Белые пешки - Екатерина Звонцова

которые, как теперь-то ясно, были справедливыми. Он же говорил: «Кто знает, а может, вы следующие? Или я?» Он не шутил. Он что-то чувствовал, подозревал; видимо, опыт подсказывал. А теперь вот. Его нет. Ника с трудом проглотила ярость и подняла взгляд, искренне жалея, что не может им убить.

– Что?.. – просипела она, хотя прекрасно все услышала.

Мерзкий мудак. Мразь, мразь, мразь. Хорошо, что этого не слышала Марти; хорошо, что Марти тут нет. Наверное, Ника въебала бы этому типу, плюнув на все, во всяком случае обматерила бы точно. Но Алеф, опережая ее, ровно поинтересовался:

– Вас что-то особенно удивило, Дементий Иннокентьевич? Поделитесь.

Еще и имя такое… хрен запомнишь, хотя сотрудничают не впервые. Конечно, Алеф не поддержал шутку этого клоуна в белом халате, даже формально не улыбнулся. Нику это немного успокоило.

– Соблюдайте профессиональную этику, пожалуйста, – сочла нужным бросить она как можно суше. – Это все-таки наш коллега.

Эксперт уничижительно оглядел ее с головы до пят. «Пигалица», – читалось в водянистых карих глазах. Ника отвернулась, сжимая кулаки. Захлебнуться злостью или зареветь ей не дали только следующие слова, адресованные Алефу.

– Да не то слово, удивило. Пуля-то серебряная и вся в каких-то письменах! Откуда такая взялась? В жизни не видел. Молитвы, что ли? От оборотней?

Ника снова подняла голову. Она видела: Алеф так же крепко, как она сама, сжимает кулаки. Бесится? Нет, вряд ли, что-то скорее беспокоило его, чем выводило. Убирая следственные материалы в сумку, он тихо сказал:

– Кто знает, Дементий Иннокентьевич. Кто знает. Тронутые… не тронутые. Рыков был своеобразным человеком, но ключевое слово все-таки «был». Вам не стыдно?

Эксперт досадливо скривился.

– Какие все стали не-ежные в последнее время, высокомора-альные!

– Стареем, – лаконично отозвался Алеф. Его теплая ладонь легла Нике на плечо и сжала, мягко и успокаивающе. – Ну… идемте. Дела ждут.

Она многое отдала бы за такое прикосновение и такой тон еще недавно. Теперь все это заставило ее только крепко зажмуриться и всхлипнуть. Если мир вокруг рушился, какой смысл был в нежности?

Пуля правда оказалась в письменах на мертвом языке. С ними бились несколько дней, в итоге родили тупой вердикт «чо-то старенькое, из арамейской группы» и посоветовали отдать на растерзание специализированным востоковедам и религиоведам. Если бы жило на свете существо, питающееся загадками, оно уже сдохло бы от переедания. Хотя я все яснее убеждаюсь: Марти права. Мир полон разных монстров. Наверняка есть и пожиратели тайн. Хорошо, что хоть они пока обходят меня стороной.

Куда хуже другое. Только подумаю, что погибнуть могла еще Марти, – сразу трясутся коленки, хочется блевать и плакать. Господи, благослови Зиновия, что ему что-то от нее понадобилось. Что он ее задержал. Я не пережила бы этой смерти. А впрочем… действительно ли Марти спаслась?

Она, не здороваясь, вошла в кабинет – тихая и чужая. За эти несколько дней она еще больше похудела и осунулась; глаза запали и погасли. Волосы, еле расчесанные и немытые, висели патлами. Никакой косметики. Никаких каблуков. Походка мертвеца – обугленного скелета, кем-то по нелепости воскрешенного.

– Привет… всем, ребят, – прошелестел хриплый голос.

Опера отозвались невнятным гулом и почти синхронно опустили глаза. Промолчала даже Медянка, все утро изводившая Нику расспросами в духе: «А че она на похоронах-то так убивалась? Мутили они? А? А? Да ладно, скажи!» Ника вскочила из-за стола, но тут же неловко замерла. Она почти боялась этого скелета, боялась, что сейчас скелет закричит: «Это все ты, ты, ты виновата!» – и будет прав. Но скелет молчал. И Ника, решившись, все же попросила:

– Дай я тебя обниму.

Но Марти только покачала головой, и это Ника тоже поняла и приняла. Села на место, впилась в какую-то подшивку побелевшими пальцами, сжала зубы. Марти слабо, благодарно улыбнулась и, подойдя, наклонилась над столом.

– Как ты? – спросили они одновременно. И обе одновременно отвели глаза.

Ника ничего не знала о том вечере, понятия не имела, что Марти и Рыков забыли в «Бараньем клыке», но спрашивать боялась. Только в рамках протокола: случайно встретились, говорили о деле, пили виски, вроде поладили. Остальное пусть останется достоянием мертвецов. Нике не нужна была та правда, но так или иначе гибель вроде бы незнакомого следователя окончательно уничтожила ее лучшую подругу. Нет, все еще сестру.

Марти вдруг со стоном склонила голову и прижалась лбом к ее лбу. Ника заглянула в бледное заострившееся лицо и прикусила губы. Так они замерли почти на целую минуту. И хотя все, кроме Алефа, были сейчас на местах, никто ничего не вякнул.

– Зачем ты пришла? – наконец выдавила Ника. – Я не вызывала.

Марти выпрямилась. Некоторое время она сосредоточенно рылась в сумочке. Наконец на стол перед Никой лег смятый глянцевый лист.

– Я кое-что нашла. Последнее подтверждение… теории. Возьми, хуже уже не будет.

Лист был из женского журнала, номер двухлетней давности. С верхнего фото красивый мужчина, облокотившись на спинку стула, глядел в кадр. Взгляд был томный, губы пухлые, руки тонкие. Ника взяла страничку. Кажется… она знала это лицо.

– Я не настаиваю, – ровно произнесла Марти. – Но вам лучше об этом знать. Почитай.

Ника пробежала глазами заголовок и поняла, что не ошиблась: она действительно видела это лицо и, конечно же, неоднократно слышала имя. Фред. Фредерик Самойлов. Он давал кому-то интервью.

«…Ф. (смеется): Нет, знаете, я не из тех, кто черпает идеи из сновидений. Я вообще нечасто вижу сны, особенно интересные. Чаще – повседневную ерунду или фантасмагорический бред с зелеными слониками. Хотя знаете, недавно мне кое-что примечательное все же приснились. Могу рассказать.

К.: Поделитесь! Это должно быть что-то выдающееся.

Ф.: Можно сказать и так. Сон напоминал сказку какую-то, в эстетике Гофмана или Геймана. Героем был директор передвижного театра, живший в Средневековье. Да-да, близкая мне профессия, правильно улыбаетесь. Так вот. Тот человек до безумия любил своих актеров, и не зря: играли они как боги. Покоряли как богатеев, так и чернь. В каждом городе, куда бы ни приехал балаганчик, на спектакли валили толпы. Люди пропускали ради них даже службы в церкви. Люди плакали. Смеялись. Бросали к ногам актеров цветы и золото. И никто не знал тайны, страшной тайны. Догадываетесь, о чем я?

К.: Не представляю!

Ф.: На самом деле они были куклами – те актеры. Идеальными, а если по-современному, то… биороботами, наверное. Великолепными машинами, такие даже японцы еще делать не умеют. Правильно ведь, это японцы у нас по роботам умные? Ну неважно. В общем, за то,