Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Уорд Фарнсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обратим внимание на моменты, сближающие эти ситуации. В каждом из упомянутых случаев Сократ предлагает проводить поменьше различий. Он просит, чтобы к вещам, которые рассматриваются как разные, относились бы как к подобным. Он хочет, чтобы собеседник увидел их общие черты.
Во вторую категорию входят следующие ситуации:
Собеседник предлагает дефиницию чего-то. Сократ указывает на случай, который определением охватывается, хотя, вероятно, не должен подпадать под него. Значит, определение необходимо сузить. Собеседник предлагает дефиницию чего-то. Сократ говорит, что ключевое слово, используемое в определении, имеет более чем одно значение. Он просит собеседника уточнить, что тот имеет в виду. Собеседник говорит о двух понятиях так, будто бы они – одно и то же. Сократ отмечает, что они разные, если только правильно их понимать.И здесь тоже обратим внимание на моменты, сближающие перечисленные ситуации. В каждом случае Сократ предлагает провести побольше различий. Он просит, чтобы к вещам, которые рассматриваются как подобные, относились бы как к разным. Он хочет, чтобы собеседник увидел разницу между ними.
Каждую из описанных операций неплохо было бы назвать своим термином. Производя частичное заимствование из древнегреческого, первый тип мышления я назову систолическим, или просто си́столой, а второй – диастолическим, или просто диáстолой. По-гречески «систола» означает «cокращение», а «диастола» – «разделение». В современной биологии и медицине эти термины используют для обозначения двух фаз сердечного цикла, что послужит нам неплохой ассоциацией. Они характеризуют возвратно-поступательный ритм сократического анализа.
Систола с дефинициями. Начнем с систолы. Когда Сократу требуется определение слова, его собеседник обычно начинает с примеров, показывающих, что это слово может означать. Сократ каждый раз отвечает, что ему не нужны отдельные примеры, он хотел бы получить определение, которое охватит их все. В «Лахете» Сократ просит дать определение мужеству. Лахет говорит, что мужество означает стойкость перед лицом врага. Сократ не считает это хорошим примером мужества, да и в любом случае это неверный ответ на его вопрос. Ему нужно кое-что другое.
Лахет, 191d–e
СОКРАТ. В действительности же я хотел у тебя узнать о людях, мужественных не только в бою гоплитов, но и в конном сражении, и в любом другом виде боя, и, кроме того, не только в бою, но и среди морских опасностей, в болезнях, в бедности и в государственных делах, а вдобавок и о тех, кто мужествен не только перед лицом бед и страхов, но умеет искусно бороться со страстями и наслаждениями, оставаясь ли в строю или отступая: ведь мужество существует у людей и в подобных вещах, Лахет?
ЛАХЕТ. Существует, и даже очень, Сократ.
СОКРАТ. Итак, все эти люди мужественны, но одни из них обладают мужеством в наслаждениях, другие – в горе, третьи – в страстях, четвертые – в страхах, а иные, думаю я, выказывают во всем этом только трусость.
ЛАХЕТ. Очень верно.
СОКРАТ. Так вот, я спрашиваю, что означает каждое из этих двух понятий? Попытайся же снова определить мужество – каким образом во всех этих различных вещах оно оказывается одним и тем же.
Перед нами классический пример систолического мышления. Сократ хочет постичь некое качество, то есть узнать, какие черты характеризуют это качество всякий раз, когда оно проявляется. С его точки зрения, нельзя рассматривать всего один случай и, опираясь только на него, определять все понятие. Нужно проанализировать все подходящие случаи и подобрать слова, которые охватят каждый из них. Следует проводить меньше различий, то есть смотреть на вещи через объектив с более широким углом обзора. Многие диалоги начинаются как раз с обмена мнениями, вписывающегося в такие требования[110]. Сократ всегда пытается перейти от того или иного конкретного примера на уровень принципа, который объясняет их все.
Инструменты для стирания различий. Систола встречается в диалогах и в другом виде. Кто-то заявляет, что какие-нибудь две вещи – разные. Сократ отвечает, что на самом деле они суть одно и тоже. Здесь снова подойдет удачная иллюстрация из «Лахета». Никий утверждает, что мужество есть знание того, каких событий в будущем следует опасаться, а каких не следует. Сократ предлагает расширить его утверждение: то, чего надо бояться, равносильно злу, а то, чего бояться не стоит, можно назвать добром. Таким образом, мужество – это знание о будущем добре и зле (такое определение шире изначального). Но постойте: если вы знаете, что есть добро и зло в будущем, то вы должны постигать и их смысл вообще, поскольку он не зависит от того, реализуются ли они в будущем или в прошлом. Таким образом, мужество не означает знание о будущем добре и зле – оно означает знание о добре и зле как таковых (определение снова расширяется). А если это так, то мужество начинает походить на мудрость и добродетель (определение становится еще шире). Обратите внимание, что здесь происходит: Сократ стирает одно различие за другим, и узкие категории сливаются во все более широкие.
Иногда философ приводит систолические аргументы по другой схеме. В «Протагоре» он утверждает, что мудрость и рассудительность – одно и то же. Почему? Потому что у разных вещей не может быть одной и той же противоположности, а у мудрости и рассудительности противоположность одна – это безрассудство. (Аргумент немного искажается в переводе, поскольку используемые в диалоге греческие слова нельзя перевести с абсолютной точностью.) Затем он говорит о двух других понятиях, которые кажутся разными: знании о том, как лучше всего поступить, и слабости перед соблазном поступить иначе. Сократ снова приходит к выводу, что знание и слабость лишь на первый взгляд кажутся разными, а на самом деле речь здесь идет об одном: о знании или его нехватке. Если вы все-таки поддаетесь искушению, то, следовательно, на самом деле вы не понимаете последствий того, что делаете. (Обсуждение этого вопроса см. в главе 14.)
Все эти аргументы – разные способы высказать одно и то же: вы мыслите слишком узко; вы придумываете различия, которые не важны; вы отвлекаетесь на ложные различия, которые провели другие люди. Попробуйте взглянуть на обсуждаемое множество вещей как на единое целое. Все это – примеры систолы.
Диастола. Обратная схема – диастолическая. Две вещи выглядят одинаково, а Сократ показывает, что это совсем не так. Мы уже наблюдали, как он потребовал от Лахета такого определения мужества, которое охватывало бы все случаи его проявления. Поэтому Лахет пытается определить термин так: мужество, по его словам, – это стойкость души. Сократу дефиниция кажется слишком широкой: она охватывает и те кейсы, которые не должна охватывать. Разве не бывает стойкость души неразумной? Ее ведь уже не назовешь мужеством, правда? Лахет соглашается и пересматривает свое определение: теперь мужество – это разумная (или «мудрая») стойкость. Диалог продолжается:
Лахет, 192e–193a
СОКРАТ. А знаем ли мы, по отношению к чему эта стойкость разумна? Ко всему – и к большому, и к малому? Например, если бы кто-нибудь упорствовал в разумном расходовании денег, зная при этом, что, потратив эти деньги, он приобретет большее, назовешь ли ты это мужеством?
ЛАХЕТ. Нет, конечно, клянусь Зевсом.
СОКРАТ.
