Сёгун - Джеймс Клавелл

Блэкторн помнил, как молился, чтобы с неба ударила молния.

– Так никаких размолвок? – повторил он вопрос, когда они подходили к последней площадке.

Марико покачала головой.

Торанага начал беседу:

– Корабль вполне готов, Андзин-сан? Это точно?

– Точно, господин. Корабль в прекрасном состоянии.

– Сколько еще надо людей?.. – Торанага взглянул на Марико. – Пожалуйста, спросите его, сколько еще человек требуется для управления кораблем. Я хочу быть совершенно уверен, что он понял суть вопроса.

– Андзин-сан говорит, для того чтобы выйти в плавание, на борту необходимо иметь тридцать матросов и двадцать канониров. Сначала его команда состояла из ста семи человек, включая повара и купцов. Чтобы плавать и воевать в наших морях, достаточно двухсот самураев.

– И он считает, что сможет найти тех, кто ему требуется, в Нагасаки?

– Да, господин.

Торанага произнес будто про себя:

– Нет у меня никакого доверия к наемникам…

– Прошу меня простить, господин, вы хотите, чтобы я перевела эти ваши слова?

– Что? О нет, не обращайте внимания.

Торанага встал, все еще делая вид, будто чем-то недоволен, и посмотрел в окно на ливень: стена воды заслоняла город. «Пусть дождь идет еще несколько месяцев, – подумал он. – О боги, все, какие ни есть, сделайте так, чтобы дожди шли до Нового года! Когда Бунтаро сможет встретиться с моим братом?»

– Скажите Андзин-сану, что завтра он увидит своих вассалов. Ужасная погода. Этот дождь будет идти весь день. Нигде ни клочка сухой земли.

– Да, господин, – донесся до него голос Марико.

Он иронически улыбнулся. Никогда еще за всю его жизнь ему не мешала погода. «Она, конечно, уверена, как и прочие усомнившиеся во мне, что я сдал, меняюсь к худшему», – размышлял он, зная, что не может отклониться от выбранного курса.

– Завтра или через день – какая разница? Скажите ему, что я пошлю за ним, когда буду готов. До этого времени он должен оставаться в замке.

Он слышал, как Марико перевела его слова Андзин-сану.

– Да, господин Торанага, я понял. – Блэкторн отвечал сам, без помощи Марико. – Но вы не рассердитесь, если я задам вопрос: можно ли быстро выехать в Нагасаки? Думаю, это важно, прошу меня извинить.

– Я решу это позднее. – Голос Торанаги прозвучал резко – он не дал себе труда быть обходительным и сделал знак, что аудиенция окончена. – До свидания, Андзин-сан, я скоро решу, что делать с вами. – Он видел, что капитан хочет настоять на своей просьбе, но постарался от него отделаться. «Боже мой, – удивился он, – наконец-то чужеземец научился вежливости!» – Скажите Андзин-сану, что ему нет нужды ждать вас, Марико-сан. До свидания, Андзин-сан.

Марико выполнила его просьбу. Торанага, отвернувшись, смотрел на Эдо сквозь ливень, что обрушился на город, прислушивался к шуму воды. Дверь за Андзин-саном закрылась.

– Так что за ссора? – Торанага обратился к Марико, не глядя на нее.

– Простите, господин?

Его настороженный слух тут же уловил слабую дрожь в ее голосе.

– Между Бунтаро и вами, разумеется. Или вы участвовали в другой ссоре, которая касается меня? – добавил он с горьким сарказмом – этот оттенок в голосе казался ему необходимым, чтобы ускорить дело. – С Андзин-саном, может быть, или с моими врагами-христианами, или с Цукку-саном?

– Нет, господин. Пожалуйста, извините меня. Это началось как всегда, как начинаются обычно ссоры между мужем и женой. По существу, из-за ничего. Потом внезапно, как это обычно бывает, вспомнились старые обиды… Не знаю, что на нас обоих нашло…

– Нашло?

– Да. Пожалуйста, простите меня. Я немилосердно испытывала терпение мужа. Это полностью моя вина. Сожалею, господин, но в таких случаях люди говорят дикие вещи.

– Ну, давайте выкладывайте, что за «дикие вещи»?

Марико побледнела. Ее загнали, как лань. Конечно, она догадывалась: шпионы уже сообщили ему, о чем именно кричали в тишине их дома…

Она пересказала ему все, что тогда говорилось, стараясь излагать как можно полнее, потом добавила:

– Я считаю, что мой муж пребывал в состоянии дикого гнева, который вызвала я. Он предан вам – я знаю, что предан. Если и нужно кого-то наказать, то, конечно, меня, господин. Я толкнула его на это безумие.

Торанага, прямой как струна, снова сел на подушку, лицо его окаменело.

– Что сказала госпожа Гэндзико?

– Я не разговаривала с ней, господин.

– Но собираетесь с ней поговорить или собирались?

– Нет, господин. С вашего разрешения, я намеревалась сразу же уехать в Осаку.

