Сказки Долгой Земли (сборник) - Антон Орлов

– С туристами беда! – бросила она уже с порога. – Нарочно все отворяют нараспашку, из интереса. И Мерсмона к ночи поминают, не сплюнув, тьфу, тьфу, тьфу… Одно слово, иноземцы, что с них взять. Подать вам к чаю шоколадных Залмана с Эфрой, господин Ниртахо?

– Подайте, – согласился Залман.

Ночью в окно что-то скреблось, противно царапая коготками по стеклу. Не вытерпев, Залман встал с кровати, подошел и постучал по решетке. Там затихли. Он отдернул занавеску, но заметил в лунном свете только мелькнувшую гроздь мохнатых членистых ножек. Один из тех ночных упырей, за которых туристы с Земли Изначальной готовы платить, не торгуясь, как за экзотику высшей пробы, в то время как жители Долгой Земли с радостью бы всю эту экзотику под корень извели.

К тому часу, как Залман проснулся, гостиница словно вымерла – все ушли на привокзальную площадь, чтобы не пропустить прибытие Летней госпожи и парад, организованный по этому случаю начальством Танхалийского гарнизона.

Он решил, что остался здесь один, но потом обнаружил две живых души в буфете: за стойкой сидел погруженный в полудрему буфетчик, неподвижный и пухлый, словно матерчатый мешок, набитый ватой, а по эту сторону, спиной к залу, стояла девушка в серых плиссированных шароварах, какие вошли в моду с середины лета, и голубой трикотажной майке с тонкими бретельками, и сосредоточенно рылась в сумке.

Залман тоже остановился у стойки и рассеянно озирался, ожидая, когда буфетчик поднимет набрякшие веки и обратит на него внимание. Торопиться некуда, а в этом маленьком зале, обшитом рассохшимися деревянными панелями, так солнечно и уютно… Разве что девушка ему не нравилась. Она слегка сутулила худенькие, с выступающими косточками плечи, а ее жидкие тускло-русые волосы были собраны на затылке в хвост, открывая тонкую шею. Кожа белая, как у водяницы, и вдобавок покрасневшая, местами шелушится – расплата за не увенчавшуюся успехом попытку загореть. Плечи лоснятся от крема. Людям с такой кожей ультрафиолет противопоказан, но летом все девушки хотят быть золотисто-бронзовыми, как Летняя Властительница.

Она никак не могла найти то, что искала, и выкладывала на стойку все новые и новые предметы. Потрепанный блокнотик, никесовская фирменная авторучка, зеркальце в треснувшей эмалевой оправе. Светло-зеленые с черным тиснением корочки – удостоверение подтвержденного психиатрической экспертизой и официально зарегистрированного носителя МТ. Сиреневая расческа, оранжево-голубое удостоверение юного менеджера, черная бархатная косметичка, расшитая блестящим черным бисером. Отпечатанный на гербовой бумаге сертификат об окончании курсов машинописи, стенографии и делопроизводства на имя Лидии Никес. Дешевые часы без ремешка, льготный проездной билет со штампом: «Активный участник антимерсмонианского движения, прошлая жизнь», овальная бирюзовая пуговица…

– Вот, за подкладкой застрял… – пробормотала она, доставая кошелек, а все остальное смахнула обратно в дешевую серую сумку. – Мне, пожалуйста, кофе-глясе и булочку с изюмом.

Лидия Никес. Девушка из стеклянного супермаркета. То-то она ему сразу не понравилась!

Это было еще не все. Когда она взяла свой заказ у очнувшегося буфетчика и повернулась от стойки, Залман узнал ее: это она стояла вчера под аркой неподалеку от вокзала. Что за мысли кружились у него в голове, когда он ее увидел – уже не мог вспомнить, но остался осадок чего-то горького, тревожного… нежелательного.

– Чашку кофе и любые бутерброды, две штуки.

Он ушел завтракать к себе в номер, подальше от Лидии Никес, а потом отправился на прогулку. Не к вокзалу (Сандры он, что ли, не видел?), а куда глаза глядят, по заросшим бурьяном проспектам и заваленным обломками кривым переулкам.

Облезлые щербатые колонны. Под иззелена-белыми кляксами птичьего помета угадывались остатки лепных карнизов и барельефов. Ветхие балконы дожидались только случайного прохожего, чтобы наконец-то обвалиться.

Сандра считает, что современные кордейские города по сравнению с Танхалой выглядят безнадежно провинциальными – странная точка зрения… Хотя, наверное, она имеет в виду не птичий помет, а что-то другое.

И почему она так уверена в том, что ее воспоминания не расходятся с истиной? Ведь когда было последнее сражение, и Мерсмон применил свое адское оружие, отшибло память у всего населения Долгой Земли – об этом даже в школьных учебниках написано. Через некоторое время память у людей более-менее восстановилась (у всех, за редкими исключениями вроде Залмана Ниртахо), но отдельные воспоминания могли потеряться или перепутаться, поэтому кто-то может пребывать в убеждении, что помнит некие факты, а на самом деле ничего подобного не было. Сейчас каждый из переживших Темную Весну считает, что уж он-то запомнил все, как есть. Сколько там противоречий и вопиющих несовпадений – достаточно полистать многочисленные мемуары, чтобы утратить всякое доверие к свидетельствам очевидцев. Об этом тоже написано в учебниках. Пожалуй, единственная история о Темной Весне, относительно которой все пришли к согласию – это незатейливая сказка про Залмана-героя, Эфру Прекрасную и Темного Властителя. Так что Сандра со своим любимым «раньше» наверняка во многом заблуждается, как и остальные горе-очевидцы.

Шорох штукатурного крошева. Шаги человеческие, и человек этот на соседней улице один – такие вещи Залман определял моментально, хоть и не знал, как это у него получается. Это было сродни его умению лазать по деревьям.

Сандра рассказывала, что солдаты Танхалийского гарнизона ловят в развалинах всякую странную мелюзгу на продажу туристам. Вероятно, это солдат. Поравнявшись с боковым переулком, Залман повернулся на звук.

В этот раз он не испугался, увидев Лидию Никес. Впрочем, он ведь уже знал, кто она такая. К тому же вчера на ней были джинсы и куртка – универсальная молодежная одежда всех времен, и она стояла спиной к низко повисшему заходящему солнцу, так что рассмотреть можно было только силуэт, напомнивший чей-то другой силуэт (лучше не бередить это ощущение – больно), а сейчас он отчетливо видел ее всю. В модных плиссированных шароварах, стянутых на лодыжках, и наброшенной на обгоревшие плечи серой шелковой кофточке с пуговками-жемчужинами, угловатая, с красными точками подростковых прыщей на невзрачном лице, Лидия Никес всецело принадлежала настоящему времени.

Залман поздоровался, она тоже с ним поздоровалась. Он двинулся дальше сквозь заросли заполонившей всю улицу жесткой колосящейся травы – где по колено, а где и по пояс. Бросавшие скудную тень балконы держались на честном слове, а в глубине домов, в затхлых потемках, мало ли кто прячется… Замлан остановился, в нем боролись два противоположных чувства: во-первых, ему хотелось поскорее оказаться подальше от Лидии, во-вторых, не хотелось оставлять ее здесь одну, вдруг она попадет в неприятности, как уже не раз бывало… Не раз – это когда? Он же только вчера ее впервые увидел!