Жизненное пространство. Радиоактивный ветер. Паутина вероятности - Алексей Колентьев

– Веди. Но помни: обманешь, и смерть твоя будет длиться объективно пару секунд, но для тебя это будет вечность. Не финти, дружок.

Лом побрел к провалу, и с каждым шагом походка его становилась все увереннее. На ходу он утер пену с губ и вполне стал похож на себя прежнего. Само собой, контроль над ним я не ослаблял, порой такие «пассажиры» склонны выкидывать совершенно неожиданные фортели. Но что-то говорило мне, что на этот раз все пройдет штатно. Продвигались мы осторожно, при этом я сохранял дистанцию между собой и пленным. Ровно три метра. Пистолет я держал у бедра, чтобы в случае чего Лом не смог сбить линию прицела и уйти из сектора огня.

Вниз вела лестница в четыре пролета, оканчивающаяся длинным, метров семь, тоннелем, освещаемым весьма скудно: горели от силы треть ламп, вместо остальных зияли пустые гнезда патронов. Я послал пленному импульс боли, он остановился и застонал.

– Где «сюрприз», родной?

– Чисто тут все!.. «Папа» только у двери в бункер пароль спросит, да на фотокарточку в камеру поглядит. Нет подлянок тут, бля буду, нету ничего. Пусти!..

Дар лишь слегка нагрелся. Бандит боялся и надеялся кликнуть Борова у двери, ведь полевая труба связи, скорее всего, внутри той норы, куда мы идем. Но это ход предсказуемый, мне есть что ответить и на него.

– Ну, веди дальше, время дорого. Шевелись.

Коридор поворачивал влево и заканчивался бронированной дверью овальной формы. Слева в верхнем углу был установлен цилиндр камеры наблюдения. Красный глазок горел, значит, камера в активном режиме. Я замер за углом, придав пленнику ускорение пинком под зад. Чуть не упав на покрытый тонким слоем пыли и мелким щебнем бетонный пол, Лом двинулся дальше. Надо было видеть, какой злобой и радостью буквально осветилось лицо пленного. Забыв про все, он рванул к двери, но тут же замер, а потом лицо его словно застыло. Как я уже и говорил, ход был предсказуем, поэтому взять под частичный контроль искалеченный разум бандита особого труда не составило. Теперь, испытывая с трудом переносимую боль, Лом деревянной походкой зашагал к интеркому, который размещался справа от двери в бункер. Негнущимся пальцем Лом нажал кнопку переговорного устройства. Сквозь шум помех из динамика раздался раздраженный голос Борова. Раз десять до этого я слушал бандитскую волну. Этот характерный сиплый бас ни с каким другим голосом уже не перепутаешь, если хоть единожды слышал его.

– Че надо опять?

– Пахан, – начал пленный, – ключ от оружейки дай. За периметром у шоссе народ какой-то трется. «Граники» нужны, да к пулемету «цинка» два.

– А те три, что ты на смену брал, куда делись?.. Да и гранатометы тебе зачем? Шуганите этот сброд с вышек. Верняк, это оборвыши из кодлы Беса озоруют: как их хитрожопого атамана шлепнули, совсем нюх потеряли, фраера непуганые.

Вот так: урка что-то почуял или просто страхуется? Похоже, дверь придется открывать по старинке, только вот хватит ли тех трехсот граммов эластита, чтобы прожечь запоры? Но Лом меня опередил, видимо, страх перед болью был очень велик. Повысив голос до истерического визга, он выпалил целую тираду:

– Слушай, Боров! Ты, конечно, бугор и все такое… Но мы уже один раз прощелкали, до сих пор хлебаем. Или ты мне сейчас ключ даешь, или я собираю свою бригаду и сваливаю! Сиди тут со своими мазуриками один. Я во второй раз в блудняк не впишусь. Сам все разруливай, понял?!

Такого спектакля даже я не ожидал, и поэтому решил несколько скорректировать план относительно Борова. Меж тем, послышалось ровное гудение, видимо, дверь была на замках с электромоторами. Дальше я действовал быстро: Лому послал мощный болевой импульс, а сам в два прыжка оказался с ним рядом и втолкнул ничего не соображающего от боли братка внутрь комнаты.

Там было светло как днем, стены увешаны коврами, а пол покрыт ламинатом. Чисто гитлеровское «волчье логово» в миниатюре. У стены напротив входа – длинный письменный стол и резное кресло. Справа от него – проход в другую комнату, но там свет не горел. Не глядя, я ударил рукоятью пистолета в лоб того, кто выскочил из-за стола нам навстречу. Человек рухнул с глухим стуком, утонув в густом ворсе красного ковра посреди комнаты. Лом сам повалился ничком и не шевелился. Теперь будет в отключке минут двадцать. Я быстро, но внимательно осмотрел помещение: похоже, кроме нас троих тут никого не было. Бункер представлял собой квадратное помещение из двух комнат, ближняя к выходу – это, скорее всего, спальня, о чем говорила роскошная двуспальная кровать, сейчас неприбранная. Войдя снова в кабинет, я заметил, что Лом изменил позу. Видимо, очнулся и снова хочет попытать счастья. Нарочито небрежно я подошел к урке на расстояние, с которого ничто не мешало ему броситься на меня, что он и проделал. Мне нужно было только отступить влево и сломать ему два ребра одним ударом кулака. Комбез комбезом, но перчатки-то у меня имели накладки из полимерного сплава, поэтому хруст ломающихся костей был отчетливо слышен. С криком Лом снова упал на ковер и оттуда изрыгнул почти трехминутную матерную, довольно виртуозную комбинацию. Потом попытался вскочить, но снова вынужден был опуститься на пол.

– Не вставай пока. Позже поговорим.

– Сука, – только и смог выдавить Лом, ползком добравшись до стены. Прислонился к ней спиной и затих, вроде как признавая, что от его придумок хуже становится только ему.

Я же занялся оглушенным положенцем. Видимо, приложил его слишком сильно, потому что приходить в себя он пока не собирался. Впрочем, связать и привести Борова в чувство было делом пяти минут. Я часто видел это худое, костистое лицо на снимках, и теперь трудно было привыкнуть к тому, что вот он, главный уголовный авторитет в Зоне, сидит на полу собственного кабинета, связанный, и наконец-то я смогу обменять его на любимую женщину.

Прислонив положенца к стене возле входа в бункер, я пнул бандита в брюхо, чтобы привести его в чувство. Боров вздрогнул и открыл глаза. Взгляд его некоторое время блуждал по комнате, видимо, урка получил легкое сотрясение мозга и никак не мог понять, что же произошло. Чтобы не дать ему опомниться, я снова пнул его под дых и начал разговор самым проникновенным тоном, на какой был способен.

– Ну, здравствуй, Семенчук Петро Власьевич, сорок девятого года рождения, трижды судимый, детей нет. Ты про меня тоже наверняка слышал. – Тут я сделал паузу, чтобы удостовериться, что Боров действительно понимает то, что я ему говорю. – А вот теперь довелось и свидеться.

– Бабу свою ты только мертвой теперь получишь.

В ответ я без замаха пнул бандита в морду, отчего губы у него лопнули, а нос чуть скосился набок.