вам не отрезать яйца этому вшивому ублюдку и не запихнуть их в его лживую глотку? И скажите ему: Артур Колтон-младший считает, что он этого заслуживает.

Таня за стеклом ухмыльнулась и двумя пальцами сделала движение, будто щелкает ножницами.

— Марта ждет уже несколько минут. Давайте, Марта, вы в эфире.

— Привет, Артур, дорогой. — Пожилая женщина. — Боже мой, я так долго вас слушаю, что кажется, будто я знаю вас лично. — Она повторяла это каждый раз. — Я позвонила рассказать вам, что мой сын получил ту работу, насчет которой я вам говорила несколько недель назад.

«Боже мой», — подумал Артур.

— О, правда? — спросил он.

— Да! Сейчас они с женой переезжают в Нью-Джерси, где находится главный завод компании. Единственная проблема в том, что они не могут взять с собой собак, и дети очень расстроены.

— О, это ужасно. — Он забарабанил пальцами по пульту.

— Кстати, о собаках: мой Пуки с каждым днем все крупнее и крупнее. Помните, это такса, которую я завела месяц назад?

— М-м-м…

— Так вот, он такой умница, и…

— Берегите себя, Марта, поговорим с вами через неделю. Кейт из Прово, штат Юта.

— Какое право вы имеете, приятель, какое вы имеете право не давать людям высказаться? Вы говорите о свободе слова, но вы затыкаете людей, как будто это вещи. Вы кем себя возомнили? Какое вы имеете право?

— Ну, может, права у меня и нет, зато есть кнопка, которую я собираюсь нажать… прямо… сейчас. Ланкастер, штат Пенсильвания, вы в эфире.