Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

а сильно приставал ко мне и просил дать ему слово в том, что я отдам только одному ему мои нынешние и будущие произведения и что даже заключу контракт; я отклонил это. Эта манера достаточно объясняет вам, почему я так часто предпочитаю других издателей, иностранных или местных. Я люблю прямоту и искренность; я того мнения, что не следует стеснять художника, потому что, увы! как ни блестяща с виду слава, ему не суждено быть всегда на Олимпе, в гостях у Юпитера; к сожалению, простые смертные стаскивают его с этих чистых эфирных высот и даже довольно часто.

Самое объемистое произведение, какое я до сих пор написал, большая месса с хорами, 4 солистами obligato и большим оркестром. Многие добивались уже ее, мне предлагали за нее 100 тяжелых луидоров, но я требую, по крайней мере, 1000 флоринов в к. м. в счет этого я приготовлю сам и фортепианное переложение. За вариации на вальс для фортепиано (их много) – гонорар в 30 дукатов золотом. NB. Венскими дукатами.

Что касается романсов, то у меня имеются большие законченные, например, комическая песня с полным оркестром на текст Гете: «Mit Madeln sich vertragen» и т. д., и еще одна песня подобного же рода, по 16 дукатов за каждую (могу в счет этой суммы приложить переложение для фортепиано); 12 дукатов за каждую из многих других оконченных песен с фортепиано, в числе которых находится маленькая итальянская кантата с речитативом. Среди немецких романсов также имеется один с речитативом. За каждый романс с фортепиано 8 дукатов. За элегию на 4 голоса с сопровождением двух скрипок, альта, виолончели – гонорар 24 дуката. За хор дервишей с полным оркестром – 20 дукатов.

Из инструментальной музыки: за большой марш для полного оркестра, с переложением для фортепиано 12 дукатов; он написан к трагедии «Тарпея». Романс для скрипки (соло с полным оркестром) за 15 дукатов. Большое трио для двух гобоев и английского рожка (можно переложить на другие инструменты) за 30 дукатов. 4 военных марша с бандой; гонорар назначу в случае заказа. Различные мелкие пьесы для фортепиано, – гонорар при заказе. Все вышеупомянутые произведения окончены. За сонату для фортепиано 40 дукатов; ее вы можете вскоре получить. Квартет для двух скрипок, альта и виолончели за 50 дукатов; его можете получить тоже скоро. Но более всего меня интересует издание полного собрания моих сочинений, так как я хотел бы еще при жизни заняться им. Я получил уже несколько предложений, но с такими требованиями, которых я не мог удовлетворить и которых я не мог и не хотел принять. Я приготовил бы все издание в 2, быть может, даже в 1 год, с необходимыми комментариями, вполне проверил бы все и для каждого рода композиции написал бы новое произведение, например, для отдела вариаций – новые вариации, для сонат – новую сонату, и так далее, даже каждого рода, в котором мною уже написано что-нибудь; за все это вместе я прошу десять тысяч флоринов к. м.

Я не торгаш, и в этом случае очень хотел бы остаться таковым же, но конкуренция, которую невозможно устранить, доводит меня до этого и заставляет быть таким. Прошу вас об этом никому не говорить, потому что, как вы видели из поведения этих господ, я уже и так достаточно выстрадал. Но раз у вас появится что-нибудь, меня не станут больше беспокоить. Было бы очень желательно завязать с вами сношения, так как я уверен в вашем добром намерении. Вы понимаете, что я предпочитаю иметь дело с таким человеком, чем с кем-либо из разряда заурядных.

Прошу вас ответить скорее, так как я должен немедленно решить относительно издания некоторых произведений. Если находите необходимым, то пришлите мне, пожалуйста, копию со списка, который вы дали г-ну Штейнеру. В ожидании скорого ответа, с почтением, преданный вам

Людвиг ван Бетховен.

Бетховен с друзьями

Любезный ответ ваш очень обрадовал меня, не только по содержанию, выражающему склонность вашу удовлетворить мою просьбу, но также по изложению, полному доверия и благорасположения; я почитаю ныне в вас не только музыканта, но и человека. Однако нет полного счастья, и письмо ваше огорчило меня в той части, где вы сообщаете о бесчестном поведении Штейнера… С вашей помощью я могу противодействовать его интриге, и дело не пострадает от этого, но мне больно подумать о том, что друг мой, которого я считал добросовестным, разочаровал меня своим поведением. Я настолько честен и откровенен, иногда даже не в меру и в ущерб себе, что не ожидал подобного отношения Штейнера; впрочем, охотно прощаю грехи его и всех недругов моих; он будет достаточно наказан, если сознает свою вину и заметит мое дальнейшее безупречное поведение, о разоблачении же его поступка он ничего не узнает, потому что вы этого хотите, однако в будущем буду с ним осторожнее… Надеюсь, он поступил так со мною по необдуманности, а не умышленно… За 1000 флоринов к. м. я готов взять мессу, хотя она не может мне принести дохода, но ведь не может же христианская литургия, созданная самим Бетховеном, попасть в лапы жида, да еще такого, как Шлезингер… Прошу принять одно условие: никто не должен знать размера суммы, которую я заплатил вам за мессу; по крайней мере несколько лет это должно храниться втайне. Я не богат, едва перебиваюсь и часто нуждаюсь, но авторам плачу по мере сил и в общем щедрее других издателей. Я знаю, что меня упрекают в этом, и потому не хочу вызвать новых упреков, по случаю покупки мессы… Я хотел бы получить от вас еще несколько песен, мелочей фортепианных, четыре марша для военного оркестра и новый квартет; я могу заплатить до 50 дукатов, хотя более 150 флоринов к. м. никогда не платил, что могу подтвердить документом…

Это ловко и хитро составленное письмо является естественным следствием того впечатления, которое произвели на Петерса ответ композитора и молва о личности последнего, но в отношении юдофобства автора «христианской мессы» Петерс глубоко заблуждался, ибо не знал ни взглядов Бетховена на евреев, ни друзей его детства в Бонне, ни венских приятелей.

В тот же день Штейнер пишет Петерсу:

На ваше почтенное письмо мы не спешили ответом, потому что хотели сообщить вам окончательное решение относительно г. в. Бетховена. Вот уже два месяца, как этот милый человек живет на даче, и до сих пор не было возможности поговорить с ним. Как известно, в нем много странного и, зная,