Букелларий (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Отдалившись от лагеря километров на двенадцать, я свернул на проселочную дорогу, проскакал быстро до второго поворота и спрятался в ельнике. Троица появилась примерно через полчаса. Потеряв меня из вида на петляющей дороге, немного растерялись. С одной стороны им, наверное, приказали не светиться, чтобы я не догадался, зачем их послали, а с другой — нельзя было упустить меня. Я дал им проехать вперед, после чего расстрелял из лука, начав с заднего. Он, кстати, оказался самым живучим, даже попытался ускакать, но после попадания второй стрелы в затылок под обрез серой войлочной шапки, кувыркнулся с коня в светло-коричневую дорожную пыль, будто хотел нырнуть в нее «рыбкой».

Мы Бамбером с помощью лошадей отбуксировали трупы в глубь леса, где свалили в яму, закидав валежником и камнями. Коней расседлали и отпустили на волю. Пусть повезет тому, кто найдет их. Из остальных трофеев я взял только два палаша, топор на длинной рукоятке, три ножа и три кожаных кошеля, в каждом из которых было примерно по солиду серебром и медью. Видимо, аванс на текущие расходы. Сомневаюсь, что этим неудачникам сказали, сколько у меня золота, иначе бы я не успел убить хана Тревеля, прикабанили бы уже сегодня. Как прикидываю, мое богатство стало бы для них приятным бонусом. Если бы не хватило мозгов и приперлись к Петру Лардису еще и за основной частью оплаты, то бонус стал бы приятным для него, а этих придурков обвинили бы в воровстве и казнили.

Эти трое избавили меня от мучений совести. Убивать хана Тервеля я не собирался. Ничего плохого он мне не сделал, но и ничего хорошего тоже, поэтому не буду помогать ни одной из сторон. Если хан Тервель до сих пор не понял, что надо держаться подальше от римлян — это его проблемы. Если Петр Лардис решил, что варвар и жадный лох — это синонимы, пусть обижается на себя. Я наплел ему, что всё будет зависеть от удачи: повезет — убью хана быстро, не повезет — потребуется неделя, а то и две. Арабы еще не ушли из-под стен Константинополя, так что награждать болгар рано, а потом, если понадобится, потянут время, якобы собирая нужную сумму.

Как следствие, в Римской империи мне теперь оставаться нельзя. Клибанарий и даже задрипанный катафракт из меня не получился, придется искать другое место. Не в Болгарском царстве или королевстве лангобардов. Там римляне достанут меня. Значит, надо возвращаться к франкам, хотя особого желания не было. И я поскакал по Эгнатиевой дороге, соединяющей Константинополь с Диррахием, оттуда собирался переправиться на галере на Апеннинский полуостров, за пределы Римской империи. Мне предстояло преодолеть километров восемьсот. Сделать это надо было за неделю-полторы — столько я отводил на то, что Петр Лардис догонит, что его надули, и предпримет меры — поэтому к купеческим караванам пристраиваться не будем, поскачем сами, делая около сотни километров в день. Если не нарвемся на отряд арабов, местные разбойники вряд ли отважатся напасть на хорошо вооруженного и защищенного всадника и его слугу. Решат, что я вырвался вперед, а следом движется мой отряд.

24

У меня не было конкретной цели, какого-либо плана. Выбрался благополучно за пределы Римской империи — и славно. В Бриндизиуме я собирался присоединиться к какому-нибудь каравану, идущему в земли франков. Куда попаду вместе с ним, там и поищу счастья. Только вот наняли меня сразу три купца, которые направлялись в разные места, но разойтись собирались, когда перевалят через Альпы. У одного было всего четыре арбы, у другого пять и у самого крутого семь. Нанимать охрану по одиночке им было тяжко, поэтому устроили складчину. Меня взяли без колебаний, потому что запросил непростительно мало, и тут же назначили командиром охранников. Это был единственный обоз, отправлявшийся в ближайшие дни из Бриндизиума, поэтому я и не выпендривался. Мне все еще казалось, что погоня идет по следу, и хотелось убраться подальше. Да и зачем мне эти медяки с моим-то запасом золота?!

