Благородный Дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Сегодня ему лучше всего быть здесь.

Старый моряк почесал ухо.

— Не знаю, Четырехпалый. Это решать богам. Что до меня, я оставил бы его на берегу. — Тут Пун Хорошая Погода стал всматриваться в юго-восточный горизонт. Он что-то приметил боковым зрением. — Видишь его?

Через минуту Четырехпалый покачал головой.

— Времени ещё много, время есть.

— Да. — Старый моряк оглянулся на тело, стянутое цепями, как ощипанная курица суровыми нитками. Лицо его расплылось в ухмылке. — И-и-и, но как Прибыльный Чой весь побелел — что твоя медуза, — когда этот блудодей первый раз заорал и показалась кровь. Мне пришлось испортить воздух, чтобы не засмеяться и не уронить его достоинства!

— Нестойкая нынче молодежь! — повторил У. Потом закурил новую сигарету и кивнул: — Но ты прав. После сегодняшней ночи Прибыльный останется там, где ему место, чтобы стать ещё прибыльнее. — Он бросил взгляд на Рябого Цзиня. — Он мертв?

— Нет ещё. Вот ведь грязная шлюха безродная: ударил Первого Сына Благородного Дома Чэнь лопатой, а потом вкручивал нам, хейя? А ещё отрезал Чэню ухо, свалил на отца и братьев и тоже заливал нам! А вдобавок и выкуп забрал, хотя товар им было уже не доставить! Ужас!

— Отвратительно! — захохотал старик. — А ещё более ужасно, что попался. Но ведь ты, Пун Хорошая Погода, показал этому блудодею, как он заблуждается на гнусных путях своих.

Оба, довольные, рассмеялись.

— Отрезать ему другое ухо, Четырехпалый?

— Пока не надо. А пройдет немного времени, очень немного, отрежь.

Пун снова почесал голову.

— Одно мне непонятно. Никак в толк не возьму, зачем ты велел мне приколоть эту бумажонку с надписью на грудь Первого Сына и оставить тело там, где хотели оставить они. — Нахмурившись, он посмотрел на Четырехпалого. — Ведь когда этот блудодей окочурится, никого из Вервольфов не останется, хейя? На кой ляд тогда эта надпись?

Четырехпалый захихикал.

— Все становится ясным для того, кто ждет. Потерпи.

Он был очень доволен собой. Надпись свидетельствовала, что Вервольфы очень даже живы. Если о том, что все они мертвы, будут знать только он и Пун, то в любое время можно «оживить» Вервольфов. Когда он этого захочет. «Да, — довольный, думал он. — Убей одного, чтобы запугать десять тысяч! Вервольфы могут запросто стать постоянным источником дополнительной прибыли, и стоить это будет совсем недорого. Несколько телефонных звонков, парочка продуманных похищений, может, ещё одно ухо».

— Потерпи, Пун Хорошая Погода. Скоро тебе откро… — Он осекся.

Оба устремили взгляды на одну точку в темноте. Там только что показалось небольшое грузовое судно с едва заметными огнями. Через секунду у мачты мигнули два фонаря. Четырехпалый тут же прошел на мостик и дал ответный сигнал. Судно мигнуло в подтверждение.

— Хорошо, — произнес довольный У, в свою очередь давая подтверждающий сигнал.

Команда джонки тоже заметила огни. Один моряк поспешил вниз за остальными, прочие на палубе встали по местам. Взгляд Четырехпалого упал на Рябого Цзиня.

— Сначала этот, — зло бросил он. — Давай сюда моего сына.

Пол Чой, шатаясь, выбрался на палубу. Он жадно вдохнул свежего воздуха — вонь внизу стояла невыносимая — и поднялся по трапу на корму. Когда Пол увидел кровавое месиво и лежащего на палубе искромсанного человека, ему стало плохо. Он бросился к борту, и его снова стало тошнить.

— Помоги Пуну Хорошая Погода, — велел Четырехпалый У.

— Что?

— У тебя что, уши заложило блевотиной? — заорал старик. — Помоги ему.

Испуганный Пол Чой, шатаясь, подошел к старому моряку. Рулевой матрос с интересом наблюдал за ним.

— Что ты… мне нужно делать?

— Берись за ноги!

Стараясь преодолеть тошноту, Пол Чой закрыл глаза. В ноздри бил запах рвоты и крови. Нагнувшись, он ухватил ноги Рябого вместе с частью тяжелой цепи и, шатаясь, потащил свою ношу к борту, чуть не упав при этом. Большую часть тяжести принял на себя Пун Хорошая Погода: при необходимости он легко унес бы Рябого в одиночку, а заодно и Пола Чоя. Без видимых усилий он удерживал Рябого Цзиня на планшире.

— Держи его там!

Как было уговорено с Четырехпалым, старый моряк отошел в сторону, оставив Пола Чоя наедине с изуродованным человеком, который был без сознания и навалился на него бесформенной глыбой.

