Пыль Снов - Стивен Эриксон

— Я слышу твои слова, Смертный Меч. Ты получишь мои глаза. Ты взглянешь в ужасе…

— Что же, мы друг друга поняли. Скажи, скоро ли мы увидим На’рхук?

И Гу’Ралл сказал ему. Человек снова и снова перебивал его прямыми, острыми вопросами. Пока шок от его силы — смертный так легко пробил защиту разума Гу’Ралла! — постепенно уступал место негодованию, в ассасине росло и уважение к Смертному Мечу. Ворчливое, смешанное с недоверием и злостью. Ассасин не мог позволить себе и тени надежды. Но этот человек — воин в полном смысле слова. Каком именно? В нем есть безумство веры. «Ты и нас заставляешь верить. В тебя. Своим примером. Своим безумством, которым так охотно делишься.

Вкус твой горек, человек. Ты отдаешь своим горьким миром».

Буян с руганью заставил «скакуна» подойти к Геслеру. — Я чую какую-то вонь. Как бы она таится в задних мыслях, на дне глубокого пруда…

— О чем ты, во имя Худа? Говори скорее, Ассасин уже летит к врагу — они разбили лагерь, я уже вижу. Огни, в середине большой огонь… много дыма… Боги, голова сейчас лопнет…

— Ты не слушаешь, — сказал Буян. — Та вонь — они что-то знают. Ганф Мач… она что-то знает, но скрыла от нас. Я заметил…

Геслер взмахнул рукой — Буян видел на потрепанном жизнью лице друга отсутствующее выражение. А потом глаза мужчины наполнил ужас. — Сбереги Беру… Буян, я вижу обломки — кучи доспехов и оружия… Буян….

— Эти На’рхук — они…

— Охотники за Костями… они нашли их, они… боги, там кучи костей! Поганые твари сожрали их! — Геслер пошатнулся в седле, Буян поддержал его рукой.

— Гес! Просто рассказывай что видишь!

— А я чем занят? Боги подлые!

Но слова унеслись прочь. Геслер мог лишь смотреть через ассасина, кружившего над полем брани, над большим лагерем, над кратером, способным проглотить дворец, над обширным пятном, внутри которого еще тлеют пеньки… нет, не пеньки. Лапы. Сожженные На’рхук все еще горят. Что за магия их накрыла? Геслер не верил глазам. Высвобождение сил садка, испепелившее тысячи? А кратер — может, сотня долбашек… «ну, у нас столько нет».

Он слышал крики Буяна, но голос приятеля казался невозможно далеким, слишком далеким, чтобы озаботиться ответом. Траншеи на гребне холма, забитые обломками доспехов и оружием. Малые кратеры, полные костей. Неподалеку сотни На’рхук движутся среди скелетов коней и людей. Напирая на постромки, тащат тяжелые телеги, забитые мясом.

Вот место атаки хундрилов. Истребленных. По крайней мере, некоторые союзники подошли вовремя… для чего? Для гибели. Боги, вот самая жестокая шутка Повелителя Удачи. Они даже не искали битвы — с ящерами точно. Не в бесполезных Пустошах.

Прорезался голос Ассасина Ши’гел: — Твой род нанес урон На’рхук. Они заплатили за урожай, Смертный Меч. Уничтожено не меньше трех фурий.

— Это были мои друзья. И это была не их битва.

— Смельчаки. Они не сдавались.

Геслер нахмурился. — А сдача в плен была возможна?

— Не знаю. Вряд ли. И мне все равно. Завтра мы пленных брать не будем.

— Имеете право, — прорычал Геслер.

— Геслер!

Он заморгал, сцена рассыпалась перед взором; он поглядел на Буяна, сказал, утирая глаза: — Плохо. Хуже некуда. На’рхук маршируют навстречу К’чайн Че’малле. Они кулаком ударили Охотников за Костями. Буян, произошла резня, но только одна армия…

Гу’Ралл снова подал мысленный голос: — Я нашел след, Смертный Меч. Признаки отступления. Мы идет туда? На’рхук заметят наше приближение, ведь Солдаты сотрясают землю не хуже грома. Они готовят нам сюрприз — небо лишилось света, дуют нездешние ветра. Не могу…

Молния озарила юг, с треском разорвала ночь. Геслер застонал, когда череп отозвался болью. — Ассасин. Где ты? Отвечай — что стряслось?

Он не дотянулся до крылатого ящера. Не мог найти Гу’Ралла нигде. «Дерьмо».

— Что там за чертов шторм? У тебя на лице кровь? Скажи, во имя Худа, что такое?..

— Тебе так интересно? — оскалился Геслер. И сплюнул. — На’рхук побросали всё и спешат к нам. Помощи не жди.

— А Охотники за Костями?

— Помощи не жди.

Разведчики показались из неумолимой темноты. Этой ночью пропали и свет звезд, и зеленоватое сияние Царапин. Даже вздувшаяся, мутная луна не осмелилась взойти на небо. Дрожа от внезапного озноба, Боевой Вождь Страль ждал докладов разведки.

Оба воина — сенана сгорбились, словно были ранены или чего-то боялись. Оба пали перед ним на колени. Он заметил утомление, тяжелое дыхание. «Поглядите на них. Поглядите на тьму. Неужели миру настал конец?»

