Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси - Глеб Сергеевич Лебедев

где славянский компонент ассимилировал как носителей исходного социального термина – варягов, гак и передатчиков этого термина, вступивших в контакт со скандинавами на несколько столетий раньше – финское население. «Русь» как этническое наименование – явление прежде всего восточноевропейское, связанное не с переселением какой-либо особой племенной группы, а с этносоциальным синтезом, который потребовал появления нового, надплеменного и надэтничного обозначения; процесс этот в Поднепровье мог проходить на основе общего с Верхней Русью «исходного сценария» первых десятилетий IX в., эфемерной «Державы Дира», но неизбежно должен был обрести, по крайней мере на какое-то время, локальное своеобразие и с новой силою возобновился лишь после «реинтеграции» Севера и Юга восточнославянского мира, после походов Олега на рубеже IX и X вв. (Хабургаев, 1979: 215–220; Лебедев, 2002в; Шинаков, 2002: 143–150).

Эти выводы известных нам лингвистов, А. И. Попова, Г. А. Хабургаева, подытожившие труд многих поколений исследователей и подкрепленные разработками историков последних десятилетий, буквально дословно подтверждает «Повесть временных лет»: «И беша у него варяги и словени и прочи прозвашася русью» (курсив мой. – Г. Л.) – так завершает она рассказ о походе Олега на Киев (ПСРЛ, 1926: Т. 1, Лаврентьевская летопись, стб. 23, л. 8). Сложные построения, с помощью которых историки (нелингвисты) пытаются дезавуировать более раннее летописное сообщение: «И от тех варяг прозвася Руская земля, новугородьци» (Рыбаков, 1982: 302–303), не учитывают, пожалуй, главного: в летописи мы имеем дело не только с историческими фактами, но и с тем, что «наивно-мифологическим является осмысление этих фактов… А факты эти сводятся к тому, что летописному утверждению о появлении руси на севере и о ее связи с норманнскими поселениями Приладожья соответствуют многочисленные данные ономастики» (Хабургаев, 1979: 219–220). При этом здесь, на севере Руси, славяно-скандинавские лингвистические отношения подчинены особым, специфически восточноевропейским законам (Мельникова, 1977б: 206), проявившимся и в необычной продуктивности модели «Х-garðr», и в переогласовке северного farmenn в новгородско-летописное «Поромон, Паромон», и в различных кальках типа «Холопий городок» – trelleborg. Именно в контексте этих языковых отношений термин «русь», родившийся на славяно-финско-скандинавской этносоциальной почве, утратил (никогда, впрочем, ему особенно не свойственную) адресованную норманнам этническую окраску и превратился в самоназвание не только новгородцев, «прозвавшихся русью», но и варяжских послов «хакана росов», а затем посланцев Олега и Игоря, диктовавших грекам «Мы от рода рускаго». Языковый процесс был лишь одной из граней славяно-варяжских отношений, и его внутренняя динамика подчинялась динамике социальных и политических процессов, развернувшихся не только в Верхней Руси, но и далеко за ее пределами, на магистральных общегосударственных путях Восточной Европы, в ее центрах, перераставших из племенных столиц и межплеменных торжищ в города Древнерусского государства. Именно эти центры и магистрали стали основными каналами развития русско-скандинавских связей в IX–XI вв.

8. Путь из варяг в греки

Волховско-Днепровская магистраль, связывавшая Балтику с Черным морем, протяженностью более 2700 км, начиналась в восточной оконечности Финского залива и проходила по Неве («устье озера Нево»), юго-западной части Ладожского озера, Волхову, оз. Ильмень, Ловати, с переходом из Балтийского бассейна в Черноморский, по речкам Двинско-Днепровской речных систем и системе волоков на Днепр в районе Смоленска. Отсюда начинался путь по Днепру, с важным перекрестком в районе Киева, труднопроходимым участком днепровских порогов и выходом на простор Черного моря в непосредственной близости от Херсонеса (Корсуни) и других византийских владений в Крыму (Шахматов, 1919: 45; Брим, 1931: 210–247; Бернштейн-Коган, 1950; Янин, 1956: 105; Авдусин, 1972: 159–169; Лебедев, 1975: 37–43; Рыбаков, 1982: 125–128, 294).

Эта магистраль входила в ІХ – Х вв. в разветвленную систему трансъевропейских водных путей. Ее основу составляли расположенные в меридиональном направлении реки Волхов, Днепр и – в значительной мере – Волга. Связи в широтном направлении с востока на запад осуществлялись по Оке, верхнему течению Волги, Западной Двине, Неману, Десне, Дону и сложным водным системам из небольших рек Приильменья (Пола, Полисть, Мста), Приладожья (Сясь, Тихвинка), Верхнего Поволжья (Чагода, Молога и др.).

8.1. Путь из варяг в греки как объект археолого-навигационного исследования

Austrvegr скандинавов, Восточный путь, Путь из варяг в греки «Повести временных лет» (Хроники Нестора) подробно описан на вводных страницах этого первого монументального памятника русской историографической (и историософской) литературы как сакральный путь апостола Андрея Первозванного, по преданию, посетившего «Скифию»: «…был путь из варяг в греки и из Грек по Днепру, а в верховьях Днепра – волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река» (перевод акад. Д. С. Лихачёва) (Повести Древней Руси 1983: 126). В восприятии летописца, Путь из варяг в греки – это трансконтинентальная циркумевропейская магистраль, связывающая Древнюю Русь с важнейшими центрами европейского христианства, Римом и Константинополем (Царьградом), а легендарное путешествие апостола приобщает к христианской Европе будущие сакральные и политические центры Руси, Киев и Новгород. При этом, однако, в апостольские времена, подчеркивал летописец, ни Киева, ни Новгорода еще не существовало; водружая крест «на горах Киевских» в земле полян или знакомясь с языческими обычаями словен ильменских «где ныне Новгород», апостол Андрей почти на тысячу лет вперед, согласно этому преданию, предопределял грядущее торжество христианства на Руси.

Археологические данные о Пути из варяг в греки к началу 1980-х гг. позволяли сделать вывод о том, что формирование трансконтинентальной восточноевроейской речной магистрали между Балтикой и Черным морем началось в IX в., и, по-видимому, уже в 825–839 гг. по нему могли осуществляться сквозные контакты между Скандинавией и Византией (Lebedev, 1980). Эти контакты имели определяющее значение для социально-экономического развития как древнесеверного, так и славянских обществ раннего Средневековья (Leciejewicz, 1979: 167–187). Те и другие, во взаимодействии с соседствующими балтскими и финскими народами, образовали в результате этого развития своеобразное раннеевропейское культурное единство (Herrmann, 1982: 27–35), которое может быть определено как Балтийская цивилизация раннего Средневековья (Славяне и скандинавы, 1986: 360–363).

Путь из варяг в греки как главная речная магистраль Древней Руси исследуется историками на протяжении многих десятилетий (Лебедев, 1975). Археологическое обследование прежде всего ключевых участков перехода с Балтийской в Черноморскую речные системы Каспля – Усвяча (междуречье Днепра – Западной Двины – Ловати) уже более тридцати лет назад позволяло составить достаточно полное представление о характере заселения и освоения этой трассы (рис. 3). Славянские и скандинавские артефакты IX в., в том числе на поселениях и в составе монетных кладов, свидетельствовали об осуществлении по этому пути стабильных международных контактов