— В воду его! — скомандовал У.

— Но, Отец… пожалуйста… он… он не мерт… ещё не мертвый. Пожа…

— За борт его!

Обезумев от страха и отвращения, Пол Чой попытался было втащить тело обратно на борт, но джонку накренило порывом ветра, и последний из Вервольфов опрокинулся в море и ушел под воду, не оставив и следа. Пол Чой беспомощно смотрел, как волны плещутся о тиковый борт. Заметив у себя на рубашке и на руках кровь, он опять мучительно согнулся в приступе рвоты.

— Держи! — У грубо сунул сыну флягу. В ней было виски, хорошее виски.

Пол Чой слегка поперхнулся, но желудок виски удержал.

У вернулся к управлению джонкой, махнул рулевому в сторону грузового судна и дал полный ход. Двигатель натужно взревел, джонка рванулась вперед, и Пол Чой, не готовый к этому, чуть не упал, успев ухватиться за планшир.

Привыкнув к качке, Пол взглянул на отца. Тот уже стоял у румпеля, рядом с ним — Пун Хорошая Погода, и оба напряженно вглядывались в темноту. Пол заметил маленькое суденышко. Его мутило, снова стал противен отец, было противно, что он здесь, на борту, вовлечен в темное дело, скорее всего в контрабанду, — не говоря уже об этом кошмаре с Вервольфом.

«Что бы ни натворил бедный сукин сын, — в ярости думал он, — это не дает никому права вершить правосудие своими руками. Вервольфа следовало передать полиции, чтобы его повесили или посадили в тюрьму».

У почувствовал взгляд сына и обернулся. Выражение его лица не изменилось.

— Иди сюда, — скомандовал он, похлопав изуродованной рукой по планширу перед собой. — Стой здесь.

Оцепеневший Пол Чой повиновался. По росту он значительно превосходил и отца, и Пуна Хорошая Погода, но смотрелся как тростинка против каждого из них.

Джонка мчалась наперехват. Море было черным, и лишь слабый лунный свет, пробивавшийся сквозь низкие облака, чуть рассеивал ночной мрак. Вскоре они подошли к судну с кормы правого борта, расстояние быстро сокращалось. Маленькое, тихоходное и довольно старое, суденышко тяжело зарывалось носом под нарастающими порывами ветра.

— Это судно каботажное, — отметил Пун Хорошая Погода, — «тайский траулер», как мы их называем. Таких посудин, ети их, десятки в водах всей Азии. Их, Прибыльный Чой, по всем морям полно, как вшей. Команду набирают из подонков, капитанами на них тоже подонки, и текут они как верши для омаров. В основном ходят на Бангкок, Сингапур, Манилу, Гонконг — пойдут хоть к черту, если нужно доставить груз. Эта посудина идет из Бангкока. — Он отхаркнулся и сплюнул, отчего молодого человека опять замутило. — Не хотел бы я отправиться в рейс на одной из этих вонючих шлюх…

Он осекся. С судна подали ещё один короткий сигнал. У ответил на него. Затем все, кто был на палубе, услышали всплеск по правому борту: в воду упало что-то тяжелое. Четырехпалый немедленно скомандовал: «Стоп машины». Неожиданно наступила оглушительная тишина. Впередсмотрящие на носу вглядывались во мрак, пока джонка, замедляя ход, качалась и рыскала на волнах.

Потом один из впередсмотрящих дал сигнал флажком. У тут же добавил ходу и скорректировал курс. Ещё один молчаливый сигнал, и ещё одна перемена направления, а затем более резкий, взволнованный взмах флажком.

Четырехпалый резко перевел машины на реверс. Винты взбили воду. Он сбросил обороты, и джонка подошла ближе к покачивающимся на волнах буйкам. Пол Чой наблюдал за упрямым стариком, который не сводил глаз с поверхности моря впереди и, казалось, слился воедино со своим кораблем. Ловкими маневрами У положил джонку на курс буйков. Через несколько мгновений моряк с длинным швартовочным багром в руках наклонился с главной палубы и подцепил конец. С помощью других моряков грубые пробковые буйки были умело вытащены на борт, а конец надежно закреплен на пиллерсе[272]. Уверенными движениями старшина палубной команды отсек буйки и выбросил их за борт, а другие моряки в это время проверяли, надежно ли закреплены тюки на другом конце погруженного в воду каната. Теперь Пол Чой отчетливо видел их. Тюков было два, размером шесть футов на три и на три; они были крепко связаны между собой; и под их тяжестью, хоть они и оставались под водой, толстый конец сильно натянулся. Как только все было надежно привязано и груз закреплен вдоль борта, хотя и в пяти-шести футах под водой, старшина палубной команды подал сигнал. Четырехпалый тут же вывел джонку на крейсерскую скорость, лег на другой галс, и они поспешили прочь.