Он не торопил их, не пытался вырвать доклады. Страх загустел так, что заткнул им рты.

Сзади были воины клана Сенан. Некоторые уснули, но большинство не смогло сомкнуть глаз. Голод. Жажда. Тоска потерь, заунывная мелодия плача. Он ощущал на себе сотни глаз, видящих — это понятно — лишь смутный, расплывчатый силуэт. Вот истина, и от истины ему не скрыться.

Один из разведчиков отдышался. — Вождь, две армии на равнине.

— Малазане…

— Нет, Вождь — это демоны…

Другой зашипел: — Их тысячи!

— Ты сказал — две армии.

— Идут навстречу друг дружке — всю ночь — мы почти посредине! Вождь, нужно уходить… нужно бежать отсюда!

— Идите оба в лагерь. Отдыхать. Уходите и молчите.

Едва они уковыляли прочь, вождь потуже натянул плащ. На закате он углядел в небе Лунное Отродье, но сделанное грубо, сплошные углы — самые глазастые воины клялись, что оно сделано в виде дракона. Две армии демонов — есть ли лучшее место для их схватки, чем Пустоши? «Поубивайте друг дружку. Не наша война. Мы хотели найти малазан… так ли? Старый враг, достойный враг.

Не они ли предали союз под Кораллом? Не они ли пытались обхитрить Каладана Бруда и украсть город во имя вероломной императрицы? Если бы не Аномандер Рейк, всё удалось бы. Охотники называют себя ренегатами… но разве не так говорил и Даджек Однорукий? Обычное гнездо лжи. Что они ни найдут, что ни завоюют — всё отойдет императрице.

Онос Т’оолан, какого иного врага ты пытался найти? Кто сравнится с малазанами — завоевателями, пожирателями истории? Ты сказал, что некогда им служил. Но потом покинул. Решил повести Белолицых. Ты думал именно об этом враге, ты рассказал все что нужно — а мы, дураки, не поняли.

Но теперь я понял.

Пусть демоны воюют с кем другим…»

Он повернулся.

Пыль клубилась в лагере Сенана, серебрясь в свете проглянувшей луны. Она вставала спиралями. Кто-то закричал.

Призрачные воины — блеск костей, мерцающие лезвия из кремня и сланца…

Страль смотрел и не понимал. Вопли усилились — ужасные клинки блистали, рубя плоть и кости. Боевые кличи Баргастов звенели, словно железо било о камень.

Гнилые лица, пустые дыры глаз.

Коренастая фигура появилась перед Стралем. Глаза вождя раскрылись — в свете костра он разглядел меч в руках воина. — Нет. Нет! Мы отомстили за тебя! Онос Т’оолан, мы отомстили за всё! Не смей… нельзя…

Меч просвистел наискось, отрубив Стралю обе ноги. Он соскользнул по лезвию и оказался лежащим на земле. Его охватил тошнотворный холод. Сверху лишь тьма. «Мы сделали что смогли. Позор. Вина. Вождь, прошу. Дети, невинные…»

Опустившийся меч разбил его череп.

Сенаны умирали. Белолицые Баргасты умирали. Ном Кала стояла, не принимая участия в бойне. Т’лан Имассы не ведали жалости; будь у нее сердце, она задрожала бы при виде беспощадной жестокости.

Убийцы жены и детей заплатили равным за равное. Их зарубили с неумолимой эффективностью. Она слышала, как матери вымаливают жизнь детей. Слышала их предсмертные крики. Слышала, как стонущие голоса затихают.

Вот преступление, способное отравить любую душу. Она почти слышала, как земля стонет и сочится кровью под ногами, как извиваются духи, как спотыкаются боги. Излучаемая Оносом Т’ооланом ярость темнее неба, плотнее любого облака. Она плещет волнами ужасного понимания — он знает, он может видеть себя, словно вырван из тела — он видит, и зрелище собственных дел сводит его с ума. «И нас всех. Ох, даруйте мне пыль. Даруйте мне утро, рожденное в забвении, рожденное в вечном благом беспамятстве».

Их тысячи, десятки уже сбежали в ночь — но сколькие уже мертвы. «Так оно бывало прежде. Жуткие армии Т’лан Имассов. Мы затравили Джагутов. Мы устроили им то, что я вижу сегодня. Ради всех духов, неужели иного выбора нет?» Ужасный стон слышался после последних смертельных ударов, стон, который словно извивался и кружился. Стон Т’лан Имассов, стон воинов, забрызганных кровью, держащих в руках мокрые клинки. Этот звук потряс Ном Калу. Она зашаталась и убежала, моля темноту проглотить ее.

«Онос Т’оолан. Твоя месть… ты отомстил нам, своим жалким последователям. Мы шли за тобой. Мы делали что сказано. Мы порвали свои цепи. Мы освободились — а сколько тысячелетий гнев тлел в нас? Мы выплеснули его в жизнь. Нет, мы стали убийцами детей. Мы снова ступили в мир, снова — после стольких лет свободы от… от его преступлений. Онос Т’оолан, ты видишь? Ты понимаешь? Мы снова родились для истории».