Дорогие гости - Сара Уотерс

Еще пара минут – и вот он, дом. Фрэнсис открыла калитку, отперла переднюю дверь. Они вместе поднялись по лестнице, миссис Барбер зевала на ходу.

– Меня разморило на солнце, в сон клонит. Вы сейчас чем будете заниматься, мисс Рэй?

– Мне надо позаботиться об ужине для матери.

– А мне – об ужине для Лена. Ах, если бы еда готовилась сама собой! А полы, ковры и посуда сами собой подметались, чистились и мылись! Хорошо бы мистер Эйнштейн изобрел машину для помощи по хозяйству, правда? Вместо того чтобы писать всякую заумь про время, пространство и прочее, которую все равно никто не понимает. Могу поспорить, я точно знаю, что думает об этом миссис Эйнштейн.

Говоря это, миссис Барбер повесила зонтик на вешалку и стала стягивать перчатки, палец за пальцем.

Однако, сняв обе перчатки, она помедлила с ними в руке. Они с Фрэнсис посмотрели друг на друга.

– Мне очень понравилась наша прогулка, – сказала Фрэнсис.

– Мне тоже, мисс Рэй.

– Можем повторить как-нибудь.

– О, я с удовольствием.

– В таком случае… если вы не против, конечно… можете называть меня Фрэнсис.

Миссис Барбер казалась польщенной.

– И это тоже – с удовольствием!

– А как мне вас называть? Если вы предпочитаете обращение «миссис Барбер» – так тому и быть.

– Ах, нет, не надо! Терпеть не могу это имя, всегда терпеть не могла! Оно словно с игральной карты в «счастливой семейке», вам не кажется? Вы можете называть меня Лил, как мои сестры… хотя нет, лучше не надо. Лен говорит, «Лил» звучит как имя какой-нибудь официантки. Сам он зовет меня Лили.

– Лили, Лил… А что, если Лилиана?

– Лилиана? – Она удивленно похлопала глазами. – Так меня никто не называет.

– Ну, мне и хотелось бы называть вас так, как никто больше не называет.

– Да? А почему?

– Сама не знаю. Но это красивое имя. И оно вам замечательно подходит.

Последние слова на самом деле были обычной любезностью. А чем еще они могли быть в таких обстоятельствах? Но Фрэнсис и миссис Барбер стояли совсем рядом, на полутемной лестничной площадке, и в тишине, наступившей после этих слов, между ними двумя опять произошло что-то, какая-то неуловимая алхимическая реакция… И опять миссис Барбер будто бы заколебалась на мгновение. Но потом улыбнулась и слегка наклонила голову. Такое впечатление, подумала Фрэнсис, что на любой комплимент, даже исходящий от женщины, она не может отозваться иначе, чем просто принять его, впитать, вобрать в себя.

– Какая вы забавная, мисс Рэй, – тихо произнесла миссис Барбер. – Да, конечно, называйте меня Лилиана.

И на этом они расстались.

За ужином мать поинтересовалась, как прошла сегодняшняя прогулка, и Фрэнсис ответила, мол, очень славно. Они с миссис Барбер полюбовались цветами. И вообще, с удовольствием размяли ноги… Вдаваться в подробности она не собиралась. Но через несколько минут вдруг поймала себя на том, что говорит:

– Знаешь, я даже начинаю жалеть миссис Барбер. Она сегодня кое-что рассказала о своем браке – и он не самый счастливый, похоже.

Мать подняла глаза от тарелки:

– Неужели прямо так и сказала?

– Ну, не дословно.

– Хотелось бы надеяться. Ведь вы с ней едва знакомы.

– Но все же у меня сложилось такое впечатление.

– Вряд ли они с мистером Барбером очень уж несчастливы. Я только и слышу, как они смеются. Наверное, они немного повздорили вчера и уже завтра помирятся.

– Вполне возможно, – согласилась Фрэнсис. – Хотя… не знаю. Мне сдается, там что-то более серьезное, чем обычная ссора.

– Со стороны подобные вещи часто кажутся более серьезными, чем есть на самом деле, – сказала мать, уже более благодушно. – Даже мы с твоим отцом изредка поругивались… Но право же, Фрэнсис, нам не следует обсуждать чужие отношения. И если миссис Барбер еще когда-нибудь заведет с тобой такой разговор, ты уж постарайся сразу его пресечь, хорошо? – Она подцепила на вилку шпината и вдруг застыла, не донеся его до рта. – Надеюсь, ты с ней не откровенничала?

Фрэнсис пилила ножом кусок жилистой баранины.

– Ну разумеется – нет.

– Все-таки у нее такая родня…

– Мне кажется, миссис Барбер немного одинока. И она очень добрая. Она мне нравится. Да и как-никак мы с ней живем в одном доме. – Все еще продолжая орудовать ножом, Фрэнсис спокойно добавила: – Не вижу причин, почему бы нам с ней не быть друзьями.

