Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

Мне показалось, его глаза блеснули из-под наложенной на лицо черной сетки. Однако пилот промолчал.

– Могу? Рей, скажи!

Он покачал головой:

– Алекс не позволит.

– Александр хороший, – оживился поюн у него на плече. – Умница Александр.

– Беги домой, – Рейнборо спустил его на пол. – Где Джон? Ищи Джона скорей.

Александр отпрыгнул и припал грудью к полу, желая поиграть.

– Рэль, – пропел он женским голосом, – счастье мое. – И сам себе ответил октавой ниже: – Я люблю тебя.

– Иди домой, – приказал пилот. – Беги к Джону. Быстро.

– Юна-Вэл! – Поюн распушил свой короткий хвост. – Ненавижу твой RF! Потаскуха!

– Пошел вон, – Рейнборо замахнулся на поюна мешком с припасами.

– Совсем сумасшедший, – отозвался зверь и затрусил по коридору, причитая: – Ах, Александр, Александр!

Вернулся Том. Белые усы на маске приподнялись – лисовину явно полегчало.

– И правда, Питер: жена у вас потрясающая, – объявил он.

Пилот улыбнулся, довольный.

– У Хэндса женщина тоже красивая, – продолжал Том делиться впечатлениями.

– А у Сильвера? – не удержался я.

– У него похуже. В смысле, женщина та же самая, но портрет неинтересный. Хэндс свой держит в каюте для души, а Сильвер – для мебели. Жена ему не нужна.

Это был смелый вывод, и Рейнборо недовольно поморщился.

– Ты бы обгорел, как Сильвер, – я бы посмотрел, кто б тебе после этого был нужен.

– Рей, сходи со мной к капитану, – попросил я. – Может, от меня будет польза делу?

– И от меня пусть будет, – тут же вдохновился Том.

Мы вдвоем насели на пилота, требуя сказать, чем можем пригодиться на борту. Рейнборо отнекивался, отбрехивался и под конец рассмеялся.

– Лично от тебя, юнга лисовин, один убыток. – Он обнял Тома за плечи. – Алекс не воспользуется твоей жизнью, а больше от тебя проку нет.

– Какой еще убыток? – Том пытался освободиться.

Я давно заметил, что он не выносит чужих прикосновений, и только к моему плечу жмется, если ему страшно.

– Не дергайся, когда с тобой работают. Дэн велел тебя поддержать, чтоб не загнулся раньше времени.

Лисовин бешено рванулся и отскочил.

– Не смейте – этого – делать, – зарычал он.

– Ты что-то сказал? – деланно удивился пилот.

– Не смейте этого делать.

– Приказ первого помощника. Ты возражаешь?

Том поразмыслил.

– Питер, я не позволю тратить на меня силы. Их не так много. И у вас, и у всех остальных.

– Юнга…

– Не позволю, – непреклонно заявил Том.

– Вот собака, – вздохнул Рейнборо. – Ладно, уговорили. – Он ткнул кнопку связи: – Алекс, ответь мне. К тебе можно? С Джимом. И еще лисовин увязался. Но он же твой юнга. Имеет право. Алекс, я по делу, а не от скуки. Хорошо. Идемте, – велел пилот нам с Томом и двинулся вверх по коридору.

– Что будет? – не утерпел Том.

– Погонят нас взашей, – предрек Рейнборо.

Идти было тяжело. Ослабевшие ноги плохо держали, сердце трепыхалось, а теплый, с запахом сухого тростника воздух царапал горло, точно труха от этого самого тростника. Рейнборо шагал быстро; мы с лисовином старались не отставать. Пилот вел нас по трапам; они экономили путь, но протискиваться по щели сквозь студень не было никакого удовольствия.

Поднялись на несколько палуб. Отсеков здесь было мало, на редких шторках белели непонятные символы. Пилот хлопнул ладонью по одной из них:

– Алекс?

– Заходите, – отозвался мистер Смоллет издалека.

Мы нырнули внутрь. Ну и жарища. Словно тростник свален в огромные кучи и бездымно тлеет. И множество разноцветных огней. Зеленые, желтые, алые, золотистые, синие, фиолетовые огоньки дрожали, подмигивали, перебегали на неровных стенах и низких сводах, как будто промытых бегущей водой. Так могли бы выглядеть подземные пещеры, окультуренные и расцвеченные богатой иллюминацией.

И – пение. Не те ввинчивающиеся в мозг стоны и вздохи, что у меня в каюте, а низкое ровное гудение работающих машин.

