Смешилка — это я! - Анатолий Георгиевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты, бабуленька, часто цитируешь лермонтовскую строку: „Я б хотел забыться и заснуть“! Но если уж он хотел навечно заснуть…»
«Гениям труднее всего: зависть преследует их еще подлее и изощреннее, чем, допустим, знаменитостей».
Чем знаменитостей? Уж не меня ли она имела в виду?
Уловив хвост нашей беседы, мама, помню, строго осведомилась:
«Ты что, умирать собралась? „Человек рожден для счастья, как птица для полета!“»
Мама должна была привести именно эту цитату. Она не прекращала оберегать меня от меня.
Но вернусь к утреннему посещению. Он предупредил:
— Знать обо всем этом будем лишь мы вдвоем. Обещаешь?
В чем-то мне предстояло быть с ним вдвоем. Могла ли я не пообещать, что третьего с нами не будет! Тайна соединяет людей. И мы с ним соединились. Хоть так…
— Сестра моя в какой-то степени инвалид, — сообщил он в то утро, приблизившись ко мне. — Но в какой-то степени. Она немного похожа на тех, кого ты излечивала от депрессии в своем фильме. Если ты станешь ее подругой — а еще лучше сестрой! — она сможет постоянно ощущать твое юмористическое воздействие. А стало быть, и спасительное!
«Если я стану как бы ее сестрой, он сделается как бы моим братом, — сразу сообразила я. — Но разве это мне нужно?»
«Я вас люблю любовью брата…» — объяснял Татьяне Евгений Онегин. Все знают, чем это кончилось. Не хотелось услышать ту арию в исполнении моего старшеклассника.
Да, я научилась — по наследственной линии — обращаться к цитатам.
Было бы гуманнее, если бы сестра его обошлась без несчастья. И не нуждалась бы в моей помощи. Но все происходило, как я уже упомянула, согласно пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Оказалось, что как слезы и смех передвигаются по жизни впритирку, так и счастье с несчастьем тоже.
— Мы с сестрой будем приходить сюда, к вам. Ты не возражаешь? А то мои домашние начнут удивляться, интересоваться, в чем дело, и мешать твоему лечению. Я приведу сестру завтра, словно бы для знакомства с кинозвездой. С тобой, наверно, все хотят познакомиться?
— Подходят на улице, особенно мужчины… — известила я так, точно ему пожаловалась. Чтобы разбудить ревность!
Но ревность может проснуться, если любовь не спит.
Когда одна наша гостья, восхваляя супруга, провозгласила: «У него прекрасный характер: ничуть меня не ревнует!» — бабуля мне шепнула: «Бедная… мне ее жаль!..»
И старшеклассник ничуть не дрогнул от моей информации… А назавтра пришел с сестрой.
Она была на него похожа. Но мужские черты должны доставаться мужчинам.
— С экрана ты меня покорила, — грустно сказала она, войдя в мою комнату.
Жаль, что братья и сестры покоряются не синхронно. Но все равно… он услышал! И благодарность настолько меня переполнила, что выплеснулась наружу: я ее обняла.
— Как и ты, я в девятом классе, — сказала она печально, будто хуже девятого ни одного класса не существует. — Ты — Смешилка. А я еще не произнесла ни одной такой фразы, чтобы кто-нибудь рассмеялся. Надо мной смеются, а над фразами — нет.
Люди, как я опять же давно догадалась, стремятся выбрать для себя такой фон, на котором поярче выглядят. Она же, как я быстро сообразила, предпочитала возвышать других, чтобы на их фоне принизить себя. И горестные интонации не оставляли ее.
— Если ты — Смешилка, то я — Нудилка.
— Когда ты это придумала? — спросил он.
— Прямо сейчас.
Фигура ее чуть горбилась, а фразы были прямыми.
— Ты заметила, что я хромаю? У меня одна нога короче другой.
— Одна нога длиннее другой, — подправил он. — И это придает тебе некоторую пикантность. Романтичную необычность!
«Может, и мне захромать?» — подумала я.
— Левая короче, — настаивала сестра.
— Лорд Байрон тоже хромал. И это ему не мешало, — напомнил он о том, чего я не знала.
— Я — не лорд, — парировала сестра. — И не Байрон.
Люди, как правило, самих себя вполне устраивают. Она же имела к себе кучу претензий, Я сразу и не приметила, что она опиралась на палочку… потому что в глазах у меня от его присутствия помутилось.
Когда сестра спросила, где туалет, и отправилась туда, он сказал:
— «Тот, кто утверждает, что говорит только правду, уже лжет», — писал мудрейший француз Монтень. Но он не был знаком с моей сестрой. Она всё говорит, не отводя глаза в сторону, а высказывания — от истины. И с той же прямотой намерена перечеркивать себя и свое будущее. Но я не допущу, чтобы из-за физической хромоты… она хромала по жизни.
Если бы при нем — какой ужас! — мне потребовалось в туалет, я терпела бы, пока не взорвалась. Кстати, я прежде не представляла себе, что кинозвезды туда ходят. Пока сама не стала звездой…
Когда мы бываем в театре, мама иногда в антракте объявляет, что ей надо попудриться. И помыть руки… Зачем после пудреницы мыть руки?
«Перестань нам пудрить мозги», — пошутил папа. Тоже в антракте.
«А ты не мешай мне воспитывать у дочери деликатность!» — в самое ухо ему ответила мама. Но чем тише при мне говорят, тем лучше я слышу.
Его сестра открыто назвала туалет туалетом, а затем пошла в ванную мыть руки. Все было естественно.
— Избавь ее от состояния обреченности, — попросил он. — И я упаду перед тобой на колени. — По другому поводу он падать передо мной на колени не собирался. — Комплекс неполноценности как диагноз я в данном случае отвергаю… Существуют различные комплексы — строительные, жилищные… Но при чем тут моя сестра?
Не исключено, что когда-нибудь мои тетрадки рассекретят — и они составят целую книгу под названием «Как я была звездой». Тогда все поразятся моей откровенности! Я не только напрямую пишу про туалет (это, кстати, в будущей книге можно и вычеркнуть!), но и ничего не утаиваю про свои чувства. Пусть все поймут, что, превратившись в звезду, я не перестала быть человеком… Женского пола!
И пусть в книге окажется побольше цитат. Станет понятно, что классики и мудрецы почти всегда были со мной, как с бабулей и с моим старшеклассником, абсолютно согласны. Или мы с ними…
— Мы прожили с папой более восемнадцати лет! И никогда еще у меня
