До самого рая - Ханья Янагихара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец я замолчал, и в этой тишине, такой всеохватной, что она аж вибрировала, маклер произнес:
– А от мужа она чего ожидает?
И мне снова стало больно, потому что сам факт, что на встречу пришел я, я, а не она, говорил маклеру все, что нужно знать; все остальное, что я рассказывал про Чарли, все, что составляет ее суть, этим полностью затмевалось.
Но я ответил. Ей нужен кто-то добрый, сказал я. Кто-то заботливый, сдержанный, терпеливый. Мудрый. Не обязательно, чтобы он был богат, образован, умен, хорош собой. Мне нужна лишь гарантия, что он всегда будет ее оберегать.
– Что бы вы могли предложить ему взамен? – спросил маклер. В смысле, приданое. Меня предупредили, что с учетом “расстройства” Чарли мне, скорее всего, придется предложить приданое.
Я сказал ему, что предлагаю, так твердо, как только смог; его ручка замерла над бумагой, потом он записал сказанное.
– Мне надо ее увидеть, – наконец произнес он, – и тогда я пойму, как действовать.
Так что вчера мы вернулись к нему. Я обдумывал, надо ли как-то подготовить Чарли, но решил, что не стоит – в этом нет смысла, а она только разволнуется. В результате я нервничал гораздо сильнее, чем она.
Она справилась хорошо, как смогла. Я живу с ней и люблю ее так долго, что иногда теряюсь, увидев, как с ней знакомятся другие люди, когда осознаю, что они видят ее не такой, какой вижу я. Конечно, я к такому готов – но позволяю себе роскошь непонимания. А потом я смотрю им в лица, и мое сердце снова вырывают из сети вен и артерий, оно выпрыгивает из груди и втягивается обратно.
Маклер сказал ей, что теперь нам с ним надо поговорить, и попросил ее подождать в вестибюле; я улыбнулся и кивнул ей, прежде чем последовать за ним, чуть ли не шаркая ногами, как будто я снова в школе и директор вызвал меня, чтобы отчитать за хулиганство. Мне хотелось потерять сознание, рухнуть на пол, сделать что-то, чтобы нарушить ход вещей, чтобы вызвать сочувствие, хоть что-то человеческое. Но мой организм, как всегда, вел себя послушно, и я сел, уставившись на этого человека, от которого зависела безопасность моего ребенка.
Снова повисло молчание; мы смотрели друг на друга, пока я его не нарушил – мне надоела эта театральность, надоело, что этот тип видит наши слабые стороны и упивается своей властью. Я не хотел, чтобы он говорил мне то, что он непременно собирался сказать, но и хотел тоже, потому что тогда это останется позади, станет прошлым.
– Ну что, есть у вас кто-нибудь на примете? – спросил я.
Снова молчание.
– Доктор Гриффит, – сказал он наконец, – простите, но мне кажется, я неподходящий маклер для вашей задачи.
Сердце снова ударило в грудную клетку.
– Почему же? – спросил я, не желая этого спрашивать, потому что не хотел услышать ответ. Ну, скажи, подумал я. Давай, говори.
– При всем уважении, доктор, – сказал он, хотя никакого уважения в его голосе слышно не было, – при всем уважении, по-моему, вам надо подойти к делу реалистически.
– Это что вообще значит? – спросил я.
– Доктор, простите, – сказал он, – но ваша внучка…
– Моя внучка – что? – рявкнул я, и снова повисло молчание.
Он посмотрел по сторонам. Я видел, что он осознает мой гнев; я видел, что он понимает – я ищу повод с ним сразиться; я видел, что он собирает все силы, чтобы вести себя осторожнее.
– Особенная, – сказал он.
– Вот именно, – сказал я. – Она особенная, совершенно особенная, и ей понадобится муж, который понимает, какая она особенная.
Наверное, по голосу было очевидно, что я рассвирепел, – в его тоне появилась нота сопереживания, которой до того не было.
– Вот посмотрите, – сказал он и вытащил тонкий конверт из нижней части стопки, которая громоздилась на столе. – Вот кандидатуры, которые я нашел для вашей внучки.
Я открыл конверт. Внутри были три карточки – такие дают маклеру. Квадратная картонка со стороной дюймов семь, с фотографией заявителя с одной стороны и данными с другой.
Я посмотрел на них. Все, конечно, были бесплодны – на лбах красовался красный штамп “Б/п”. Первому было за пятьдесят, он три раза был женат и три раза овдовел, и мое старинное иррациональное “я” – то “я”, что помнило хитросплетенные телесериалы про мужчин, которые убивали жен, избавлялись от трупов и десятилетиями избегали преследования, – отшатнулось, и я быстро перевернул и отложил карточку; я отверг его, даже не прочитав информацию, где, вероятно, было указано, что все его жены умерли от вирусных заболеваний, а не были им убиты (однако что это за невезение – чтобы у тебя скончалось три жены? невезение, которое трудно не назвать преступным?). Вторым был мужчина, видимо, под тридцать, но с лицом таким яростным – рот сжат злобной полосой, глаза навыкате, изумленные, – что мне снова предстало видение из старых телесериалов, которые я все еще иногда смотрю по ночам на работе: как он бьет Чарли, делает ей больно, – словно и вправду прочел склонность к насилию в выражении его лица. Третий был человек чуть за тридцать, с непримечательным, спокойным лицом, но, посмотрев на его данные, я увидел, что он помечен как “УН”– умственно неполноценный. Это широкое определение, которое охватывает самые разные проблемы, раньше известные как психиатрические заболевания, но слабоумие под эту шапку тоже попадает. У Чарли такого нет. Я был готов попросить тебя послать деньги, дать взятку кому угодно, лишь бы это предотвратить – но в конце концов оказалось, что необходимости в этом нет: она прошла их тесты и спаслась сама.
– Это что? – спросил я, и мой голос прорезал глухую тишину.
– Мне удалось найти трех кандидатов, которые могли бы рассмотреть возможность брака с вашей внучкой, – сказал он.
– Почему вы подыскивали кандидатов до того, как ее увидели? – спросил