Мать с сомнением нахмурилась, но промолчала. Баранина наконец поддалась. Фрэнсис добрую минуту жевала, потом проглотила, а потом заговорила на другую тему – и больше они о Барберах не вспоминали.

В любом случае, возможно, мать была права. Позже вечером, когда Фрэнсис чистила ножи и вилки в кухне, наверху заиграл патефон Барберов – модная танцевальная музыка, легкая и веселая. Какая бы ссора ни произошла между супругами, они уже явно уладили все разногласия. Патефон не смолкал с полчаса, одна мелодия сменялась другой, а последняя грампластинка под конец крутилась все медленнее и медленнее – уже не музыка, а тягучий вой, – поскольку подзавести проигрыватель было некому. Затем наступила тишина, которая почему-то бесила еще сильнее, чем джазовая дребедень. Фрэнсис легла спать, так больше и не увидев миссис Барбер, а на следующее утро, когда они столкнулись на лестничной площадке, обе заметно смутились. Несмотря на вчерашнюю договоренность называть друг друга по имени, они держались неловко и натянуто. Казалось, их дружба закончилась, еще даже толком не начавшись.

После полудня миссис Барбер вышла из дома, с хозяйственной сумкой на плече, и Фрэнсис, объятая смутным беспокойством, стала слоняться по комнатам. В город она сегодня не собиралась – но внезапно, в приступе решимости, переоделась, выскочила на улицу, села на автобус до Оксфорд-стрит и заявилась к Кристине. Кристина поинтересовалась, как они с матерью уживаются с Леном и Лил, и Фрэнсис ответила шутками про перенаселенный дом и очереди на помывку.

Следующим утром, когда мистер Барбер ушел на службу, а мать подстригала лавандовые кусты в заднем саду, Фрэнсис поднялась в свою спальню за мешком с грязным бельем. Выйдя из комнаты с мешком под мышкой, она бросила взгляд через лестничную площадку – и увидела миссис Барбер, которая сидела за столом в своей кухоньке и лущила горох в миску, одновременно читая библиотечную книгу. На ней было платье сливового цвета; волосы убраны под красный шелковый шарф, щекочущие концы которого лежали на шее сзади. Миссис Барбер потрошила стручки, ни на секунду не отрывая глаз от страниц. А поскольку при виде любого человека, поглощенного книгой, Фрэнсис всегда страшно хотелось узнать ее название, она спросила через всю площадку:

– Что вы читаете, Лилиана?

Имя наконец-то прозвучало совершенно естественно. Лилиана повернулась, моргнула и улыбнулась. Она открыла было рот, чтобы ответить, но потом просто подняла книгу, показывая корешок. Разумеется, с такого расстояния Фрэнсис ничего разглядеть не могла. Поэтому она подошла к самой двери кухоньки и тогда увидела вытисненное золотом название: «Анна Каренина».

– О! – воскликнула Фрэнсис, приятно удивленная, и шагнула вперед. Лилиана не сводила с нее глаз.

– Вы читали эту книгу?

– Это одна из моих любимых. Вы сейчас на каком месте?

– Ах, это ужасно. Там только что закончились скачки, и…

– Бедная лошадь.

– Да, бедная лошадь!

– Как ее звали? Имя какое-то несуразное. Мими?

– Фру-Фру.

– Фру-Фру, точно! Для русского уха, наверное, звучит эффектно.

– Читать последнюю сцену на скачках вообще невыносимо. И бедный Вронский… так произносится фамилия?

– По-моему – так. Да, бедный Вронский. Бедная Анна. Бедные все! Даже старый скучный Каренин. Я читала этот роман очень давно. А теперь мне захотелось перечитать, благодаря вам. Можно взглянуть?

Фрэнсис взяла протянутую ей книгу и принялась листать, предусмотрительно заложив пальцем страницу, где читала Лилиана.

– Княгиня Бетси… я уже и забыла, кто такая. Долли, Китти… А где сцена, когда Анна появляется на вокзале? Разве не в самом начале?

– О нет, чуть ли не в двадцатой главе.

– Вы уверены?

– Да. Давайте покажу.

Когда Лилиана забирала у нее книгу, их пальцы на миг соприкоснулись. С минуту она листала страницы, потом протянула книгу обратно. Да, вот она, сцена, которую Фрэнсис хорошо помнила, почти на сотой странице: Вронский отступает в сторону от двери вагона, чтобы пропустить Анну, выходящую на платформу московского вокзала.

Фрэнсис выдвинула стул и села. Она прочитала всю главу до конца, а Лилиана тем временем лущила горох. Вскоре их пальцы соприкоснулись еще раз, и еще, и еще – теперь уже над миской. Фрэнсис и Лилиан вместе потрошили стручки, живо обсуждая романы, поэмы, пьесы, любимых и нелюбимых авторов… День стоял теплый, и окно было открыто. Из сада доносилось щелканье секатора. Только когда щелканье прекратилось и стало слышно, как мать шаркает через двор обратно к дому, Фрэнсис неохотно поднялась со стула, взяла мешок с бельем и пошла вниз.