Ягодное лето - Катажина Михаляк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На плакатах, которыми были увешаны стены детской Алека, мчались галопом по нескончаемым изумрудным лугам великолепные сивки, чудесные гнедые и демонические, черные как ночь, вороные. Изящные арабские скакуны, смешные, коротконогие тяжеловесы – Алек любил их всех. И поскольку лошади на плакатах были подписаны – знал их всех по имени.
Во время последних каникул мама устроила сыну сюрприз: они оба в июле поехали в Буковый Дворик и уже через неделю пребывания там могли неплохо держаться в седле и скакать верхом по окрестным лесам.
Алек был очарован, мама счастлива. Прощаясь с местными жителями перед отъездом, они обещали, что обязательно вернутся в следующем году.
Но этого не произошло.
В мае следующего года с Мартой связался директор одного из детских домов и обратился к ней с просьбой принять на обучение одного из неблагополучных подростков. Марта, у которой и своих хлопот был полон рот, хотела было уже ответить отказом, вежливым, но решительным, но когда услышала имя и фамилию мальчишки и его короткую биографию – тут же дала согласие.
И уже на следующие выходные Алек приехал в Буковый Дворик. Повзрослевший, похудевший, замкнутый. От общительного, румяного, смешливого мальчишки, каким он был год назад, не осталось и следа.
Марта сердечно его обняла. Раньше он обнял бы ее в ответ и обязательно поцеловал в щеку, а сейчас высвободился из ее объятий с явным неудовольствием.
Она это понимала.
– Пойдешь в конюшни? Наша новая инструктор как раз вернулась с прогулки и может с тобой позаниматься. Окей? Фирма дарит тебе индивидуальные занятия…
– Я ничего не хочу задаром, – буркнул он. – Я заплачу наличными.
– Наличные оставь на яблоки для Лизуна (так звали любимого коня Алека). Перед прогулкой почисти его и надень седло. Кто-нибудь из ребят тебе поможет.
Габрыся подъехала к конюшне и сползла аккуратно со спины коня, мечтая, как всегда, что когда-нибудь сможет соскочить на землю легко и красиво. Она взяла вожжи в одну руку и уже собиралась войти внутрь денника, ведя за собой коня, как вдруг услышала быстрые шаги и детский голос:
– Бинго! Как ты вырос!
Она с интересом выглянула из-за спины коня.
К ним бежал светловолосый, симпатичный парнишка – голубые глаза, с безграничной влюбленностью смотрящие на Бинго, горели радостью. И тут вдруг взгляд мальчика упал на Габрысю. И мальчик… остановился как вкопанный. Глаза его потемнели, губы скривились в гримасе ненависти, кулаки сжались сами собой.
– Это ты! – закричал в ярости. – Это ты! Ты… мерзкая, подлая женщина!
Габрыся онемела, а мальчик продолжал, стоя на месте, кричать ей в лицо:
– Ты… ты тварь! Ты… ты… ты убила мою маму!
У него затрясся подбородок, в глазах появились слезы:
– Чтоб тебе провалиться! Чтоб тебе сдохнуть – причем долгой и мучительной смертью!
Выкрикнув эти слова, он развернулся и побрел прочь.
Габриэла постояла еще немножко, словно жена Лота, а потом бросилась за мальчишкой в погоню, хотя он и не убегал.
– Мальчик, мальчик, постой! Стой! Что случилось? А кто такая… то есть кто была твоя мама? Кто-то из моих коней сбросил ее? Мальчик! Да мальчик же!
Она ковыляла за ним изо всех сил, стараясь догнать.
– Никакой конь ее не сбрасывал! И никакой конь ее никогда не обидел, потому что она была добрая и хорошая! Только такая подлюка, как ты, и такой мерзавец, как он, только вы могли…
Габриэла споткнулась и во весь рост растянулась на земле.
Мальчик уставился на нее в сомнении.
Как бы он ни злился, а помочь этой подлой калеке надо было.
Он неохотно приблизился к ней, потянул ее за руку, помогая подняться.
– Ты расскажи, что случилось, – попросила Габриэла умоляюще. – Я и понятия не имела, что из-за меня кто-то…
– Умер, – отрезал он. – После того как ты меня у нее отобрала – она умерла.
– Умер… после того как я тебя…
Габриэла смотрела на мальчика ошарашенным, непонимающим взглядом.
– Но… я тебя не знаю, мальчик. Я тебя первый раз в жизни вижу.
– Ну и зачем ты врешь? – снова разозлился он. – Хочешь себя выгородить? А надо было думать там, в суде, и понимать, что моя мама этого не переживет!
Он хотел снова уйти, но Габриэла схватила его за руку:
– Да в каком суде? – воскликнула она с отчаянием. – Я в жизни ни в каком суде не бывала!
Алек посмотрел на нее внимательно:
– Ты не… адвокат?
– Адвокат? Да никогда в жизни! Я, слава богу, дрессировщица лошадей!
Через полчаса в полном согласии они ехали бок о бок верхом, летний ветерок обвевал им лица, а луг тонул в зелени и солнечном свете.
– …и вот меня выволокли из этого суда. Тогда я в последний раз видел маму.
Алек замолчал.
Габрыся протянула руку, взяла ладонь мальчика и молча, без слов, стиснула ее. Потому что разве можно какими-нибудь словами утешить того, кто потерял самого любимого на свете человека?
– Через два дня приехала бабушка, мама мамы. И, рыдая, рассказала, что мама умерла во сне. Заснула – и не проснулась. У нее просто сердце разорвалось от тоски, от ужаса, что она меня потеряла, понимаешь, тетя?
Габрыся кивнула.
– Я сначала тоже хотел умереть, но мне не дал этот… этот… ну, ты знаешь кто. Я плакал и плакал, как баба или как маленький.
Как будто он не был маленьким…
– А когда я больше не мог уже плакать – я решил стать плохим. Ужасным. Я стал ему во всем перечить, грубил, перестал учиться и начал драться с ребятами в классе. И во дворе. Я стал самым невыносимым ребенком на свете. А он напивался и бил меня. Сначала осторожно – так, чтобы следов не оставалось. Но потом я его так достал, что он уже перестал сдерживаться. И после очередного избиения, с разбитым лицом и синяками, я побежал в полицию. В полиции со мной хорошо обошлись, отвезли меня в больницу сразу. Я там показал все свои синяки, даже те, которые у меня были не от него, а от драк с ребятами, но все равно от него-то у меня синяков больше было, и больше меня к нему не вернули. И хорошо! Прямо из полиции меня отвезли в приют, и там уже было совсем не так здорово, как в полиции, потому что ребята были злые. А потом меня отправили в детский дом. В целом – не самое худшее место. И уж точно лучше, чем его дом.
Габриэла слушала это бесхитростное повествование, и сердце ее сжималось. И она благодарила Господа и всех святых за то, что тетя Стефания спасла ее от такой вот судьбы.
– Но ему было мало, что он отобрал меня у мамы и тем самым ее убил. Он решил забрать меня из детского дома. Так я сбежал. Когда он должен был прийти меня навещать – я дал ходу. А потом к директору со слезами пришел, что он хочет меня забрать. И так каждый раз – доныне. Но директор ко мне хорошо относится, так что «этому» не так легко будет меня забрать. Нет. Директор вот придумал для меня вот эти занятия с лошадьми в выходные, чтобы «этот» не застал меня в детском доме, когда приедет опять меня навещать. Понимаешь, тетя?