Сороковник. Части 1-4 - Вероника Горбачева

— Я? — возмущённо приподнимаюсь.

Николас предупреждающе выставляет ладонь вперёд:

— Ни слова больше, Ива! Ложись и думай! И я тоже буду думать.

Вот и поговорили. Пожелали друг другу спокойной ночи, ничего не скажешь.

Да разве этого я хотела? Бросить детей на произвол судьбы, сунуть голову в пасть кошмару, развлекать своими жалкими потугами местного демиурга? Ничего подобного!

Конечно, я мечтала что-то поменять в своей жизни, избавиться от рутины, от работы, высасывающей нервы, зрение и годы. И хотя бы ненадолго, как бы ни было стыдно — сбежать от детей. Чего бы я не отдала за возможность день-другой побыть иногда в полном одиночестве, потому что устаешь всё время соответствовать, соответствовать… Потому что за всеми моими ролями — матери, дочери, подруги, женщины, профессионала — давным-давно похоронена я-настоящая.

Кто — я? Обережница?

Откуда я знаю? Мне до сих пор кажется, что и это — очередная роль, навязанная мне извне.

Воистину, бойся своих желаний! Накличешь однажды…

Вздохнув, я закладываю руки за голову и смотрю в небо. Его наискось перечеркивает местный Млечный Путь — скопление звёзд, напоминающее расплывшийся след от реактивного самолёта. Больше не хочется расспрашивать о чужом Мире. Пора возвращаться в свой.

— Родственница, — зовёт Николас, — не спишь? — Приподнимается на локте. — Давай сменим тему, что ли, раз всё равно не уснуть. Вы как вообще с моим братцем познакомились?

— В поезде, — отвечаю, подумав. — В одном купе ехали. Я в тот год первый раз в жизни на море поехала. Мы особо и не разговаривали, так, попутчики и попутчики. Он, как в купе зашёл, сразу на верхнюю полку влез и уснул. А ночью во сне стонать начал, да так страшно, даже зубами скрипел…

— Ну? — подбадривает меня Николас, потому что я умолкаю, изрядно озадаченная новым воспоминанием. — Что, правда, даже не хотела познакомиться? Он же тогда вообще красавец был, — он делано смущается, — это я по себе сужу. И не приставал? Впрочем, он — не я, братец мой до женщин никогда охотником не был, больше поёрничать любил. Так что потом?

— А я …Жалко мне его стало. Подсела рядом и взяла его за руку. Сижу и по руке глажу.

— Мне из тебя каждое слово клещами вытаскивать? А говорят, что женщины болтливы. Дальше-то что?

— Он успокоился, а потом очнулся и как схватит меня за руку! И глаза злые. Не знаю, что уж там ему снилось, только перепугалась я ужасно, а он, должно быть, понял и сразу стал извиняться. Ну и… всё. Остаток ночи просто проговорили ни о чём, знаешь, как в дороге бывает, а потом на вокзале попрощались и разошлись… кажется.

— Ну?

— Не нукай, — вдруг сержусь я. — Дальше не помню. Можно подумать, ты не видел того, что было дальше!

— Нет, — сдержанно отвечает он. Обиделся, наверное. — Я так далеко не лез, всё больше изучал твои мытарства после попадания. Про тебя с Магой знаю не больше, чем ты сама уловила, когда память к тебе пробиваться стала, да и то кусками какими-то. Ладно, я ж не извращенец какой-то, про подробности пытать не буду. Меня другое интересует. Ответь сразу, не задумываясь: сколько вы были знакомы? На какой день выпала ваша ссора?

— На седьмой, — быстро отвечаю. — Ну… мне так кажется. — И потираю завывший висок.

— Всё, Ива, всё, хватит, — заметив мой жест, торопливо говорит Николас. — Голова болит — значит, дальше не лезь, не пытайся. Уже то хорошо, что к тебе само приходит. Я ведь почему спросил: у нас с ним была договорённость. Он оставался изучать ваш мир, я отправился в этот, и встретиться мы условились на десятый день в оговоренном месте, как раз на побережье, куда вы с ним приехали. Я должен был появиться или подать знак, но кто ж знал, что меня занесёт в систему двойной звезды! — Он с досадой стучит по лежаку, тот отзывается сухим треском. — А через три дня после перехода я уже валялся в местной бесплатной клинике полностью обесточенный и изображал из себя овощ. Да хоть и не был бы в коме — всё равно не дотянулся бы до брата, даже ментально. Здесь полная изоляция, Ива, полная!

Он снова садится на своём лежаке, сердитый, взъерошенный. Его силуэт, подсвеченный снизу бортовыми огнями, напоминает ожившую Тень, сбежавшую из театра.

— Он ведь наверняка пытался пробиться сам, но портал можно открыть только вдвоём, мы же без кидриков ходили, по-другому. А меня на этой стороне уже не было, понимаешь! Потому он и бесился, что меня потерял. До сих пор простить не могу, что отмахивался от этих сказочек о двойных звёздах. — Он вцепляется обеими руками в шевелюру, и я вдруг пугаюсь, что сейчас, как иногда пишут в романах, он начнёт «рвать на себе волосы». Но Ник лишь сердито дёргает пару раз себя за пряди — это он так успокаивается, я несколько раз наблюдала за ним подобное, — и выскальзывает из своего спальника ужом. — Что-то я разошёлся, пойду, окунусь, остыну. Не желаешь?

А я пригрелась и вылезать совсем не хочу.

— Подожди, — спохватываюсь и снова вскакиваю. Николас уже шлёпает босиком к трапу, но оборачивается на мой оклик.

— Ты всё время твердишь: тут полная автономность, но ведь твой отец меня здесь нашёл! Он-то как сумел пробиться?

И вот тут Ник задумывается.

— Или он применил то, о чём я пока не знаю… — Будь на нём сейчас цивильные штаны, наверняка бы уже сунул в карманы руки, но в этих лёгких шортах карманы отсутствуют, он раздражённо встряхивает кистями и разворачивается к трапу. Договаривает на ходу: — Или сам ломает над этим голову.

— А может всё-таки дело в кольце? — Я никак не угомонюсь. Но родственник только отрицательно мотает головой и скрывается внизу. Через несколько мгновений я слышу шумный всплеск, и тут же, нахально пощекотав собой мои бока, срывается с места Рикки. Спохватившись, что не отпросился, замирает на диванной спинке и умоляюще смотрит на меня. Лунное сияние красиво играет в фиолетово-сиреневой чешуе, концентрируется сгустками на коготках и кончике хвоста, загнутого крючком.

— Иди, — сердито говорю. — Тебе же обещали, что отпустят. Только не вздумай потом с мокрыми лапами ко мне соваться, а то выгоню; сперва обсохни.

Он поспешно юркает вслед за большим и сильным кумиром, я слышу ещё один всплеск и, подумав, вытаскиваю из кармана перстень с чёрным камнем.

А вот интересно, осталась в нём ещё иномирная энергия или нет? Распознал её Николас при самом первом осмотре или же… скорее всего, нет, иначе достал бы вопросами. С другой стороны, если при переходе сюда меня скрутило до обморока, значит, из кольца всё было выжато?

И всё-таки мне кажется, что дело именно в нём. Может, её и нужно-то каплю, этой чужой энергетики, может, она каким-то образом регенерируется, и вот взяла да пробила крохотную брешь в щите над этим миром и сбросило Главе некромантов сигнал от его маячка…