Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

class="a">[1589]. Похоже, что папская партия рассчитывала на его поддержку, но если это было так, то они горько ошиблись, потому что дон Алонсо отдал свой решающий голос в пользу позиции собора.

Он назначил перерыв в работе собора и велел перевести его в Феррару. Собор, со своей стороны, начал систематически продвигаться к окончательным дебатам о низложении папы[1590].

Дон Алонсо участвовал в этих дебатах, и мы располагаем отчетом о содержании его речи и об общей реакции собора на нее. Автором этого отчета был выдающийся человек, которому суждено было в будущем самому стать папой, но в то время он, еще неуверенно прихрамывая, нащупывал свой путь в неизвестное будущее. Это был Энеа Сильвио Пикколомини, позже папа Пий II, один из понтификов Ренессанса.

Энеа Сильвио был талантливым писателем, прекрасным ученым и проницательным наблюдателем людей и событий. Его отчет включен в написанные им Комментарии к Базельскому собору, в которых он с большой тщательностью взвесил свои слова. Ему было в тот момент сорок два года, он общался со многими знаменитостями и мог уловить разницу между престижем, полученным благодаря занимаемому положению и заслуженным личными качествами человека. Поэтому не стоит недооценивать его восхищение доном Алонсо, проявленное в Комментариях.

Это восхищение было настолько велико, что Энеа Сильвио ни разу не упоминает имени епископа без уважительного титула или эпитета. Так, в одном случае он называет дона Алонсо «услада Испании» (delitia Hispaniarum)[1591], в другом — «украшением прелатов» (praelatorum decus)[1592], в третьем — «выделяющимся из всех своей изобретательностью и красноречием» (inter omnes consilio)[1593] и т. д. Ясно, что все эти характеристики показывают, насколько Энеа Сильвио был восхищен и захвачен талантом и личностью дона Алонсо. Мы должны также заметить, что это было написано через много месяцев после произнесения этих речей, когда впечатление от них должно было потускнеть со временем. А главное, мы должны помнить, что Энеа Сильвио полностью принадлежал к соборной партии, в то время как дон Алонсо следовал срединным курсом. Таким образом, огромное восхищение Энеа Сильвио доном Алонсо имело место, несмотря на их фундаментальные разногласия относительно политики, которой должен следовать собор в отношении бескомпромиссного Евгения IV.

Обо всем этом нужно помнить, оценивая впечатление, произведенное доном Алонсо, и его влияние в Базеле — на ассамблее, собравшей большинство христианских лидеров этого поколения. Это же объясняет и то особое внимание, с которым собор слушал его речь по поводу предложения о низложении папы. Мы можем вкратце изложить его речь следующим образом: признав приоритет собора над папой и, следовательно, незаконность его роспуска папой или перевода в другое место без согласия собора, он настаивал на том, что даже в том случае, если папа отрицает эти положения, он не может быть обвинен за это отрицание в ереси и, следовательно, низложен. Энеа Сильвио не мог скрыть своего изумления и разочарования тем, что его кумир, дон Алонсо, занял такую позицию. По его мнению, это противоречило тем принципам, которые прелат защищал с таким красноречием. Вот как он описал реакцию собора и свою собственную на речь дона Алонсо:

Епископ Бургоса, испанский посол и особо ученый среди прелатов, поделил резолюции на две группы, назвав одни общими, а другие — персональными. Он прекрасно говорил о первых трех, заявив, что не имеет ни малейших сомнений по их поводу, кроме того, что дополнение, упоминавшее о вере, показалось ему сомнительным. Он хотел подробно остановиться на этом, чтобы показать приоритет Святого собора над папой. Доказав его божественным и людским законом, он обосновал это и научным рассуждением, приведя в свидетели величайшего из философов, Аристотеля. Он сказал, что во всяком хорошо организованном королевстве особо желательно, чтобы королевство имело больше силы, чем король. В противном случае оно заслужит имя не королевства, но тирании. Точно так же его собственное мнение о Церкви таково, что она должна иметь больше власти, чем ее князь, то есть папа. Это рассуждение он аргументировал с элегантностью, шармом и ученостью настолько превосходно, что все с жадностью внимали его словам, — не так, как других ораторов, когда ждали конца их речи, а наоборот, желали долгого продолжения, — и все провозгласили его единственным зеркалом учености. Когда он коснулся других резолюций, относительно которых хотел показать свое несогласие, он выглядел непохожим на самого себя и перестал быть епископом Бургоса, потому как исчезло обаяние его слов, благородство высказываний, жизнерадостность взгляда, и если бы он мог видеть себя со стороны, он, наверное, был бы удивлен.[1594]

Энеа Сильвио думал, что какая-то внешняя сила — сила, которой епископ не мог сопротивляться, — заставила его говорить во второй части его речи против собственных убеждений. Возможно, он имел в виду политику Кастилии, диктуемую издалека Хуаном II. На самом деле, однако, двойственная позиция, занятая доном Алонсо, в этом случае отражала его взгляды на Церковь, сформированные под воздействием различных влияний.

V

Эти влияния проистекали как из теоретических, так и из практических источников, и для того, чтобы понять, как они совместились в сознании дона Алонсо, необходимо рассмотреть их, пусть даже бегло. Почитатель Цицерона, он не любил абсолютную власть, в особенности единоличную. Он возражал против неё в государстве, в светском устройстве, а ещё больше — в Церкви, которая в его глазах представляла высочайшие идеалы управления. Но он не верил, что любая большая организация может управляться советами и комитетами вместо того, чтобы одна личность держала в своих руках бразды правления. Это, по его мнению, применимо к светскому правительству, но ещё больше к Церкви, которой было судьбой предназначено охватить весь мир и которая была потенциально самым большим правительством одного лица, ограниченное и контролируемое советами элиты — политической аристократией в светском государстве и духовной аристократией в Церкви[1595].

Но если таким видел дон Алонсо идеальное управление человечеством, он явно был достаточно осторожен, чтобы не представить это в полном объеме делегатам, собравшимся в Базеле. Ясно, что его рассматривали как умеренного «соборника», который демонстрировал большое уважение к папе; иначе он бы не был избран третейским судьёй с решающим голосом в тройственном комитете, который должен был вынести решение по поводу права Евгения IV перенести собор в Италию. Когда он своим голосованием склонил чашу весов в сторону собора против папства, он, конечно, ожидал, что папа подчинится этому решению и кризис будет разрешён. Но папа, как мы отметили, повёл себя иначе, и это поставило дона Алонсо в трудную ситуацию — если не