Мистер Смоллет появился в одном из проемов, нагнул голову, проходя под низкой аркой. Он был в легких брюках, безрукавке на голое тело и босиком, но с форменным черным шарфом на шее. После включения RF-тяги никто из экипажа не носил шарф, один капитан с ним не расставался. В кармане безрукавки прорисовывался маленький лучемет. Полоса «очков» на лице придавала капитану сердитый вид; да и вообще он не был рад нас видеть.

– Сюда, – он прошел в соседний проем, усыпанный фиолетовыми искрами, которые не дрожали и не перемигивались, а светили ровно, с приятной уверенностью в себе.

Мы очутились в закутке почти без огоньков, с десятком одиноких искр, разбросанных по стенам. В центре закутка стояло нечто круглое: то ли маленькая постель, то ли большое сидение, застеленное черной мохнатой шкурой. Приятно было посреди яростного сияния встретить старый добрый черный цвет. Радость и отдохновение для глаз.

Капитан Смоллет указал на шкуру:

– Садитесь.

Сам он прислонился к стене, прижался к ней спиной и затылком. Видно, что он чертовски устал: осунувшееся лицо, запавшие щеки, похудевшие руки.

Мы с лисовином уселись рядышком, Рейнборо положил свой мешок с едой, но сам остался на ногах.

– Алекс, ребята хотят помочь.

– Как?

– Джима можно посадить к нижним контурам. Он выдержит.

– Исключено.

– Алекс!

– Нет.

Такое властное «нет», что Рейнборо не посмел настаивать. Но он-то был пилот, а я – пассажир и мог наплевать на дисциплину и субординацию.

– Мистер Смоллет, – проговорил я, – на борту «Испаньолы» двое людей находятся под угрозой Чистильщиков.

Капитан подался вперед и нагнул голову, в упор глядя на меня сквозь «очки». Не след открытым текстом упоминать врага, однако я не был risky fellow и не намеревался выполнять все их правила. Я продолжал, уставившись в черную полоску на его лице:

– Если можно хоть как-то помочь экипажу… этим двоим, я должен попытаться.

– Ты никому ничего не должен, – возразил мистер Смоллет.

– Если их заберут, а я не попытаюсь помочь, это будет по моей вине. Я стану третьим.

Он выпрямился, вздернув подбородок. Рядом со мной раздался короткий придушенный звук. В тревоге, я обернулся. Рейнборо вытянулся в струнку, лицо мучительно исказилось, словно из пилота вынимали душу.

– Это ты его надоумил? – тихо проговорил капитан.

– Сам дошел, – хрипло отозвался Рейнборо.

– Рей! – повелительно окрикнул мистер Смоллет. За черной сеточкой вспыхнуло синее пламя глаз.

Рейнборо покачнулся.

– Мистер Смоллет, не надо, – Том встал на ноги. – Питер не обмолвился нам ни о каких контурах, – лисовин потихоньку придвигался к капитану. – Но вы же понимаете: сделал плохое – виноват, не сделал хорошее – опять виноват. – Он подкрадывался к мистеру Смоллету, точно охотник – к ценной дичи. – Пожалуйста, разрешите Джиму попробовать.

Протянув руку, он коснулся голого плеча нашего капитана. Я наблюдал, затаив дыхание. Ладонь лисовина плотно легла на загорелую, влажную от испарины кожу. Мы оба не раз видели, как первый помощник обнимал мистера Смоллета за плечи; так же недавно делал Питер Рейнборо, стараясь поддержать Тома. Но они – RF. А что умеет наш лисовин?

Том стал рядом с капитаном, не снимая руку с его плеча. Мистер Смоллет не отстранился; он как будто вообще не замечал, чем занят его юнга. Однако синий огонь за «очками» погас, а освобожденный из незримого захвата Рейнборо расслабился и привалился к стене.

– Мистер Смоллет, я прошу вас, – проникновенно сказал Том. – Позвольте Джиму поработать. Мистер Смоллет… – Он вдруг пошатнулся. Упал бы, не подхвати его капитан.

– Алекс! – вскрикнул Рейнборо, бросаясь на помощь. – Ну что ж ты?..

Пилот принял лисовина из рук мистера Смоллета, усадил на черную шкуру. Том тяжело дышал.

– Башка закружилась, – пробормотал он. – Питер, не трогайте меня.

Взявший было его за плечи Рейнборо отступил. Мистер Смоллет сел перед Томом на корточки и заглянул в лицо, скрытое черно-рыжей маской.