Убийство на дуэли - Александр Арсаньев

При нашем появлении кормилица недовольно хмыкнула и пробормотала что-то себе под нос. Мне такое поведение очень не понравилось. Но делать было нечего, в конце концов, она была чужой служанкой, и приказывать что-либо ей я попросту не имела никакого права.

Софья Федоровна тем временем сидела, молча уставившись в тусклое большое зеркало трюмо, и лишь только изредка вздрагивала под неосторожными прикосновениями Феклуши. Ни одной слезинки не было видно на ее красивых глазах. Девушка перенесла слишком большое для ее достаточно юного возраста потрясение.

Обычно в такое состояние души впадают люди, когда их постигает настолько сильное горе, что они даже не могут вылить его наружу, а держат в себе. Я пережила приблизительно то же самое, когда узнала о смерти моего горячо любимого мужа, поэтому я понимала Соню, как никто другой.

Здесь, уважаемый читатель, тетушка моя, по всей видимости, несколько отвлеклась от общего своего повествования. Однако ее суждения вполне верны и не лишены логической основы. Знаете, иногда я думаю, что в наше время моей родственнице цены бы не было, будь она каким-нибудь психотерапевтом или, на худой конец, философом. Однако никто не может выбирать, в какое время ему родиться.

Простите, но похоже, записи тети так подействовали на меня, что я тоже начал философствовать. Так вернемся же к нашему роману.

Через несколько минут Софья Федоровна внезапно очнулась от своего забытья и с удивлением взглянула на нас.

– Что Алексей, поехал ли к гробовщику? – задала она вопрос совершенно безжизненным голосом.

– Поехал, – поспешила успокоить я девушку, хотя не знала на самом деле, куда отправился Долинский-младший.

– Вот и славно, – кивнула Соня. – Феклуша, пойди в деревню, баб позови.

– Так Гаврила уже ушел, деточка моя, – откликнулась кормилица.

– Славно, славно, – продолжала твердить Соня, как будто сама не понимая, о чем говорит.

Феклуша тем временем закончила облачать в траурный туалет свою барышню, и Соня отослала ее.

– Как же произошло такое? – ни к кому не обращаясь, спрашивала девушка. – Ведь папина лошадка всегда была такой спокойной. Как же сбросила она его?

– Ее испугали, что-то или кто-то, – проговорила Сашенька.

– А вы разве не видели? – не глядя на нас, спросила Соня.

– Нет, – покачала головой моя подруга. – Мы совершенно ничего не видели. Мы даже не поняли, что произошло.

Наступило тягостное молчание, которое, к великому счастью, было прервано стуком в дверь. Так как Соня не пожелала ответить на стук, то пришедшего пришлось позвать мне. Это оказался Гаврила, он доложил, что деревенские бабы уже пришли обмывать покойника, а поп завтра же прибудет на последнее отпевание погибшего барина.

Хотя сейчас мне и стыдно писать об этом, но долгое пребывание в сониной комнате навеяло на меня такую тоску и скуку, что вскоре я удалилась, оставив Софью Федоровну на попечение Шурочки.

Вскоре вернулся Алексей вместе с гробовщиком. К вечеру покойника уже поместили в дубовый гроб и водрузили его на стол в гостевой. В доме было тихо и печально, лишь изредка с кухни доносилось недовольное ворчание Феклуши или мрачный бас Гаврилы. Но на это никто не обращал внимания.

Софья Федоровна до самых сумерек сидела подле гроба отца. Шурочка все это время держала ее за руку, боясь хоть на мгновение оставить девушку одну.

Я уже раньше, кажется, упоминала, что испытываю сильную неприязнь к подобным моментам в жизни, хотя по существу, они неизбежны. Тем не менее, в такие времена я старалась как можно надежнее оградить себя, чтобы не поддаваться тоскливому чувству скорби.

Не в силах больше выносить траурных лиц, я вышла на веранду, чтобы хоть немного отвлечься, и принялась вспоминать все предшествующие смерти Долинского-старшего события.

Теперь позвольте мне, уважаемые читатели, перейти к следующей главе моего романа.

Глава восьмая

Мне еще ранее показалось довольно странным то, что лошадь Долинского, если верить словам Софьи, всегда такая спокойная и безмятежная, вдруг испугалась чего-то. Но ведь ни один из нас не видел какой-либо опасности. Даже если бы она и была, то другие лошади наверняка почувствовали бы ее и тоже испугались.

Я долго восстанавливала в памяти картины прошедшего дня: испуганная чем-то лошадь резко останавливается, вылетающий из седла Долинский, затем Долинский, лежащий на сырой земле, рядом с ним валяется седло. Вот тут-то вдруг в моей голове как будто стукнул колокол. Все мои мысли были обращены к седлу. Почему оно слетело со спины всадника вместе с его хозяином?

