Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

его движениям, боль уступила место ощущению напора, которое Анна не посчитала неприятным. Девушку накрыло огромное облегчение, принесшее с собой волну нежности. Она сразу смогла расслабиться настолько, чтобы последовать за Ричардом и испытать легкое неудовольствие от завершения, ибо только тогда начала черпать определенное наслаждение от близости, интимности и чувства его тела рядом со своим.

Но то, что Анна надеялась испытать, то, что думала следуемым испытать, должным испытать...это ощущение полностью от нее ускользнуло. Остался один стыд от воспоминания, как сначала она отстранялась от Ричарда, как он был вынужден успокаивать и убеждать ее. Его попытки вести себя с ней бережно лишь делали ее провал в собственных глазах непростительным. Анна так мечтала принести Ричарду радость. А сейчас ему стало известно то же, что и Ланкастеру, что в ней нет чего-то важного, что она-

'Анна?' Он приподнялся над ней, заставив ощутить внезапную утрату и задрожать. Ричард обернул девушку простыней и наклонился поцеловать ее отстранившуюся щеку.

'Я знаю, это не было тебе настолько приятно, любимая, но...' - начал юноша мягко, и Анна со сдерживаемым рыданием перекатилась в его объятия.

'Ричард, все это моя вина. Я не доставила тебе удовольствия, хотя так хотела...'

'Не доставила мне удовольствия? Любимая, ты доставила мне величайшее удовольствие!' Ричард передвинулся так, чтобы получить возможность смотреть на ее лицо, и, когда она открыла глаза - неуверенно взглянуть на него, произнес: 'Я слишком поспешил, не дал тебе достаточно времени. Думаю, ты его очень хотела и должна была так долго ждать'. Он прочертил пальцем одинокую слезу, продолжавшую лежать на ее щеке, поцеловал, как только она коснулась уголка губ, и улыбнулся: 'Но я найду его для тебя, обещаю!'

'Ты не против...Ричард, я слишком боялась разочаровать тебя, оказаться для тебя несостоятельной...'

'Анна, посмотри на меня. Как, испытывая мучившие тебя напряжение и нервозность, ты могла рассчитывать получить от занятия любовью большую радость? Думаешь, я не знал? Мне стоило лишь прикоснуться к тебе, чтобы это почувствовать, ты была натянута, словно готовящаяся к выстрелу тетива, поверь. Но потом будет лучше, любимая, намного лучше. Все, чего тебе недостает - опыт, и мне ничего не хочется более, чем излечить это!'

Анна совершила тяжелый вдох, зависший где-то в горле, и затем начала покрывать его лицо слепыми лихорадочными поцелуями, не остановившись пока их обоих не накрыла волна смеха.

'Если бы я только поговорила с тобой, поделилась своими сомнениями! Внутри все было завязано в узлы, так я боялась, что ты посчитаешь меня холодной, что ты-'

'Холодной? Анна, послушай. Признаюсь, некоторое количество неприятных минут в монастырском саду в Ковентри ты мне доставила. Но не после того вечера, и уж точно не в недели, проведенные в аббатстве Святого Мартина!' Он подавил зевоту и вновь ее поцеловал.

'Сейчас же придвинься ближе, и я покажу тебе достаточно приятный способ заснуть. Обопрись на меня таким образом, чтобы я мог обнять тебя. Видишь, мы лежим, словно ложки?'

Его близость успокаивала, равно как удовольствие от теплоты тела. Анне хотелось бы разговаривать и дальше, но голос Ричарда уже сквозил сонным удовлетворением. Девушка прильнула к нему, вскоре после чего медленное и ровное вздымание груди любимого рассказало ей, что он заснул.

Наступление апреля не всегда означало приход весны в Венслидейл, но в этом году казалось, что теперь можно уверенно надеяться на отсутствие в Пенинских горах запоздалых снегопадов и насквозь пронизывающих сильных ветров. Долина повсюду покрылась темно-изумрудным мхом, частично сменяющимся зеленой листвой и нежными оттенками только что появившейся травы, река Ур отражала проплывающие облака и небо, придавая им серебристый блеск.

Что поразило Анну прежде всего, так это народ. Узкие улочки Миддлхэма были запружены мужчинами и женщинами в количествах, заставивших девушку сразу подумать, - многие из них приехали из соседних городков. Когда она обернулась назад, собираясь спросить у Ричарда, не перенеслись ли ярмарки, проводившиеся по понедельникам, в ее отсутствие на другой день, люди начали кричать. В изумлении Анна поняла, - эти приветствия адресованы ей, дочери их господина графа, наконец-то вернувшейся домой.

Она приостановила лошадь и обнаружила себя окруженной любившими отца и стремящимися выразить ту же любовь его ребенку селянами, адресующими ей благие пожелания. Еще слишком рано было для белых роз Йорков, но вперед уже вытолкнули робеющую маленькую девочку, вручившую Анне охапку цветов, в которой присутствовали нарциссы, подснежники и гиацинты. Ей протянули словно инеем припорошенный в свете заходящего солнца кубок для вина, чья цена составляла далеко не маленькую сумму, выделенную из сельского бюджета. Анна хриплым голосом заверила собравшихся, что принять его - составит для нее честь и что она станет беречь этот дар от чистого сердца, будто зеницу ока.

Недалеко, в стороне от толпы на ступенях креста рыночной площади стояли двое мужчин. Сельский священник прикрывал глаза, словно от солнца, но его слова свидетельствовали о глубокой заинтересованности в происходящем.

'Дар от чистого сердца', - тихо повторил он. 'Одна незадача - они вручили этот дар не тому человеку'. Стоящий рядом человек с интересом на него посмотрел. Томас Рэнгвиш навещал в Мэшеме родственников, когда узнал, что герцог и герцогиня Глостер должны вернуться в Миддлхэм, поэтому он тут же решил присутствовать при их въезде. Ко всему прочему, убедил себя Томас, Глостер пришел к власти в этой части страны, и человеку с политическими устремлениями, как у него, поддержка такого лица будет дорогого стоить. Рэнгвиш спросил: 'Вы имеете в виду, что кубок следовало передать герцогу?'

'Именно. Учитываться станет его доброжелательность, а не герцогини'.

'Ошибаетесь. Взгляните на его лицо, святой отец. Ваша паства и помыслить не могла ни о чем лучшем, дабы умаслить герцога, чем только что сделанное'.

Над башней струился штандарт Глостера. Анна прикрыла глаза и взглянула на алый с голубым фон, обрамляющий Розу и Солнце, герб ее