Под знаком розы и креста - Владимир Кузьмин

Мы задумались.

– Да уж, третий тип выходит, хоть и составлен из двух первых вперемешку, – пришла к выводу маменька.

Я выглянула за занавесь, привлеченная шумом. Мы проезжали мимо Мертвого переулка, в котором, невзирая на вечернее уже время, кипела жизнь. Каждый второй дом в нем либо ремонтировался, либо перестраивался, либо строился заново. Это купцы облюбовали себе местечко, где и скупали дома у разорившихся дворян и помещиков. Но переулок промелькнул, шум утих, а тут и мы свернули в Обухов переулок, где царила полнейшая тишь.

Двухэтажный белый домик с проходом во дворик в виде дуги, ранее принадлежавший княгине Девлет-Кильдеевой, стоял в ряду таких же домиков, ничем особым не выделяясь. Разве что штукатурка меньше облезла. Но главным отличием было то, что возле него стояло немало разных экипажей, похоже, курс теургии, магии и прочих оккультных наук пользовался спросом.

Нас встретили, провели в гардеробную, проводили во второй этаж, указали на свободные, ситчиком обитые креслица. Мы тихонько присели в ожидании начала представления.

Я осмотрелась и фыркнула себе под нос. Многие дамы скрывали свои лица вуалями, несколько мужчин были и вовсе в масках. Те же, кто не считал нужным прятать лица, смотрели на первых чуть высокомерно, мол, пришли встать на путь восхождения к истинам и посвящения таинствам, а прячутся. Мне же показались очень несерьезными и те, что прячутся и боятся, и те, что полагают себя храбрецами.

– Я, кажется, знаю вон ту маску, – шепнула маменька Кларе Карловне.

– Да тут полно знакомых, – отмахнулась та.

– Так отчего мы по улице ехали, скрываясь? – недоуменно спросила маменька.

– Я скрывалась от приличных людей, – фыркнула тетя Клара. – Ладно, не стану злословить, среди присутствующих тоже есть приличные люди. Но они меня здесь уже видели. О, начинается!

Целый рой слащавых, шуршащих шелками старух, беспрестанно что-то лепетавших, ввели в гостиную «магистра магии, теургии и оккультных наук». Магистр оказался старым очканчиком, был полуплешив, косоглаз, имел жиденькую бородку и подобие огрызков усов под носом. Пуговка на потрепанных штанишках была не застегнута.

Магистра тайных знаний усадили перед аудиторией, он благосклонно ее осмотрел и, не утруждая себя приветствиями, заговорил, жутко картавя.

То и дело мелькали незнакомые слова, но будь они знакомы, смысл я бы все равно не уловила. К тому же слишком часто становилось смешно от произносимых раз за разом фраз вроде: «Мы юди науки», «Не как пыйкий художник, а как чеаэк, тьезво гьяжу я на могодые искания», «я – стъуя теуйгии», «я – тайный учитель», «пожай теуйгии охватит всегенную», «я втигаю в души Индию, как истоик дгевних культуй». Наверное, было еще немало такого же смешного, но все запомнить было не в моих силах. Я и так сидела раскрасневшаяся от сдерживаемого смеха. Зато теософские старицы, что привели сюда тайного учителя, слушали, точно романс, песни о том, как «каталися волны любви до создания мигъа и как в тех катаниях мий созидался». На многих других лицах тоже старательно изображалось понимание, кое-кто пытался записывать, положив себе на колени блокноты.

– Чепчика не хватает, – вдруг шепнула маменька.

– Да для чего? – удивилась тетя Клара.

– Вышла бы замечательная бабушка-волк. То есть волк, переодетый бабушкой. Сидит, Красным Шапочкам сказку рассказывает. Глаза блестят, зубки щелкают, слюнки брызгают.

На нас стали коситься, и мы умолкли.

Дальше я слушать перестала, стало окончательно скучно, и я принялась разглядывать участников курса, лишь иногда слышала знакомые и полузнакомые фамилии: Маркс, Кант, Моммсен[42]. Видимо, «тайный учитель» ссылался на авторитетов. Наконец, тайный учитель и магистр закончил. Глянул вокруг и произнес: «Тэк!» Что это означало, мы не поняли, но остальная публика захлопала.

– Тот еще цирк! – сказала маменька, тоже сдержанно хлопая в ладоши. Я посчитала правильным к ней присоединиться, ведь нам нужно было заслужить благосклонность Мишеньки.

На подавляющее число вопросов магистр отвечал в том духе, что для понимания ответов вопрошающий должен прослушать весь его курс до конца, а покуда нету предмета для разговоров.

Пока публика расходилась, мы успели изрядно заскучать, хотя мне скучно было уже давно. Я бы, пожалуй, ушла, не стала бы задавать заготовленных вопросов, но было неудобно перед Кларой Карловной.