В Пласентии мы присоединились к огромному каравану, следующему в земли франков, большую часть охранников которого составляли лангобарды — молодые парни, младшие сыновья, отправившиеся поискать лучшей доли. Семьи сейчас многодетные, а количество земли у каждой ограниченное. Видимо, лангобарды делили, пока было что, а теперь надо или нападать на соседей, завоевывать новые территории, или каким-нибудь другим способом избавляться от лишних ртов, не желающих пахать землю или заниматься ремеслом. Как мне рассказали охранники-лангобарды, кто-то отправляется на службу в армию Римской империи или к франкским королям, но и там, и там уже плохо относятся к арианам, поэтому надо менять религию. Кто-то, как они, решил поехать в Испанию, где в северных горных районах засели уцелевшие готы, тоже в большинстве своем перешедшие в никонианство, но пока относящиеся спокойно к арианам, и призвали всех христиан на борьбу с арабами, захватившими почти весь Пиренейский полуостров.

Я подумал, а почему бы не съездить и не посмотреть, что там сейчас творится? Я помнил, что на северо-западе полуострова останется не завоеванная мусульманами территория, которая позже получит название королевство Леон, откуда через несколько веков и начнется Реконкиста. Пока оно не образовалось и не сцементировалось, глядишь, и для меня найдется хорошее местечко. Тем более, что опыт борьбы с арабами в тех краях у меня уже есть. Поэтому, после того, как караван пересек Альпы и разделился на три части, я вместе с молодыми лангобардами примкнул к той, что пошла на юго-запад по Домициевой дороге.

На этот раз обошлось без нападений арабских пиратов. То ли они все сейчас осаждают Константинополь, то ли испугались многочисленной конной охраны, то ли нам или им просто повезло разминуться.

В Нарбонне, которая заметно опустела, потому что самые предусмотрительные жители уезжали на север, подальше от сарацин, отряды которых все чаще появлялись в окрестностях города, мы свернули на Аквитанскую дорогу и добрались до Тулузы. Здесь было тихо и спокойно. О сарацинах, кончено, слышали, но не боялись их, уверенные, что король Эд вместе со своей дружиной защитит от любой напасти. Епископ был все тот же — Бернард. Я не стал навещать его, узнавать, как поступил с данайским даром.

У меня были другие дела. Во-первых, вспомнил, что в горах погода бывает порой исключительно мерзкая, а жилья поблизости может не оказаться, поэтому купил двухместную кожаную палатку. Во-вторых, затарился хорошим вином, сухарями и прошутто, который здесь называется жамбоном. Армии сейчас обычно на подножном корме, а в горах под ногами часто только камень. В-третьих, решил, что богатство надо везти с войны, а не на нее, иначе сам станешь добычей, в том числе и своих соратников, поэтому выпотрошил спасательный жилет и оставил его на хранение в монастыре, в котором расположились на ночлег, том самом, что и по пути в Константинополь. Драгоценные камни и деньги из жилета и «подарок» Петра Лардиса спрятал в лесу, якобы поехав на охоту. Долго плутал, пока не нашел приметное место — узкую пещерку на каменистом склоне холма, вход в которую прикрывал куст стелющегося можжевельника, из-за чего разглядел ее не сразу. Вход тщательно заделал камнями, чтобы какой-нибудь хищник не облюбовал пещеру и не выкинул из нее ненужный ему хлам. При себе оставил на расходы серебряные и медные монеты и неприкосновенный запас из пятидесяти солидов. Поскольку все видели, что часть своего барахла я доверил монахам, никто, вроде бы, не догадался, зачем я ездил в лес.

После Тулузы мы свернули с нынешнего «хай-вея» и поехали по проселочным дорогам в сторону земли басков, которые сейчас называют себя васконами. Часть их территории — герцогство Васконь — входит в состав королевства Аквитания. Позже она станет Гасконью. Мне сразу припомнился самый знаменитый уроженец тех мест — д’Артаньян, который, скорее всего, был баском. Если перевести на русский, это был пронырливый безродный кавказец, сын разбогатевшего торговца мандаринами, незаконно присвоившего дворянский титул. Благодаря помощи земляка де Тревиля и собственной беспринципности, сделал в столице восхитительную карьеру. Писатель Александр Дюма обстругал его, упаковал красиво — и получилась мечта диванных героев. То есть не важно, кем ты был на самом деле. Если добьешься успеха, напишут о тебе красиво.