Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Условия наших атак были теми же, что и в районе Геленджика, где мы изредка участвовали в атаках аэродромов и кораблей в одноименной бухте. Советы вскоре обнаружили наш аэродром в Белореченской и принялись бомбить его днем и ночью. Хотя материальная часть почти не пострадала, группа пикировщиков, в гостях у которой мы находились, получила серьезный удар. Во время одного из налетов был убит командир эскадры майор Ортхофер. Как раз в этот момент я сел и рулил по летному полю. Бомбы рвались справа и слева от моего самолета. Он получил множество осколочных попаданий и вышел из строя, однако я сам остался цел.

Генерал Пфлюгбейль,[3] который командовал силами Люфтваффе на Кавказе, часто бывал на нашем аэродроме. Именно он приказал нам перебазироваться дальше на восток на аэродром возле Терека. Здесь начиналось новое наступление, которое мы должны были поддерживать. Наши войска должны были двигаться в направлении Грозного и далее к Каспийскому морю. Когда мы перебазировались, наши танковые авангарды почти достигли Охотничьего. Мы полетели на новую базу в Солдатской через Георгиевский, Пятигорск и Минеральные Воды. Там мы могли полюбоваться величественными вершинами Эльбруса. В Минеральных Водах мы совершили посадку, чтобы немного отдохнуть. Здесь мы увидели целые сонмища мышей. Мыши были повсюду: в соломенных тюфяках, в шкафах, в чуланах, в углах и во всех щелях. Везде были мыши! Они выпрыгивали из наших вещевых мешков и пожирали буквально все. Мы не могли заснуть, так как мыши шастали даже по подушкам. Я открыл все двери, чтобы попытаться выгнать, их. На несколько минут наступила тишина, но потом шум и шуршание стали такими же громкими, как и ранее. Но в Солдатской мышей почему-то не было. Может быть, Иван, постоянно бомбивший аэродром, распугал их. Мы имели всего несколько зенитных орудий, которые не могли отогнать советские самолеты. Мы не могли действовать по ранее намеченному плану, поддерживая наступление наших танков на восток. Во время первого вылета нам пришлось взять курс на юг. Через несколько дней немецкие и румынские войска захватили Нальчик. Когда мы подлетали к цели, перед нами развернулась великолепная картина. Впереди нас виднелись горные пики высотой более 4500 метров. Их снежные шапки сверкали на солнце всеми цветами радуги. Под нами расстилались зеленые луга, расцвеченные желтыми, красными и голубыми пятнами. Это цвели диковинные растения и цветы. Над нами сияла прозрачное голубое небо. Когда мы приближались к цели, эта фантастическая картина настолько захватила меня, что я забыл и о бомбах, и о мишени, на которую должен их сбросить. Все вокруг дышало миром и спокойной красотой. Горная страна, в центре которой находился величавый Эльбрус, производила потрясающее впечатление. Эта долина чем-то напомнила мне альпийские пейзажи.

После захвата Нальчика мы совершили несколько вылетов на восток, к линии фронта, проходившей по Тереку. Мы атаковали цели в районе Моздока. Затем нас совершенно неожиданно отозвали в Белореченскую, так как в районе Туапсе все еще продолжались ожесточенные бои за обладание ключевыми пунктами. Этим мы занимались до ноября. Тем временем я совершил 650-й боевой вылет и на несколько недель полностью вышел из строя. Желтуха! Какое-то время я еще сомневался, потом надеялся, что все обойдется, и меня не отстранят от полетов по болезни. Однако белки моих глаз пожелтели, такой же цвет приобрела и кожа. Если кто-то спрашивал меня о самочувствии, я все категорически отрицал, хотя генерал Пфлюгбейль не раз пытался уложить меня на больничную койку. Какие-то предатели говорили, что я ем слишком много взбитых сливок. Может быть, в их словах была доля правды. Генерал привез ящик шампанского, чтобы отпраздновать мой 600-й боевой вылет, и был страшно удивлен, когда я сказал, что не смогу воспользоваться его подарком. Пришлось объяснить, что мои кулинарные слабости находятся в несколько иной области. Через пару дней прибыли несколько больших тортов и две банки взбитых сливок. Достать это было нетрудно, учитывая большое количество коров в округе. В течение двух дней мы питались исключительно этими сладостями. После этого пиршества ни один экипаж не был в состоянии подняться в воздух. Я стал желтым, как айва, когда прибыл Ме-108 с приказом генерала забрать меня. Пфлюгбейль приказал отправить меня в госпиталь в Ростов, причем, если понадобится — силой. Я сумел убедить пилота сделать посадку в Карповой возле Сталинграда, чтобы сообщить моему командиру эскадры. В штабе эскадры я буквально рыл копытом землю, только чтобы остаться при эскадре и отсюда передать командование эскадрильей кому-нибудь другому. Но все мои усилия оказались напрасны. Командир эскадры пообещал после выздоровления назначить меня командиром 1-й эскадрильи, с которой я когда-то начинал русскую кампанию.

«Но сначала — госпиталь!»

Вот так в середине ноября я оказался в госпитале в Ростове.

Глава 7

Сталинград

Пребывание в госпитале серьезно истрепало мне нервы. Я проболтался там целую неделю. Но при этом я не мог заметить никаких изменений в своем состоянии, хотя мне удалось почти полностью восстановить свои силы. Сказались строгая диета и непривычно долгое лежание в постели. Мне не следовало ожидать визига моих товарищей, так как им пришлось бы слишком долго добираться до госпиталя.

Хотя мы находились недалеко от моря, уже изрядно похолодало. Я сильно страдал от сквозняков. Дело в том, что окна были закрыты в основном кусками картонных коробок, а не стеклом.

Лечивший меня доктор был отличным парнем, однако я вывел его из терпения. Поэтому однажды он, радостный, вошел в палату и сообщил:

«Послезавтра в Германию уходит санитарный поезд. Я намерен отправить вас с ним».

«Но я не собираюсь уезжать».

«Вам просто необходимо отправиться домой для лечения. Что вы думаете по этому поводу?»

Его профессиональная гордость была уязвлена.

«Но меня не могут отправить с фронта по такой глупой причине, как болезнь. Это очень хороший госпиталь, но я слишком долго провалялся в постели» — Чтобы не оставить у него ни малейших сомнений в том, что я хотел сказать, я добавил: «Я должен немедленно лететь обратно в свою эскадрилью».

Теперь доктор разозлился по-настоящему. Он открыл было рот, снова закрыл его и наконец взбешенный рявкнул:

«Я снимаю с себя всякую ответственность. Вы понимаете? Я больше ни за что не отвечаю!» Он помолчал немного, а потом резко добавил: «Более того, я сделаю соответствующую запись в ваших бумагах».

Я собрал свои вещи, забрал в канцелярии документы и помчался на аэродром. Там служил механик, который часто обслуживал мой самолет в эскадрилье. Единственное, что мне требовалось, — немного удачи. Самолет только что прибыл из ремонтных мастерских. Сейчас его было нужно перегнать на фронтовой аэродром в Карпово, находящийся в 10 милях от Сталинграда. Я не могу сказать, что чувствовал себя совершенно здоровым. Меня все еще шатало, словно спросонья. Однако я полагал, что причиной этому является свежий воздух, а не моя болезнь.