Вполне возможно, что подпруга ослабла, хотя это было маловероятно. Ведь конюхи несколько раз перепроверили перед охотой снаряжение лошадей. Чтобы разобраться в этой загадке, я решила немедленно разыскать седло, которое, насколько я помнила, так и осталось лежать на той поляне, где произошла ужасная трагедия.

Даже надвигающиеся сумерки не могли остановить меня в тот момент. Я твердо решила немедленно отправиться в лес. Сказано – сделано. Я вскочила, быстро пересекла двор и вошла в конюшню. В полной темноте я прошла к стойлу, где, по моим предположениям, находилась та самая лошадь, на которой сегодня утром я отправилась на охоту. Наконец, я нашла свою лошадку. Та тихонько всхрапывала, уткнув продолговатую морду в перегородку своего стойла. Времени седлать ее у меня не было, хотя седло висело тут же рядом. Я, стараясь не издавать ни малейшего звука, тихонько отвязала животное и повела его к выходу.

И вот уже через несколько мгновений после того, как мы с моей лошадкой выбрались на улицу, я неслась на ней так, что ветер завывал в ушах. Путь до поляны, откуда начиналась охота, я помнила прекрасно, поэтому даже в темноте добралась туда без особого труда. Но вот, к моему ужасу, оказалось, что я совершенно не помнила, в какую сторону ехать от этой поляны, чтобы добраться до того места, где упал с лошади Федор Степанович.

Я уже чувствовала, как меня постепенно начинает охватывать паника. Шутка ли, оказаться одной ночью посреди темного леса. Не хватало мне еще заблудиться. Только огромным усилием воли я заставила себя успокоиться и собраться с мыслями. Я оглянулась по сторонам, силясь припомнить, в какую сторону побежали охотничьи собаки, когда давеча утром почуяли след кабана. Не хочу сама себя хвалить, но зрительная память меня никогда не подводила. Так было и в молодости, и даже по сей день.

Еще раз внимательно изучив поляну и увидев перед собой большой развесистый вяз, я, наконец, вспомнила, что именно его проезжала, когда гналась вслед за борзыми. Значит, ехать нужно туда. Я тихонько тронула ногой свою лошадь, и она, полностью повинуясь моим движениям, двинулась вперед неспешной рысью.

То и дело задевая головой ветки деревьев, я уже в который раз ругала себя, что не захватила с собой факела. Возможно, это объяснялось моим взбудораженным состоянием, так как, кроме седла, оставшегося на месте гибели Долинского-старшего, я больше ни о чем и думать не могла.

Не знаю, что б я делала в этой кромешной тьме, но, к счастью, через несколько минут из-за тучек, нависших над лесом, выглянула полная круглая луна, озарив все вокруг мягким серебристым светом. Как счастлива я была в тот момент! Теперь ехать было вовсе не страшно, и к тому же я прекрасно видела дорогу.

Вскоре я добралась до того места, где собаки потеряли след. Значит, ехать оставалось совсем недолго. Я сильнее вдавила ногами в бока моей лошади, заставляя ее скакать быстрее.

Мы проехали всего несколько метров, как вдруг лошадка моя дико заржала и внезапно встала на дыбы. Как испугалась я в тот момент! В одно мгновение перед моим взором пронеслась картина вылетающего из седла своей лошади Федора Степановича. В голове моей стало ясно и совершенно пусто, как в опорожненной бочке. Я изо всех сил приникла к шее животного и крепко вцепилась в мохнатую гриву. Вот именно это столь быстрое движение и спасло мою жизнь.

Лошадь вернулась в свое прежнее положение, но ехать дальше отказывалась. Сколько я ни била ногами по ее бокам, лошадка продолжала упрямо стоять на месте, и лишь изредка недовольно всхрапывала.

После нескольких неудачных попыток заставить животное ехать дальше мне ничего больше не оставалось, кроме как спешиться и осмотреть местность в поисках того, что так сильно напугало мою лошадку.

В панике я не сразу обнаружила, что полянка, на которой я оказалась, и есть та самая, где еще сегодня утром произошла ужасная трагедия, приведшая Федора Степановича Долинского к такому трагическому концу. К тому же моя лошадь точно так же испугалась чего-то, как и лошадь Долинского.

Подобная догадка заставила меня снова подойти к моей все еще стоящей на одном месте лошадке. Перво-наперво я погладила животное по гладкой морде, уговаривая его не бояться, затем, схватив лошадь за гриву, отвела ее чуть в сторону, так как вперед она идти отказывалась. Когда место было расчищено, я уже без всякой боязни могла приступить к тщательному осмотру поляны.