Разлучи нас, смерть! (СИ) - "Ginger_Elle"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джейсон опустил чашку на поднос.
— Вы не в курсе, он договорился с Чэном?
— В курсе. Я ездил вместе с ним. Он договорился, не на самых выгодных условиях, конечно, но договорился. Ваши похождения обойдутся ему в несколько десятков миллионов и в не самые приятные обязательства в будущем, например, помощь в заключении кое-каких контрактов, из-за которых ему придётся рассориться с другими партнёрами. Поверьте, он не в лучшем расположении духа.
— Он сам в этом виноват. Чэн Шэньбо сейчас над ним смеётся, — Джейсон убрал поднос и спрыгнул с кровати. — Он практически безо всяких усилий добился колоссальных уступок, не дав ничего взамен. Плюс его сын получил маленький бонус в виде кратковременного пользования мной. Астон же потерял очень много и не получил ничего — только свою шлюху обратно. Учитывая его средневековые представления о добродетели — весьма подпорченную.
Джейсон подошёл к дверям комнаты и не удержался от последнего замечания:
— Самое обидное, что как раз ему-то эта шлюха и не даёт.
Эдер не шевелился в кресле, спокойно и задумчиво разглядывая Джейсона. Он потёр пальцами переносицу и сказал:
— Мой вам добрый совет: попридержите язык. Не выводите его из себя.
С Джейсона на секунду слетела его напускная самоуверенность.
— Спасибо, — сказал он, берясь за ручку двери. — За всё.
Они спустились на первый этаж. Джейсону это напомнило июнь 2009 года, когда его чуть ли не из постели вытащили и отвели в кабинет Астона. С того самого момента в его жизни не было ни единого спокойного дня.
На этот раз в приёмной никого не было. Возле дверей Джейсон остановился. У него просто ноги дальше не шли. Эдер был прав: он боялся. Боялся, наверное, не меньше, чем тогда на парковке под грохотом пуль или с пистолетом, приставленным к шее. Страх заставил его пересилить гордость:
— Вы можете пойти со мной? — спросил он Эдера.
— Нет, не в этот раз, — ответил тот. — Вы это начали, вам и расхлёбывать.
Джейсон отвернулся от него и сделал шаг вперёд. Эдер прав: он сделал рискованный ход и проиграл. Теперь пришло время платить по счетам. Он открыл дверь и услышал, как Эдер тихо сказал:
— Только не спорьте с ним. Вы знаете, что…
Джейсон дальше не разобрал. Он вошёл и закрыл за собой дверь. В замке тут же щёлкнул ключ. В этом доме все знали, как Астон разговаривает теперь со своим секретарём — только в надёжно запертом помещении.
Джейсон застыл возле дверей. Астон, стоявший возле стола спиной к окну, показался в таком освещении огромной тёмной фигурой. Он смотрел на Джейсона и первые секунды тоже не двигался с места.
Он медленно обогнул стол, а потом в несколько быстрых широких шагов дошёл до Джейсона, обхватил его голову руками и резко дёрнул вверх, заставив посмотреть на себя. Джейсону хотелось убрать эти до боли сжимающие его руки, но он боялся и помнил предупреждение Эдера. Он смотрел на Астона во все глаза, уже не скрывая страха, не в силах его скрыть.
— Ты… — произнёс Дэниел нервным, болезненным полушёпотом, впиваясь в лицо Джейсона отчаянным и ищущим взглядом, словно пытаясь увидеть в нём что-то, прочитать и понять.
На долю секунды Джейсону показалось, будто Астон рад его видеть и так напряжённо смотрит на него, чтобы убедиться, что с ним всё хорошо, и ему захотелось не убегать от него, не бояться, а сделать что-то совсем другое… Может быть, попросить прощения. Но эти мысли прожили лишь половину биения сердца. Это всё неправда. Ни того, ни другого не может быть…
— Ты предал меня! — наконец выговорил Астон. — Ты предал меня… лгал мне…
В тёмных глазах под сведёнными бровями пылали не только ненависть и гнев, там было и что-то вроде презрения или смешанного с опаской отвращения, которое внушает насекомое или пресмыкающееся. Джейсон понял, что если раньше Астона ещё сдерживали воспоминания об их прошлых отношениях, то сегодня он не будет его щадить.
Ладони Астона нестерпимо сдавливали его голову и как будто жгли кожу. Джейсон оттолкнул его и отступил в сторону. Дэниел развернулся к нему, не давая отойти слишком далеко, за пределы его досягаемости.
— Мы договорились… Ты обещал мне, что никого не будет.
— Ты не отпускал меня, — ответил Джейсон, удивляясь тому, как слабо и виновато прозвучал его голос, но следующая фраза получилась увереннее: — Я миллион раз просил тебя. А Чэн помог.
