Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё это, конечно, должно было свидетельствовать не только о степени вклада евреев в христианство, но и опровергнуть распространённое утверждение о том, что еврейские обращённые чрезвычайно трудно приспосабливаются к христианским учениям. Картахена заявляет, что справедливо как раз обратное. Именно нееврейские обращённые могут встретиться с проблемой приспособления к христианству и его учениям, так как, в отличие от евреев, они должны привыкнуть к чему-то чуждому их духовной жизни[1649]. То, что это так, а не наоборот, видно из важнейших фактов истории, на которые Картахена открыто указывает: «Не Иерусалим повернулся к язычникам, а язычники к Иерусалиму»[1650]. А результат был в обратном порядке: «Не Израиль получил Бога от язычников, а язычники получили Бога Израиля»[1651].
Как бы ни были важны эти высказывания, они не представляют окончательного вывода, к которому ведёт Картахена, потому что принятие язычниками Бога Израиля — или иудаизма в его полнейшем смысле — не означало просто принятие веры в теоретическом плане. Это означало радикальную перемену для всех последователей веры (еврейского или нееврейского происхождения) в их практическом подходе к человеческим проблемам — перемену, которая должна привести к полному изменению в структуре человечества и в ходе истории.
Картахена рассматривал историю человечества как поделённую на три периода: от Адама до Авраама, от Авраама до Христа и от Христа до конца света. Каждый из этих периодов ясно различим по степени единения и разъединения человечества, что отражает меру веры людей в Бога и их приверженности к Его образу жизни. Так, например, первый период был отмечен размежеванием по различным обычаям, законам и т. д., второй — продолжением этих разделений и в его высшей точке изоляцией Израиля от язычников, которое, хотя имело перед собой благую цель, ознаменовалось ещё более глубоким разобщением в человеческом обществе. Третий период отмечен стремлением к единству, достижение которого является окончательной целью христианства, потому что в истинно христианском обществе не должны быть заметны различия между расами, классами и даже между мужчинами и женщинами.
В таком обществе, как сказал св. Павел: «Нет уже иудея, ни грека, нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе»[1652]. «Отделение» Израиля произошло, как указано, когда человечество было разделено и разодрано, а это было сделано только с единственной целью — проложить путь к повышению человеческой морали. Теперь, когда эта цель должна быть достигнута путём христианства, нет, разумеется, смысла в этническом разделении между евреями и неевреями внутри христианских рядов. Следовательно, объясняет Картахена, то, что Апостол хотел сказать своей фразой («нет иудея, ни грека») означает, что в различиях нет ничего, что указывало бы, какая из двух групп (евреи и неевреи) должна быть более ценной в глазах Бога, чем другая[1653]. Отсюда следует, что в христианстве не должно обращаться внимание на разницу в рождении и происхождении, но только на единство духовного родства, что есть цель Христа и его достижения[1654]. Физическое происхождение евреев подпадает, разумеется, под эту же категорию, и обращать на него внимание как на причину к дифференциации, будет, вне сомнения, действием против унификации и универсализации человечества, что является самой сутью христианских усилий и божественной целью истории.
Обещание и исполнение
I
«Я не могу думать, — говорит Картахена в начале второй части своей «Защиты», — что кто-нибудь будет настолько глуп, чтобы сомневаться в том, что наш Спаситель пообещал спасти Израиль и выполнил своё обещание своим приходом»[1655]. Тем не менее он посвятил первую из четырёх теорем, составляющих вторую часть его трактата, доказательству того, что «Израиль будет полностью спасён (ad sufficientiam salvatus) Спасителем мира, Господом нашим Иисусом Христом»[1656]. Демонстрировать это утверждение его заставил, конечно, тот факт, что противники конверсо в Толедо не только «сомневались» в этом, но отрицали это начисто. Более того, они подчёркивали противоположное — а именно то, что Израиль, как народ, «проклят» — и использовали это утверждение как «доказательство» истинности своей расовой антисемитской теории. Они заявляли, что Израиль «проклят» из-за того, что его «природа» настолько порочна, что она «неисправима»; даже Спаситель Человечества не может его спасти.
Так были ли евреи прокляты Спасителем или же включены в план спасения?
Алонсо де Картахена ясно понимал, что теперь дискуссия вступила в свою самую деликатную стадию, поскольку он обратился к чрезвычайно острому вопросу. До тех пор, пока речь шла о древнем еврейском прошлом, об эпохе патриархов, судей и пророков, он говорил прямо, без экивоков, с нескрываемой гордостью за еврейский народ, как народ Бога. Он мог делать это с равной ясностью и энергией, даже когда говорил о временах апостолов, потому что здесь он мог с ликованием указать на то, что евреи служили орудием в возникновении христианства и в его защите на ранних решающих стадиях. Но дела приняли совсем другой оборот, когда речь зашла о более позднем периоде — или, точнее, о длинной истории евреев в период, последовавший за ранней историей христианства. Он знал, что христианская мысль привыкла полностью изолировать древнюю еврейскую историю от более позднего периода — так, будто это были два разных периода, между которыми почти не было ничего общего. Соответственно, патриархи, судьи и пророки принадлежали к легендарной нации, которой больше нет, в то время как евреи появились на свет ниоткуда, накануне мученичества Христа, представленные лицемерными фарисеями
