Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - Александр Никонов

И вдруг к причалу подруливает прогулочный катер-глиссер, хлыщ быстро сбегает вниз, запрыгивает в него, и оттуда громко кричит своей Саре:

— Мадам Люнгарс! Вы, наверное, забыли, что я — вольный гражданин французской республики! — катер газанул и тут же скрылся из виду, увозя машущего рукой хлыща в прекрасную даль, подальше от назойливой Сары…

Я так позавидовал этому хлыщу — неужели я так никогда и не смогу произнести эту гордую фразу — «я вольный гражданин французской республики!» И вот я в первый раз громко и гордо произнес ее…

Мы выпили еще. Оля закурила. Вдруг она решительно затушила сигарету о тарелку и подошла ко мне. Сидя на стуле, я был лишь немногим ниже Оли. Она обняла меня за шею и стала чувственно целовать, мягко затягивая мои губы в свои. Вот этого-то я и не ожидал! Я пытался встать, но Оля силой усаживала меня снова.

Наконец, мне удалось встать, но Оля, обняв меня за спину, притянула к себе, и поволокла, да, да — поволокла к алькову. Эта почти невесомая школьница-дюймовочка волокла мастера спорта по штанге «у койку».

— Оля, — наконец не выдержал я, — а как же Моня? Что мы ему-то скажем?

— А мы ему ничего говорить не будем, не обязаны! — Оля настойчиво с каким-то нечеловеческим упорством продолжала тащить меня, и когда я уперся сильнее, укоризненно посмотрела на меня снизу своими голубыми озерами и прошептала:

— Теперь ты еще скажешь, что и ты тоже импотент!

— Ну, уж нет, — подумал я, — этого ты от меня не дождешься! — и дал увести себя в альков.

Оля оказалась не по росту страстной — Моня был прав. У нее не было ни начала, ни середины, процесса, у нее всю дорогу был один конец. И никакого контроля за поведением в постели: свою ладонь я постоянно прижимал к ее губам, иначе бабка-«коммунистка» давно была бы рядом и замучила бы нас своими советами. Благо дверь в комнату мы так и не заперли.

Мы спонтанно засыпали, просыпались, вставали, выпивали вина, разбавленного водой, ложились снова, и я опять прижимал ладонь к ее губам. Когда руки были заняты, я зажимал ее губы своими и не позволял ей беспокоить соседей.

Утром я, мотаясь как тень, поднялся и попросил разрешения выйти на улицу — позвонить в Курск. Телефона в квартире Оли не было.

— Что Моне-то скажем? — успел я все-таки спросить Олю, выходя из дверей.

— Ты уехал в Курск вчера вечером, а я пошла в гости к тете, я постоянно хожу к ней — в ответе Оли чувствовался опыт, — сюда он не посмеет прийти, а на моей работе ответят, что меня нет. А тетин телефон он не знает. Успокойся, не съест тебя Моня — что за мужики пугливые пошли!

Я с почты позвонил домой Медведеву, потом на работу Тамаре Федоровне. Она ждала меня утром и беспокоилась. Легенда была для всех одинакова — не сумел достать билетов, но сегодня вечером выеду обязательно.

Когда я вернулся к Оле, она уже встала, сварила кофе и поджарила яичницу — яйца взяла в долг у «коммунистки». У Оли не было даже холодильника.

— Бабке сказала, что выхожу за тебя замуж, — похохатывая с сигаретой в зубах, обрадовала меня Оля, — и ты скоро переедешь жить ко мне. Чтобы не возникала, если ты будешь приходить!

— Оля, это же надувательство, а если придет Моня? — недоумевал я.

— А бабка знает, что Моня мой любовник. А что, нельзя иметь и мужа и любовника? — опять, надув губки, возмутилась Оля.

