Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боже, вы действительно повзрослели.
— Все мы делаем, что нам положено, когда приходит наш черед… Так что же там с Хаменди и этим, как там его?
— Я убил их.
— Вот так просто, — вымолвил Ахмет, с трудом переводя дыхание, но внешне спокойно.
— Все мы делаем, что нам положено, когда приходит наш черед, ваше высочество.
* * *
Джеральд Брайс вошел в кабинет, оснащенный компьютерами, в своем доме в Джорджтауне и направился прямо к процессору. Он уселся перед экраном и повернул выключатель; зажегся экран, и он набрал код. В ответ на экране сразу же засветились зеленые буквы:
Ультрамаксимальная безопасность.
Перехватов не обнаружено.
Приступайте.
Молодой, поразительно красивый эксперт улыбнулся и продолжал печатать.
«Я сейчас прочел все совершенно конфиденциальные материалы, поступившие в ЦРУ и предназначенные только для М. Дж. Пэйтона. Говоря в двух словах, доклад просто невероятный, и уже видны результаты проведенной операции. На сегодняшний день, спустя всего две недели после событий в Южном Йемене, убиты семь наиболее крупных торговцев, и, по имеющимся сведениям, поток оружия на Ближний Восток сократился на шестьдесят процентов. Наш человек непобедим. Тем более, учитывая предыдущую информацию, которой мы обладаем, мы должны заставить — повторяю — заставить Белый Дом прислушиваться к нам в том случае, когда мы желаем, чтобы наш голос был услышан. Потому что независимо от результата, положительного или отрицательного, действия администрации прямо или косвенно связываются с убийством, терроризмом, коррупцией и на самом деле находятся на грани того, что называется преступлением против человечества. Как все мы полагаем, над Белым Домом должна стоять благотворная, бескорыстная, самоотверженная сила, способная придать его действиям нужное направление, а средством к осуществлению этой власти является знание сокровенных тайн любой администрации. В этом отношении мы преуспели настолько, что это и не снилось нашим предшественникам. Если существует Бог, пусть он дарует нам и нашим преемникам искренность и верность в наших убеждениях. Предпоследнее, о чем я хочу сказать: меня поражает, что название Инвер Брасс по своему звучанию напоминает медицинский термин „внутривенный“. Я полагаю, что сходство это не случайно. И, наконец, я сейчас работаю сразу над несколькими проектами и буду держать вас в курсе событий».
На Багамах, у побережья Глориус Гэй, в роскошном кабинете на яхте сидел большой черный человек, внимательно следя за расположенным перед ним экраном компьютера. Он улыбался тому, что читал. Инвер Брасс была в надежных руках, в руках молодого человека с громадным интеллектом, который у него сочетался с порядочностью и жаждой превосходства. Гидеон Логан, разбогатев, потратил большую часть своей сознательной жизни, работая на благо собственного народа, даже когда ему пришлось скрыться из виду, превратясь в безгласного, незаметного родезийского чиновника как раз в то время, когда Родезия превратилась в Зимбабве. И сейчас он испытывал подлинное облегчение, которое наступает с достижением главного, решающего успеха. Его время, как и время Маргарет Лоувел и старого Джекоба Менделя, заканчивалось. Будучи смертными, они должны были уступить свое место другим; и этот молодой человек, этот обаятельный благородный молодой гений подберет достойных последователей. Нация и весь мир станут лучше.
Время делало свое дело.
Джеральд Брайс не спеша выцедил привычный стакан мадеры и вернулся к компьютеру. Он находился в приподнятом состоянии духа по нескольким причинам, не последней из которых было то, что он называл «блистательным братством». И самое удивительное — его неизбежность была вполне в порядке вещей. Возникновение их братства было предопределено целым рядом вполне обычных причин — встречей людей со сходными интересами, но интересы эти касались таких сфер, которые требовали превосходства интеллекта и, говоря по правде, некоторого снисхождения к обществу, управляемому посредственностями. Одно вытекало из другого, всегда косвенно, но тем не менее неотвратимо.
Когда позволяло время, Брайс читал лекции и проводил семинары. Его, общепризнанного лидера в области вычислительной техники, везде очень охотно приглашали. Он был достаточно осторожен и не склонен публично обнародовать важнейшие результаты своих исследований. Однако каждый раз находился обладающий незаурядным интеллектом человек, который улавливал направление и ход его мыслей. В Лондоне, Стокгольме, Париже, Лос-Анджелесе и Чикаго — в Чикагском университете. Эти несколько человек были им подвергнуты такому тщательному обследованию, какого они не могли себе вообразить, и к настоящему времени с четырьмя из них была установлена связь. На горизонте вырисовывались слабые, но уже вполне определенные очертания новой Инвер Брасс. С наиболее выдающимся из этих четырех он должен был связаться сейчас.
Брайс набрал код, нажал на клавишу с надписью «Адендум» и прочел на экране:
Спутниковая связь.
Мод-Салахуддин. Бахрейн.
Прием.
47
Эммануэль Уэйнграсс ставил в тупик медицинских специалистов, особенно из Центра по контролю за заболеваниями в Атланте. Не то чтобы он выздоравливал, этого не было, как не было и изменений в терминальном статусе вирусной инфекции. Однако очевидных изменений к худшему не наблюдалось; вернее, они происходили гораздо медленнее, чем ожидалось. Доктора вовсе не утверждали, что течение болезни приостановлено; они просто находились в замешательстве. Патолог из Денвера выразил это так:
— Давайте представим себе шкалу от одного до минус десяти. Минус десять — предельное время. Так вот, время старика остановилось где-то около минус шести и дальше не опускается.
— Но вирус все еще там, — сказал Кендрик, прохаживаясь вместе с Калехлой и доктором по саду у дома в Колорадо, где Менни не мог их слышать.
— Он свирепствует. Нам так и не удалось ничего с ним поделать.
— Может быть, это из-за сигарет, которые ему удавалось стащить, и из-за виски, которое он тайком выпивал, — предположила Калехла.
— Не может быть, — удивленно произнес озадаченный патолог.
Эван и Калехла переглянулись и кивнули в знак подтверждения.
— Он воинствующий жизнелюб, — пояснил Кендрик, — и, вероятно, потому до сих пор жив. У него в голове больше мудрости, чем у любого, кого мне доводилось встречать. И кроме того, поскольку по прогнозам жить ему осталось совсем мало, то нельзя сказать, чтобы мы не спускали с него глаз.
— Пожалуйста, поймите меня, конгрессмен, я не хочу подавать вам ложную надежду. Для тяжело больного восьмидесятишестилетнего старика…
— Восьмидесятишестилетнего? — воскликнул Эван.
— А вы не знали?
— Нет. Он говорил, что ему восемьдесят один!
— Я думаю, он сам в это
