Штамм Закат - Чак Хоган

Джексон мог узнать работу Линялы где угодно. Правда, это, сегодняшнее изображение не выдерживало сравне­ния с его обычными граффити и больше походило на ско­ропись бомбера, однако тонкие дуги и точные пропорции рисунка безошибочно выдавали автора.

Этот тип шлялся по всему городу, иногда за одну ночь его граффити появлялись в самых разных местах. Как та­кое возможно?

Эрик Джексон был сотрудником специального подраз­деления Полицейского управления Нью-Йорка — общего­родской оперативной группы по борьбе с вандализмом. В его задачу входило выслеживать вандалов и пресекать их действия. К тем правилам Полицейского управления, кото­рые предусматривали наказание за рисование на улицах, он относился как к святому писанию. Даже самые красочные, хорошо прорисованные граффити представляли собой пу­бличное оскорбление общественного порядка. И служили приглашением другим рисовальщикам расценивать город­скую среду как свои угодья, где можно делать все, что душе угодно. Свобода самовыражения всегда была знаменем для разного рода негодяев, но ведь разбрасывание мусора — тоже своего рода акт самовыражения, однако за это вполне можно угодить в каталажку, здесь правила жесткие, и пока еще их никто не отменил. Порядок — вещь хрупкая; чуть что — хаос всегда рядом, буквально в двух шагах.

Сейчас в городе это особенно бросалось в глаза, за до­казательствами не нужно было далеко ходить.

Беспорядки охватили целые кварталы в Южном Бронк­се. Хуже всего было по ночам. Джексон постоянно ждал звонка от капитана — звонка, который побудил бы его на­деть старую форму и выехать на патрулирование улиц. Од­нако звонков не было. От капитана вообще не было слышно ни слова. Да и полицейская волна в основном молчала, ког­да бы Джексон ни включал радио в своей машине. Поэтому он просто продолжал делать то, за что ему платили деньги.

Губернатор никак не реагировал на просьбы призвать на помощь населению национальную гвардию, но ведь он был всего-навсего парнем, сидящим в Олбани1, которого более всего беспокоило собственное политическое буду­щее. Ну хорошо, допустим, в Ираке и Афганистане по-прежнему остаются большие воинские контингенты, поэ­тому национальная гвардия малочисленна и недоуком-плектована, но все же... Глядя на черные дымы в далеком небе, Джексон подумал, что сейчас никакая помощь не была бы лишней.

Джексон имел дело с вандалами во всех пяти районах Нью-Йорка, однако ни один из них не бомбил фасады го­рода столь обильно, как Линяла. Этот тип был просто по­всюду. Должно быть, днем он отсыпается, а всю ночь на­пролет метит стены своими граффити. Ему сейчас должно быть пятнадцать, максимум шестнадцать, а своей ерундой он начал заниматься лет примерно с двенадцати. Как раз в этом возрасте большинство райтеров и начинают свою деятельность — развлекаются в школах, разрисовывают по­чтовые ящики, ну и так далее. На снимках, сделанных ка­мерами наблюдения, лицо Линялы всегда было плохо раз­личимо — обычно он низко нахлобучивал свою бейсболку с эмблемой «Янкиз», поверх которой обязательно был на­тянут капюшон плотной фуфайки, а порой и вовсе разгу­ливал в маске-респираторе. Экипировка Линялы мало чем отличалась от обмундирования других райтеров: широкие свободные штаны со множеством карманов, рюкзак с бал­лонами (краска обычно — «Крилон»), высокие крепкие кроссовки.

Большинство вандалов предпочитали работать группа­ми, но только не Линяла. Он стал своего рода молодежной легендой и, как казалось, совершенно безнаказанно пере­двигался по самым разным кварталам и окрестностям. Го­ворили, он всегда носил с собой целый набор ворованных мастер-ключей, включая универсальный ключ для откры­вания вагонов подземки. Его «куски» заслуживали уваже­ния. Типичный портрет молодого райтера таков: невысо­кое чувство собственного достоинства, жажда признания со стороны профессионалов, извращенное представление о славе. Никакая из этих характеристик к Линяле и близко не подходила. Его сигнатурой был не какой-нибудь тэг — обычно это кличка или повторяющийся мотив, — а стиль сам по себе. Бомбы Линялы просто выскакивали из стен. Джексон подозревал — и это подозрение, давно выйдя за рамки предчувствия, стало едва ли не предрешенной уве­ренностью, — что Линяла страдал навязчивым неврозом, а может быть, манифестировал синдром Аспергера, если не полномасштабный аутизм.