Дождавшись, когда магистра оставят в покое и, опередив стариц, собиравшихся его сопроводить в покои, Клара Карловна подошла к тайному учителю:

– Михаил Александрович, рада видеть вас в здравии.

Сперва Михаил Александрович сделал вид, что не узнает тетю Клару, но тут же передумал и сделал вид, что признал:

– И я вас, Клага Кагловна, хад видеть. Глаза подустали, не пгизнал поначалу.

– А господина Валентина Пискарева припомните? Вы с этим молодым человеком несколько раз весьма оживленно что-то обсуждали.

– Да-да! То есть нет. Не пьипомню. А что с ним?

– Убили!

Магистр поерзал в креслице и сказал невпопад:

– Сожалею, пьиятный был моодой человек.

– Ну раз вспомнили, не скажете ли нам, о чем беседы ваши были? Вдруг это прольет свет на его гибель.

– Въяд ли. Не умею пъедставить себе, чем тут способны помочь наши беседы о теуйгии.

Тут магистр предпринял попытку встать, но я, прежде отдав ведение разговора Кларе Карловне, сочла необходимым вмешаться.

– Михаил Александрович, уважаемый, – обратилась я к нему, – разве ж ваши беседы только этим и ограничились? Разве не просил вас господин Пискарев, используя ваши связи и знакомства, свести его с орденом розенкрейцеров?

– Помилуйте, о чем вы, судаыня! – воскликнул магистр и забегал глазами.

– Как хотите, Михаил Александрович, вы в полном праве не говорить нам ничего, – вполне любезно произнесла я, но продолжила с угрозой в голосе: – Но вот с тайной полицией вы совершенно зря об этих разговорах умолчали. Всего доброго и прощайте.

И пошла к выходу, вынудив тем Клару Карловну и маменьку последовать за мной. На выходе нас остановили и предложили оказать вспомоществование развитию оккультных наук.

– Ну я же говорила, что все как в цирке! – засмеялась маменька, доставая деньги.

Клара Карловна удивленно на нее глянула, но смолчала. И лишь уже в ландо спросила:

– Ира, а что ты там про цирк сказала?

– Есть такая старая история про цирк. Хозяин, видя, что сборы невелики, написал в афишах: вход на представление бесплатный. Публика набилась в невиданном числе. Посмотрели представление, собрались уходить, но на всех выходах, преграждая дорогу, стояли борцы и гимнасты, а на дверях оказались объявления: «Вход бесплатный. Выход пять рублей!»

– Смешно. Но пять рублей как-то дорого для цирка. – Клара Карловна то ли не поняла, что пять рублей названы просто так, раз рассказывалась байка, то ли так пошутила.

– А те пять рублей, что мы отдали этому убогому, – не дорого? – спросила маменька.

– И что у вас за семья? Шутите по поводу и без. Даша, отчего ты так грубо разговаривала с Михаилом Александровичем?

– Да, – присоединилась к ней маменька. – Он, положим, стоил этого, но ведь ты хотела от него что-то узнать. И грубость здесь была неуместна и могла послужить во вред.

– Простите, но я так поступила намеренно, – призналась я. – Еще как сюда ехали, и вы, тетя Клара, про этого Мишеньку рассказывали, я стала догадываться, что мы, если что-то и услышим от него, так это будет ложью. А как пришли и увидели всех этих дам в вуалях и мужчин в масках, так уверилась окончательно.

– Непонятно, при чем здесь эти вуали и маски? – удивилась тетя Клара.

– Лекция же была самая безобидная! – принялась объяснять я. – Просто оратор повествовал о неких тайных знаниях, о том, что они якобы существуют, сами же эти знания, если они и существуют, остались не высказанными ни единым словечком. Так от чего людям прятаться? Значит, им обещают нечто запретное, и они заранее этого боятся.

– Ну, так он всегда обещает запретное, – согласилась Клара Карловна. – Знает, что запретный плод сладок и что народу будет больше. А вот полиции он бы испугался врать.

– Раз Мишенька обещает запретное, то уж, конечно, он давно привлек к себе внимание полиции. Вряд ли серьезное. Но тем не менее, узнав, что Валентин Пискарев посещал этот курс, они обязаны были сюда зайти и если не допросить, то хотя бы расспросить. Так с чего бы ему нам врать, если он полиции уже всю правду рассказал? Выходит, солгал он им. Оттого и стушевался, как вы Пискарева упомянули. Но решил держаться уже сказанного. То есть ничего не говорить и нам.

– Пока логично. Но отчего ты решила, что Валентин интересовался у Мишеньки именно орденом розенкрейцеров?

– Может, и не этим орденом. Но он точно искал возможностей стать членом одного из тайных орденов. И уж сюда ходил не слушать всякую ерунду, а в надежде найти через «майистъа теуйгии», – передразнила я картавость Мишеньки, – нужных ему людей, тех, кто реально мог указать дорогу в орден.