— А Крамер?! Что ты от него получил?
Джейсон молчал. В голову приходили ответы один язвительнее другого, но он молчал — не потому, что ему так сказал Эдер, потому что он сам боялся того, что может произойти. Злость и бешенство исходили от Астона осязаемыми волнами. Джейсону было бы легче, если бы он набросился на него прямо с порога: накричал, обозвал, ударил — что угодно, лишь бы не эта вызревающая, копящаяся, концентрирующаяся озлобленность, сдерживаемая ярость, которая рано или поздно вырвется наружу.
— Что, он отказался помогать? — ядовито поинтересовался Астон. — Не заплатил тебе за услуги? Отвечай!
Астон сделал шаг в его сторону, и только в этот момент Джейсон понял, что всё это время понемногу отступал от него, а сейчас упёрся спиной в книжный шкаф.
— Я не просил его помогать, — наверное, надо было солгать, сказать, что просил, но Джейсон не мог.
— Тогда почему ты спал с ним? — не отступался Астон.
— Не знаю. Просто…
— Просто тебе нравится, когда тебя имеют, — продолжил Дэниел.
— Ты не особо ограничивал себя всё это время! — заявил Джейсон, хотя внутренний голос умолял замолчать. — Я такой же мужчина, как и ты…
— Ты? Мужчина? — по лицу Астона пробежала злая презрительная усмешка. — Ты потаскуха. Ты много чего мог придумать, чтобы сбежать, но предпочёл раздвинуть ноги. Это то, что ты лучше всего умеешь делать… Просто грязная шлюха, ничего больше, — выплюнул он.
— Если и так — это моё дело. Я не могу всю жизнь заказывать цветы для твоих любовниц! Я не хочу торчать возле тебя и…
— Ты принадлежишь мне, — оборвал его Астон, скрипнув зубами.
— Нет! Мне надоело слушать этот бред! Я не принадлежу тебе. И не тебе решать, с кем мне…
— Джейсон, замолчи! — рявкнул Астон, и глаза его хищно сузились от ярости.
Джейсон видел, что гнев Дэниела готов прорваться — может быть, для того, чтобы наконец убить, уничтожить и закончить эту ужасную мучительную историю, — но уже не мог остановиться. Его разрывало от желания выплеснуть всё то, что накопилось в нём, что так долго разъедало его изнутри, как кислота, как болезнь, как отвратительное ядовитое гниение.
— Мне надоело молчать и подчиняться! Я не могу больше терпеть тебя, твою жену, детей, охрану!.. Всю твою чёртову жизнь! Я хочу свою жизнь!.. Я лучше буду последней шлюхой, чем останусь с тобой!..
И даже когда Астон ударил его по лицу, он почти не почувствовал боли, только захлебнулся последними словами. Он упрямо поднял голову и, глядя в глаза Дэниелу, продолжал, как безумный:
— Я не могу больше! — он задыхался от злости и отчаяния и ещё от предательской жалости к себе, бессильному и беспомощному перед Астоном с его деньгами, связями и целой армией охраны, с его вседозволенностью и безнаказанностью. — За этот год ты убил всё то, что можно было ещё спасти… Это ты сделал из меня шлюху! Я был согласен на всё, я бы любому позволил трахать себя во все дыры, лишь бы не видеть тебя больше. Чэн просто подвернулся…
Астон вцепился обеими руками в его рубашку и рванул его к себе. Джейсон думал, что он сейчас снова ударит его, но Дэниел, согнувшись, уткнувшись лбом ему в грудь, тяжело, будто умоляя выговорил:
— Замолчи! Замолчи…
Джейсон не сопротивлялся, не пытался оттолкнуть. Пусть делает, что хочет… Ему всё равно. Ему наконец-то стало всё равно…
— И что ты сделаешь? Изобьёшь меня?! Мне плевать… Будешь держать меня взаперти? Не поможет. Тебе это уже не поможет. Ты всё равно уже не будешь единственным, с кем я спал. Ты не будешь даже одним из двух, даже одним из трёх…
Астон отпустил его, но Джейсон видел, как глаза его, как пеленой, затягивает яростью и ревностью. Эдер предупреждал его, но это было сильнее его… Он терпел месяцами издевательства и унижения, терпел ничем не заслуженное заключение, терпел боль, которая подтачивала его изнутри и вытягивала все силы. Терпеть дальше было уже нельзя. Он знал, что не успеет сказать и сотой доли того, что хотел, но всё равно говорил… И, как это было всегда, он знал, как кольнуть Дэниела в самое болезненное место: в его желание безраздельно обладать, в его ревнивое сердце и даже в чувство вины за то, что он хотел сделать из него постельную игрушку.