— Ну и баба, — подумал я, — такого экземпляра я еще не встречал! Да это же богема — гуляет, встречается с мужиками, поет, играет на гитаре, работает в театре, ходит куда и когда хочет…Живет как на облаке. Реальная жизнь ее не касается, она ее не хочет и замечать. И внешность инфантильная — школьница седьмого класса и то старше выглядит! Мужа и любовника ей подавай!

— рассуждал я сам с собой.

А самого меня начала точить мысль, и от нее я не мог избавиться — а что, если мне действительно жениться на ней? Она очень молода, простодушна, умна, страстней женщины я еще не встречал; терять мне нечего, а получить, кроме молодой жены, разумеется, я могу мечту жизни — Москву! Кто может этому помешать? Один Моня — решил я, ссориться с ним я ни за что не буду.

День мы с Олей провели, как и вчерашний вечер. Да, здоровье с этой дюймовочкой нужно иметь бычье! Но такое у нас имеется, — хвастливо констатировал я. Оля проводила меня на поезд, и на полном серьезе, надувая губки, просила не оставлять ее надолго:

— Видишь ли, после тебя мне никого не хватит! Так что, ты развратил меня, и теперь не имеешь права бросать!

Я уехал в Курск в глубокой задумчивости…

Жених-самоубийца

Понятно, чтобы жениться на Оле, в Москве препятствием был Моня. Ну, а в Курске — Тамара Федоровна. От Тамары Ивановны улизнуть было намного проще — не впервой!

Через неделю — я снова в Москве. Для «понту» я реанимировал хоздоговорную тему с предприятием Элика, где соисполнителем включил ИМАШ, а конкретно — Моню. Элик был заинтересован в теме, так как она совпадала с финансируемым направлением на его предприятии. Моня готовил практическую апробацию для своей докторской диссертации, которую он уже начал писать. А я получал формальную причину ездить в Москву, когда только заблагорассудится.

Я с опаской ждал встречи с Моней — вдруг Оля проболталась! Но Моня встретил меня восторженно:

— Знаешь, Оля всю неделю только о тебе и говорила. Ты и умный, и красивый, и галантный! Постоянно рисует тебя «по памяти» — и Моня вынул из своего ящика рисунок карандашом на листке обычной писчей бумаги. Если бы я не знал, что это рисунок, я бы решил, что передо мной фотография. Это был творческий метод Оли — она в точности передавала каждую черточку на лице, каждую складку на одежде. При этом выдерживала все полутоны — черно-белая фотография, одним словом. Конечно же, на этом рисунке я был изображен очень выгодно — на лице было философское выражение человека, уставшего делать добро людям. Причем, на лице совершенно трезвом, чего, собственно, память Оли зафиксировать не могла бы — тут нужно было приложить воображение!

— Я бы сказал, что Оля влюбилась в тебя! — вдохновенно продолжал Моня, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— Ну, хорошо, она влюбилась в меня, не она первая, не она последняя! — тоном усталого от успехов ловеласа отвечал я ему, — ну и что с этого? Это же твоя баба, да она и не в моем вкусе. Мне нужна «фемина», а это — то ли школьник, то ли школьница, да еще и с сигаретой в зубах. Моня, а ей действительно двадцать один год, не связался ли ты с несовершеннолетней малолеткой? — поинтересовался я, опасаясь за Моню, а тайно — и за себя.

— Успокойся, я ее паспорт видел! — ответил Моня, и вывел меня в коридор для какого-то секретного разговора. — Слушай, у меня к тебе предложение, только не отвечай мне сразу «нет», не подумав. Женился бы ты на Оле — и, видя, что брови у меня поднялись выше физиологического предела, быстро добавил, — фиктивно, разумеется, фиктивно! Ты прописался бы у нее — жилплощадь позволяет, и устроился бы на работу в Москве. Хватит тебе шастать по провинциям, заверши свой ход конем! А потом найдешь себе другую жену, женишься хотя бы на своей Тамаре Федоровне. Или будешь «липовым» женатиком, чтобы никто из твоих будущих баб претензий не предъявлял — это же мечта ловеласа!