Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
IV. Конверсо раскрывают свои окончательные цели
I. Алонсо де Картахена
Восхождение
I
Духовным лидером конверсо Кастилии и их самым знаменитым представителем с середины тридцатых до середины пятидесятых годов, несомненно, был Алонсо де Картахена, епископ Бургоса и второй сын Пабло де Санта Мария. Юрист, историк, философ и теолог, Алонсо де Картахена был также великолепным оратором, искусным дипломатом и церковным лидером с международной известностью. Его достижения были так значительны, что ведущие представители во всех этих областях восхваляли его в превосходных степенях. Некоторые из этих восхвалений часто цитировались его биографами[1560]. К этому списку можно добавить и других.
Так, оценивая плоды трудов жизни Картахены, Перес де Гусма́н, знаменитый поэт и историк, видел в нем выдающегося выразителя идей этики и юриспруденции, философии и теологии, ораторского искусства и истории, так же как и поэзии[1561]. Гусман сравнивал благотворное влияние, оказанное Картахеной на его собственную жизнь, с влиянием Сенеки на Луцилия, а его влияние на интеллектуальную жизнь всей Испании — с влиянием Платона на Грецию[1562]. Этот панегирик появляется в поэтическом надгробном слове, написанном Гусманом после смерти Картахены, и в качестве такового может рассматриваться как эмоциональное выражение, выходящее за границы объективной истины. Это может выглядеть так с нашей точки зрения, но не с точки зрения испанских интеллектуалов того времени. Тщательно фразированные стансы и сдержанный язык, которым Гусман выражает свое восхищение доном Алонсо, отражают не преходящее мнение, вызванное горечью утраты, но оценку, сформированную в процессе близкого общения и пристального наблюдения в течение жизни. Более того, они отражают не личное мнение, а мнения многих людей его поколения. По существу, мы видим такое же отношение к Картахене в работе Лусены De Vita Beata, где автор заставляет маркиза де Сантильяну, другого известного почитателя дона Алонсо[1563], обратиться к последнему со следующими словами: «Философия родилась в Греции. Сократ призвал ее с Небес… Пифагор посеял ее в Италии, а Вы [т. е. Алонсо де Картахена] теперь пересадили ее в Испанию… Благословенна ты, счастливая Кастилия! Для нее, а не только для себя, Вы родились!»[1564] Также и поэт Гомес Манрике, оценивая дона Алонсо как учителя христианской доктрины, называет его «вторым св. Павлом» и говорит, что «хорошо известно, что во всем, касающемся учения, никто не может сравниться с ним со времен св. Григория»[1565]. Это, конечно, большое преувеличение, но оно говорит о почти безграничном восхищении, которое вызывал Алонсо де Картахена в его время[1566].
Основа его славы, которая «заполняет XV век», как кратко выразился Менендес-и-Пелайо, лежит прежде всего в трех областях: литература, дипломатия и теология. Во всех этих областях он был настоящим лидером и принес с собой воодушевление, которое помогло сформировать энергию и силы, в заметной мере определившие ход испанской истории. Занятые им позиции во всех этих областях не были простыми — на самом деле они были сложными, и мы сможем понять их сложность, только если рассмотрим его мотивацию и образование.
II
Алонсо де Картахена родился в Бургосе в 1385 г.[1567] и был обращен в христианство своим отцом, Павлом из Бургоса, в 1391 г.[1568] С того момента и далее его воспитание напоминало то, что получили молодые конверсо, принадлежавшие к уважаемым и состоятельным семьям. В отличие от евреев, которые перешли в христианство уже взрослыми, как в случае его отца дона Пабло, Алонсо, как и многие конверсо его возраста, не должен был пережить религиозный «кризис» и приспосабливаться к жизни христианина. Он приучился к этой жизни с юного шестилетнего возраста, и его память о еврейских обычаях быстро была сметена потоком новых впечатлений христианского опыта. Алонсо едва ли нуждался в том, чтобы сбрасывать кожу «старого человека» и влезать в кожу «нового», потому что он практически не только не успел пожить как «старый человек», но даже толком не познакомился с ним. По существу, он не сознавал в себе никакого иного человека, кроме как «нового». Он считал себя христианином и был таковым с головы до пят — в культурном и религиозном плане.
Это, однако, не означает, что некоторые взгляды и привычки, происходящие из еврейской интеллектуальной традиции, не вошли в его мышление из конверсо-окружения, литературы конверсо и конверсо-обучения, в особенности через его отца, дона Пабло. Не означает это и того, что некоторые убеждения его группы не сыграли роль в формировании его взглядов на различные общественные проблемы. На самом деле, можно заметить еврейско-марранские мотивы в его подходах к культуре, в ткани его теологических идей, в его политической философии и в политике, рекомендованной им государству и Церкви. Но эти мотивы в его мышлении можно сравнить с узкими ручейками, пробивающими себе путь в широком поле. А само поле — главный массив его мысли — было создано его систематическим формальным образованием, и оно было фундаментально христианским или даже специфически старохристианским.
Из этого можно было заключить, что в его мышлении сочетались конфликтующие элементы — и еврейские, и христианские, — которые невозможно примирить. Но такое заключение будет неверным. Начать с того, что нехристианские идеи играли в формировании его взглядов незначительную роль, и даже эти идеи слились в его сознании с принципами христианской религии и философии. Они не были диссонирующим фактором.
С четырнадцати лет и до двадцати он учился в университете Саламанки, изучая философию, теологию и юриспруденцию, и готовился к получению докторской степени, чего добился приблизительно в 1406 г.[1569] Это образование дало ему инструменты для развития литературных интересов, а также подготовило его к службе в администрации и государства, и Церкви. Оставив Саламанку, он пробовал свои силы в трех областях — литературе, политике и церковных делах, и некоторое время не было ясно, какой из путей он
