Дом Цепей (litres) - Стивен Эриксон

Непростительно.

Тяжкое слово, его истина тяжелее камня. Но Фебрил никак не мог решить, к какому преступлению оно применимо. К трём предательствам или к двум? Было ли уничтожение знаний — и убийство учёных и наставников, — было ли оно, как потом говорили мезланы и фалах’ды, наибольшим из всех злодейств? Даже бо́льшим, чем резня горожан Арэна, учинённая т’лан имассами? Настолько большим, что имя Энкуры стало ругательством равным образом для мезлан и уроженцев Семи Городов? Три, не два?

А сучка знала. Знала все его тайны. Оказалось, недостаточно сменить имя; недостаточно иметь внешность старика, хотя Высший маг Ильтара, наиболее доверенный слуга Энкуры, был молод, высок и вожделел разом к мужчинам и женщинам. Нет, она явно без всяких усилий разрушила все препоны и расхитила подвалы его души.

Непростительно.

Никому из проникших в его тайну не позволено жить. Фебрил решительно отказывался быть столь… уязвимым. Для кого бы то ни было. Даже для Ша’ик. Особенно для Ша’ик.

А значит, её нужно убрать. Даже если это означает сделку с мезланами. У Фебрила не было иллюзий насчёт Корболо Дома. Амбиции напанца — неважно, на что он там претендует сейчас, — зашли гораздо дальше этого восстания. Нет, его амбиции были императорскими. И где-то на юге Маллик Рэл, жрец-джистал Старшего бога Маэля, уже ехал в Арэн, чтобы там сдаться. Чтобы его доставили к самой Императрице.

А что потом? Эта змея среди жречества может объявить о необычайно удачном повороте в Семи Городах. Корболо Дом, мол, всё это время трудился ради её интересов. Или ещё какую-то бессмыслицу в том же духе. Фебрил был уверен в своих подозрениях. Корболо Дом желает триумфального возвращения в имперское стадо. Возможно, даже в звании Первого Кулака Семи Городов. Маллик Рэл может исказить смысл своего участия в событиях Падения и том, что последовало за ними. Мертвец, Пормкваль, может стать единственным виновным в сокрушительном провале, в смерти Колтейна и истреблении армии Первого Кулака. Джистал как-то выкрутится, или, если всё пойдёт криво, он каким-то образом сможет сбежать. У Корболо Дома, был уверен Фебрил, есть агенты в столичном дворце, — то, что разыгрывалось здесь, в Рараку, было лишь дрожью нитей куда более огромной паутины.

Но я её разорву. Даже если прямо сейчас мне для вида приходится уступить. В конце концов, он принял мои условия — что, конечно же, ложь, — а я, в свою очередь, принял его условия — что тоже ложь, разумеется.

Он пересёк городскую окраину и оказался в природной части оазиса. Тропа выглядела давно заброшенной, покрытой хрусткими высохшими ветвями пальм и кожурой тыкв-горлянок, и Фебрил знал, что его беззаботная прогулка уничтожает эту иллюзию, но был к тому безразличен. Корболовы убийцы, в конце концов, устранят беспорядок. Это в достаточной мере насытит их самообман.

Маг свернул на повороте и ступил на поляну, окружённую низкими камнями. Когда-то здесь был колодец, но пески давно засыпали его. Камист Релой, натянув капюшон, стоял с коварным видом в центре; четверо убийц Корболо полукругом расположились позади него.

— Ты опоздал, — прошипел Камист Релой.

Фебрил пожал плечами:

— Я тебе что, жеребёнок, чтобы скакать галопом? Кстати, ты уже начал приготовления?

— Это ты у нас знающий, Фебрил, не я.

Фебрил зашипел, затем махнул клешнеподобной рукой:

— Не важно. Время ещё есть. Твои слова лишь напомнили, что мне приходится терпеть глупцов…

— Не тебе одному, — процедил Камист Релой.

Фебрил зашаркал вперёд.

— Дорога твоих… слуг может оказаться долгой. Смертные не ступали на неё со времён Первой Империи. Скорее всего, она стала ненадёжной…

— Хватит предостережений, Фебрил, — огрызнулся Камист Релой, в его голосе явственно прозвучал страх: — Тебе нужно лишь открыть дорогу. Это всё, о чём мы просим, — это вообще всё, о чём мы тебя просим.

— Тебе нужно больше, чем это, — сказал Фебрил с улыбкой. — Хочешь, чтобы эти глупцы ломились вслепую? Когда-то богиня была духом…

— Это не тайна.

— Возможно, но духом какого рода? Тем, что скачет на ветрах пустыни, как ты, наверное, подумал. Но ты ошибаешься. Духом камня? Песка? Нет, ничуть не бывало. — Он взмахнул рукой. — Оглянись вокруг. Рараку хранит кости бесчисленных цивилизаций, восходящих к Первой Империи, к империи Дессимбелакиса. И ещё дальше, — да, признаки этого по большей части уничтожены, но некоторые остались; имея глаза, их можно увидеть… и понять. — Он перебрался через один из окружавших поляну низких камней, отчаянно пытаясь скрыть дрожь от боли в натруженных костях. — Если бы ты прокопался сквозь этот песок, Камист Релой, то обнаружил бы, что на самом деле эти валуны суть менгиры, камни, выше, чем кто-либо из нас. И их бока испещрены и изрезаны странными узорами…

Камист медленно развернулся кругом, оглядывая торчащие камни сузившимися глазами:

— Т’лан имассы?

Фебрил кивнул:

— Первая Империя Дессимбелакиса, Камист Релой, не была первой. Эта честь принадлежит т’лан имассам. Там, правда, было мало чего такого, что ты или я могли бы назвать… имперским. Никаких городов. Никакого копания в земле для выращивания зерна или орошения. И войска её состояли из неупокоенных. Там, конечно, был трон, предназначенный для смертного — из расы потомков т’лан имассов. Для человека. Увы, человеческое понимание империи… было иным. И это понимание исключало т’лан имассов. Отсюда — предательство. Потом война. Борьба была неравной, но т’лан имассы не имели охоты уничтожать своих смертных детей. И вот они ушли…

— Только затем, чтобы вернуться с разломом Пути, — пробормотал, кивая, Камист Релой, — когда низвергся хаос от ритуала одиночников и д’иверсов. — Он снова повернулся к Фебрилу: — Так богиня, она из… то есть была из… т’лан имассов?

Фебрил пожал плечами:

— Тут был один текст — написанный на обожжённой глине, — принадлежавший культу Первой Империи, копии которого существовали вплоть до падения Угарата. Несколько т’лан имассов, которых люди смогли уничтожить во время восстания, были похоронены в святых местах. Таких, как это, Камист Релой.

Но второй маг покачал головой:

— Она — порождение гнева. Такая ярость не свойственна т’лан имассам…

— Если только для неё нет причин. Возможно — воспоминания о предательстве, родом из её смертной жизни. Рана, слишком глубокая, чтобы Обряд Телланна мог исцелить её. — Фебрил пожал плечами. — Это не имеет значения. Этот дух — т’лан имасс.

— Похоже, ты опоздал на день с этим откровением, — проворчал Камист Релой, отворачиваясь и сплёвывая: — Обряд Телланна всё ещё связывает её?