Джексон хорошо понимал это отчасти потому, что и сам страдал неврозом навязчивых состояний. Он таскал с со­бой специальный блокнот, посвященный Линяле, мало чем отличающийся от тех альбомов, которые были непре­менной принадлежностью райтеров, — обязательно в чер­ном переплете, на пружине, фирмы «Каше»: они заносили туда скетчи своих бомб. Джексон был членом особого от­ряда из пяти офицеров полиции, созданного в рамках их оперативной группы по борьбе с вандализмом, — этому от­ряду придумали название ПРИЗРАК: Подразделение Розы­ска И Задержания Радикальных Авторов Кусков. В обязан­ности ПРИЗРАКа входило поддержание и пополнение базы данных о злостных райтерах с перекрестными ссыл­ками на разнообразные тэги, скорописные и художествен­ные шрифты, блокбастеры, муралы и прочее; разумеется, все это с фотографиями и адресами. Люди, которые видят в граффити род «уличного искусства», обычно видят лишь ярко раскрашенные бомбы, выполненные в «диком сти­ле», либо буквы-«пузыри» на глухих стенах домов и вагонах подземки. Однако они не видят — или не хотят видеть — банды тэггеров, которые протравливают витрины магази­нов, соревнуясь за то, чтобы их «бомбинг» — весьма опас­ного характера — был замечен и должным образом оценен, либо — что гораздо чаще — метят таким образом террито­рию той или иной группировки, добиваясь признания соб­ственных подписей, а заодно наводя страх на всю округу.

Остальные четыре полицейских отряда ПРИЗРАК пе­рестали выходить на дежурства. В некоторых сообщениях по радио говорилось, что офицеры Полицейского управ­ления Нью-Йорка бегут из города, подобно тому, как по­лицейские Нового Орлеана драпали после удара урагана Катрина, но Джексон не мог в это поверить. Происходило что-то другое — что-то помимо этой страшной болезни, ко­торая распространялась по всем районам города. Если ты заболел, ты звонишь и докладываешь, что болен. Тогда тебе найдут подмену, и твоему напарнику не придется иша­чить за двоих. Эти заявочки насчет дезертирства и трусо­сти наносили Джексону просто-таки личное оскорбле­ние — все равно как кривожопая подпись какого-нибудь тэггера-неумехи на свежепокрашенной стене. Джексон скорее поверил бы в это говно насчет сумасшедших вампи­ров, о которых судачили люди, чем согласился бы с тем, что его ребята поджали хвосты и удрали в Джерси.

Он забрался в свою машину, лишенную опознаватель­ных знаков, и по безлюдной улице направился в Кони-Айленд. Джексон совершал такие поездки, по меньшей мере, три раза в неделю. В детстве этот парк развлечений был его любимейшим местом, вот только родители возили туда Эрика далеко не так часто, как ему хотелось бы. Пом­нится, он дал себе торжественное обещание, что, когда станет взрослым, будет приезжать в Кони-Айленд каждый божий день. Конечно, с этой клятвой давно пришлось рас­статься, и все же Джексон частенько заруливал сюда поо­бедать — просто чтобы все шло путем.

Как он и ожидал, променад был пуст. Осенний денек вы­дался отменно теплым и приятным, но с этой психованной эпидемией гриппа люди меньше всего думали о развлече­ниях. Джексон доехал до знаменитого «У Натана» и обна­ружил, что ресторан пуст, хотя и не заперт. Просто бро­шен. После школы Эрик работал здесь на раздаче хот-догов, поэтому, где что находится, он знал хорошо. Обо­гнув стойку, Джексон направился в кухню. Шуганув по до­роге двух крыс, он подошел к плите и протер ее поверх­ность. В морозильнике еще сохранялся холод. Джексон извлек оттуда две говяжьи сосиски, затем нашел булочки и жестянку с красным репчатым луком, обтянутую целло­фаном. Он любил репчатый лук, особенно ему нравилось, как кривились вандалы, когда, разбираясь с ними после обеда, он старательно дышал им в лицо.

Хот-доги согрелись быстро, и Джексон вышел из ресто­рана, чтобы поесть на солнышке. Американские горки, носившие здесь имя «Циклон», и «Колесо обозрения» были тихи и недвижны. В верхней части аттракционов, на ограждении, восседали чайки. К колесу обозрения подле­тела еще одна чайка, но в последний момент резко сверну­ла и стрелой унеслась прочь. Джексон присмотрелся и по­нял, что твари, сидевшие на верхушке аттракциона, вовсе не были чайками.

Там сидели крысы. Множество крыс. Они просто усеи­вали верхние контуры аттракционов. И даже пытались атаковать птиц. Что за чертовщина здесь творится?

Джексон прошел дальше по променаду, приблизился к одному из самых популярных аттракционов Кони-Айленда — «Подстрели урода». Поднявшись на платформу для стрельбы — она выдавалась вперед, образуя нечто вроде балкона, — и перегнувшись через стойку, Джексон увидел в глубине тира множество хлама: фрагменты заградитель­ных барьеров, заляпанные краской бочки, разнообразные головы манекенов, кегли из боулинга, выставленные на ржавых стеллажах для упражнений в стрельбе. На стойке, притороченные цепями, лежали шесть пейнтбольных ру­жей. Рядом стояла табличка с указанием цен, она же пред­лагала стрельбу по живой человеческой мишени.