– Вы поедете, когда я скажу, не раньше. Измена – самое отвратительное из всех преступлений!

Она поклонилась, стыдясь его язвительных слов.

– Да, господин. Пожалуйста, простите меня, это моя ошибка.

Он позвонил в маленький ручной колокольчик – дверь распахнулась, появился Нага.

– Слушаю, господин.

– Позови сейчас же господина Судару с госпожой Гэндзико.

– Да, господин. – Нага повернулся, чтобы уйти.

– Подожди! Потом собери мой совет, Ябу и всех… и всех старших военачальников. Они должны быть здесь в полночь. Сними все посты на этом этаже. Возвращайся с Сударой.

– Да, господин. – Побледневший Нага закрыл за собой дверь.

Торанага услышал шум на лестнице, подошел к двери и открыл ее – на площадке никого не было. Он захлопнул дверь, взял другой колокольчик и позвонил. Открылась внутренняя дверь в дальнем конце комнаты – едва заметная, так ловко замаскировали ее мастера в деревянной панели стены. На пороге стояла полная женщина средних лет в накидке с капюшоном – одежде буддийской монахини.

– Слушаю вас, великий господин.

– Будь добра, зеленого чая, Тяно-сан, – попросил Торанага.

Дверь закрылась, Торанага снова посмотрел на Марико:

– Так вы думаете, он предан мне?

– Я это знаю, господин. Пожалуйста, простите меня, это была моя вина, не его. – Она отчаянно пыталась убедить Торанагу. – Я его подстрекала.

– Да, вы. И это было ужасно! Непростительно! – Торанага вынул платок и вытер бровь. – Но кстати.

– Простите, господин?

– Если бы вы его не разозлили, я, может быть, никогда не узнал бы об измене. Скажи он все это без всякого повода, это было бы одно, а так… вы открыли мне еще одну любопытную возможность.

– Господин?

Торанага не ответил. Он думал: «Хотел бы я, чтобы здесь был Хиромацу – хоть один человек, которому я полностью доверяю».

– А как насчет вашей преданности?

– Пожалуйста, господин, вы знаете, что я вам предана.

Торанага не ответил. Взгляд его был безжалостен.

Открылась внутренняя дверь, и Тяно, монахиня, уверенно, не постучав, вошла в комнату с подносом в руках.

– Вот, великий господин, я приготовила. – Она по-крестьянски встала на колени. Руки у нее были большие, грубые, привычные к тяжелой работе, но в ней чувствовались самоуверенность и самодовольство. – Пусть Будда ниспошлет вам мир! – Она повернулась к Марико, поклонилась ей, как кланяются крестьянки, и снова удобно устроилась на полу. – Не окажете ли вы мне любезность, госпожа, не нальете ли чая? Вы ведь прекрасно с этим справитесь, ни капли не прольете, верно? – Глаза ее светились, она явно была довольна.

– С удовольствием, Оку-сан, – согласилась Марико, скрыв свое удивление и назвав ее монашеским именем. Она никогда не видела раньше мать Наги, хотя знала большинство других женщин, связанных с Торанагой законными узами, – ей доводилось встречать их на различных торжествах. Но дружеские отношения она поддерживала только с Кирицубо и госпожой Садзуко.

– Тяно-сан, это госпожа Тода Марико-но Бунтаро, – представил Торанага.

– А, со дэс, простите, я подумала, что вы одна из почтенных дам моего великого господина. Прошу простить меня, госпожа Тода, можно мне передать вам благословение Будды?

– Благодарю вас. – Марико предложила чашку Торанаге, он взял ее и выпил.

– Налейте Тяно-сан и себе, – предложил он.

– Простите, великий господин, с вашего разрешения, мне не надо. От такого количества чая у меня уже плавают зубы, и уборная далековато для моих старых костей.

– Ходьба пойдет тебе на пользу, – поддел Торанага, радуясь, что послал за ней, когда вернулся в Эдо.

– Да, великий господин, вы правы – как всегда. – Тяно удостоила своим вниманием Марико: – Так вы дочь господина Акэти Дзинсая?

Чашка Марико застыла в воздухе.

– Да. Прошу извинить меня…

– О, вам нечего извиняться, дитя. – Тяно добродушно рассмеялась, ее живот заходил ходуном. – Я не узнала вас, пока не услышала вашего имени, прошу извинить меня, но в последний раз я видела вас на свадьбе.

– Да?

– О да, я видела вас во время свадебной церемонии, а вы меня – нет. Я подсматривала за вами через сёдзи. Да, за вами и за всеми знатными людьми, господином Накамурой, будущим тайко, и всеми высокородными господами. О, я была так застенчива, что не решалась присоединиться к такому блестящему обществу. Но для меня это было очень хорошее время. Лучшее в моей жизни. Шел второй год, как великий господин оказал мне свою милость, я понесла от него, хотя все еще оставалась крестьянкой, какой была всегда. – Глаза ее затуманились, и она добавила: – Вы очень мало изменились с тех пор – все еще одна из отмеченных Буддой.