Конан Бессмертный - Роберт Говард

И вдруг тьма сменилась ослепительным светом! Прямо из пола с адским ревом взвилось алое пламя. Жадные языки облизали потолок и потекли навстречу Конану, грозя сжечь его живьем. Раскаленная смерть дышала ему в лицо, одежда на груди и руках начала тлеть. Пот потек по лицу. Он смахнул его тыльной стороной ладони... и кожу царапнул металл.

Кольцо Рахамона! Он успел совершенно позабыть про него. Сможет ли оно поспорить с могуществом желтого колдуна?

Он взмахнул рукой с надетым кольцом, пронеся ее сквозь само пламя. Удар, подобный грому тысячи цимбалов, потряс каменные стены. Языки пламени со звоном осыпались на пол, точно осколки разбитого стекла. А те, что не разбились, застыли, неожиданно отвердев и остыв,— бессильные изваяния зла.

Конан могучим прыжком перелетел через окаменевший огонь и побежал к каменной двери, чувствуя себя непобедимым. Ничто не сможет остановить его! Подняв руку с волшебным кольцом, он занес ее для удара.

Зенобия дрожала от холода, распростертая на каменном алтаре. Нежные руки тщетно силились вывернуться из тяжелых оков, прочная цепь, державшая ноги, тянулась к кольцу, вделанному в пол. Ее мучитель суетился поблизости, у длинного темного стола, заставленного магическими приспособлениями, ларчиками и фиалами, заваленного свитками тронутых гнилью пергаментов. Из-под надвинутого капюшона мага торчала жидкая борода.

Потолок обширной комнаты был так высок, что Зенобия никак не могла его рассмотреть. Надеяться было более не на что, и Зенобию душили слезы отчаяния, но она не давала им воли. Свой смертный час она встречала с тем же достоинством, с которым держалась все долгие месяцы плена.

Она думала о Конане, своей единственной любви, своем муже, и сердце готово было разорваться от горя и тревоги. «Конан в одиночку отправился тебя выручать»,— время от времени напоминал ей колдун. Что за демоны сообщили о том Ях Чиенгу, Зенобия не знала. Быть может, ее любимый давно уже лежит мертвым в туранских степях, а может, его схватили и зарезали дикие химелийские горцы? В восточной половине мира было много могущественных людей, отнюдь не желавших ему добра...

Нынче в полдень за нею явились приспешники желтого чародея, приволокли сюда, в этот покой, и приковали к ужасному алтарю. С тех пор она и лежала здесь, беспомощная, наедине с магом-кхитайцем. Покамест, впрочем, ему как будто было не до нее: бормоча, одно за другим вычитывал он заклинания из пропахших затхлой сыростью фолиантов. Зенобии оставалось лишь крепиться из последних сил, помимо воли вновь и вновь обращаясь мыслями к ожидавшей ее страшной судьбе...

И вот наконец безжалостный истязатель направился к ней, и в руке его поблескивал длинный, странно изогнутый нож. Темные таинственные письмена были начертаны на клинке. Жестоким, злобным предвкушением мерцали маленькие глаза колдуна...

Прощаясь с жизнью, Зенобия мысленно вручала свою душу Митре — Богу небесной справедливости и солнечного тепла.

И тогда...

Тяжелая каменная дверь, взломанная страшным ударом, рухнула внутрь комнаты. Обломки разнесенного вдребезги порфира покатились с таким грохотом, словно рассыпалась целая тысяча замков. Тучей взвилась пыль.

В проломе стоял черноволосый исполин, голубые глаза его полыхали царственным гневом. Огни факелов плясали на лезвии меча в его руке.

Вот тут-то у Зенобии и хлынули слезы из глаз, а сердце едва не выпрыгнуло из груди. Он все-таки пришел! Пришел наконец! Ее любимый, ее заступник и повелитель! Конан!..

Конан быстро оглядел комнату и сразу увидел, что здесь затевалось. Ему хватило одного взгляда на Зенобию, распятую для жертвоприношения на алтаре, чтобы понять: еще чуть-чуть, и было бы поздно.

Молча, с ужасающей яростью, кинулся киммериец на желтого некроманта.

И вдруг Зенобия поднялась с алтаря, освобожденная от оков. Нет, не Зенобия,— громадный тигр прыгнул на Конана, выпустив когти и ощерив клыки. Рев зверя эхом отдался меж каменных стен. Меч Конана взвился навстречу, готовый снести ему голову... но вместо тигра перед киммерийцем стоял гниющий скелет в темно-зеленом одеянии с капюшоном. Костлявые пальцы сомкнулись на запястье Конана, и рука онемела.

Конан с рычанием вырвал меч из окутавших его складок темно-зеленой хламиды и разнес ухмыляющийся череп на тысячу мелких кусочков. И тут что-то обожгло средний палец руки — казалось, его охватило пламя. Волшебное кольцо разгоралось сверхъестественным голубым светом, пронизывая мозг стрелами нестерпимой боли. Конан содрал с руки раскаленное, шипящее от жара кольцо и выронил, не удержав. По комнате раскатился гулкий хохот Ях Чиенга.

Вот кхитайский волшебник простер руки над головой. Иссохшие губы что-то пробормотали, и пламя факелов потускнело. Конан ошеломленно мотал головой: нелегко было оправиться от потрясения, которое он только что получил. Почти равнодушно следил он за синим туманом, заклубившимся у его ног. Туман поднимался медленно и зловеще, волнами окутывая Конана. К тому времени, когда в голове у киммерийца окончательно прояснилось, туман был повсюду. Конан попробовал двинуться с места, но это было все равно что идти по шею в густом меду. Он едва мог оторвать ногу от пола. Каждый вдох давался страшным усилием, по лицу градом катился пот...

Туман неумолимо сгущался, и вот в синей дымке вокруг Конана замелькали видения. Он видел старых друзей и женщин, которых любил, рыцарей на конях и раззолоченных королей. Потом их сменили былые ненавистники и враги, а тех, в свою очередь,— жуткие призраки, ни дать ни взять поднявшиеся из преисподней. Конана окружили чудовища — едва ли не все чудовища, которых страшился род людской еще с тех пор, как его далекие предки впервые выбрались на сушу из моря. Все ближе и ближе подступали они. Их лапы тянулись к его горлу, в глазах читалась жажда вырвать душу из тела и обречь ее вечному проклятию адских бездн.

Все существо Конана содрогнулось от ужаса и отвращения. Его мускулы напряглись в нечеловеческом усилии... тщетно. Силы, раздиравшие его разум, казались непреодолимыми. Конан понял, что потерпел-таки поражение. Все его усилия пошли прахом. Тьма и зло поглотят весь мир, а его околдованная душа будет вечно корчиться в преисподней...

Последняя искра сознания готова была угаснуть в его мозгу.

И в этот отчаянный миг сквозь синий туман, сквозь гнусно ухмылявшиеся бесовские хари он увидел перед собой громадный сумрачный чертог. Из исполинских бревен были сложены его стены. Кровлю поддерживали стропила толщиной в четыре обхвата. Конан увидел трон, вокруг которого стояли герои в серых кольчугах. А на троне восседал черноволосый король. Был он высок и угрюм; темные, не ведающие жалости глаза горели на суровом лице.