Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси - Глеб Сергеевич Лебедев

в Городце под Лугой, был исследован в 1970–1974 гг. (Г. С. Лебедев), ближайший же к Новгороду Тесовский на Оредеже исследован в 1998–2001 гг. (А. А. Селин). Эти погосты вместе с древнерусскими городами, монастырями, как и многими деревнями и селами, непрерывно существующими в нашем регионе с XV по XX в., а нередко – с XII и даже с X в., на протяжении 100, 500, 800 лет, представляют собою сеть топохронов, памятники истории и культуры средневековой России.

Погосты Полужья, городища ІХ – Х вв., приобрели административную функцию в середине X в., точнее с 947 г., когда вместо ежегодного объезда князем с дружиной подвластного населения, «полюдья», дани с этого населения стали свозить в строго определенные места, куда приезжал «погостить», также в строго фиксированное время, княжеский сборщик, «тиун» по-древнесеверному. Остальное время на погосте, видимо, размещался небольшой воинский гарнизон (застава), представлявший государственную власть в отношениях с «местной старейшиной».

В более раннее время, по крайней мере, некоторые из этих погостов приобрели уже функцию местных центров. Таковым, несомненно, был Передольский погост, Передол в излучине верхнего течения Луги, круто поворачивающей на север, вдоль водораздела с Поозерьем; отсюда, с реки начинается волок в речные системы Приильменья.

Сопка Шум-Гора, 15 м высоты, возглавляющая цепочку столь же внушительных насыпей, до наших дней окружена ореолом преданий о «золотом гробе» Рюрика, его гибели «у Княжой Горы» и погребении в этой сопке. Клад серебряных шейных гривен VIII в. (Корзухина, 1954: 82), как и находки, наблюдения и раскопки последних лет (Платонова, Алексашин, 2002) не оставляют сомнений в ключевом значении этого места для дальнейшего освоения славянами Северо-Запада. Передольский погост, с мысовым городищем, посадом, курганным могильником и обширной боярской усадьбою, мог стать образцом для создания в 947 г. аналогичных опорных пунктов княжеской власти на Луге.

Эти укрепленные административные центры Верхнего Полужья X в. – Гремяцкий (Дремяцкий) погост (Городец под Лугой), Тесовский погост и его предшественник городище Надбелье на р. Оредеж (правый приток Луги), Передольский и Косицкий погосты (с городищем на противоположном Передолу берегу Луги), Петровский погост на Череменецком оз., Которский погост на р. Плюссе в Псковской области – сформировали основу территориальной структуры Новгородской земли XI–XV вв. (Платонова, 1990).

Более или менее однотипные, на мысовых возвышенностях, господствующих над местностью, они защищены мощными земляными валами (в древности – с воротами, деревянными стенами по гребню вала, башнями), площадка была занята деревянной застройкой, которая, как и облик материальной культуры, в ХІ—ХІІ вв. приобретает вполне городской характер, сопоставимый с культурой так их центров, как Новгород или Псков; впрочем, и в более раннее время на городищах погостов найдено арабское серебро, стеклянные бусы, украшения, оружие, снаряжение всадников, ладейные заклепки, весы и весовые гирьки для развешивания серебра и другие свидетельства контроля над государственными торговыми коммуникациями.

Погосты основаны, по летописи, княгиней Ольгой после ее расправы с восставшим племенем древлян в Припятском Поднепровье (стоившей жизни ее мужу, князю Игорю), во время длительного похода 947 г. Ольги из Киева в северные земли, в Новгород (очевидно, по Ловати, где погосты также известны), а затем из Новгорода во Псков, Лужско-Плюсским путем. Архаический сбор полюдья объездом подвластных земель князем с полным составом его дружины (подобный скандинавской «вейцле») уступает место более регламентированному налогообложению. В середине X в. Русь пережила одну из первых в своей истории налоговых реформ, осуществленную в дальнейшем святой равноапостольной княгиней.

Вероятно, после крещения Ольги в 955 г. и, безусловно, после 988 г. погосты становятся в первую очередь местом строительства православных церквей, и в дальнейшем церковь – непременный атрибут погоста как местного административного центра. По мере отмирания административно-государственных функций погостов в позднем Средневековье и Новое время, церковь и прицерковное кладбище остаются основным содержанием погостов и определяют современное значение слова «погост».

Погосты Полужья, во многих случаях сохранившие первозданный облик древнерусских городищ середины X в., позволяют восстановить «Путь Ольги» по крайней мере от Новгорода в родной для нее Псков в 947 г. Полустолетием раньше, в 882–912 гг., князь Олег Вещий по Пути из варяг в греки совершил первые объединившие Древнерусское государство походы, и этот «Путь Олега», безусловно, также сопровождался своего рода реформами – организацией племенных ополчений и общегосударственного войска, созданием системы опорных пунктов княжеской власти, определением нормативов дани (в ряде случаев со снижением ее для вновь присоединяемых славянских племен, отторгаемых из-под власти Хазарского каганата).

По мере становления новой административно-территориальной системы растет значение ее естественного центра – Новгорода; именно интересы новгородской и связанной с нею элиты должна была обеспечивать система местных центров; и если в середине X в. можно еще предположить на них появление ненасытных «русов», совершающих свое «кружение» полюдья, то со становлением системы погостов появляются и археологические свидетельства упорядочения фискального обложения, его регламентации, учитывающей ресурсы и интересы податного населения.

В новгородских слоях Х – ХI вв. (973–1051, 1055–1076, 1059–1083) обнаружены «инструменты деятельности» княжеских сборщиков податей: до десятка однотипных деревянных «цилиндров» длиной до 10 см с взаимоперпендикулярными каналами диаметром около 1,5 см внутри. Они служили своего рода «замком и биркой», которые маркировали «завязанный мешок с долей доходов» (прежде всего, пушниной). Меха укладывали в мешок, «концы веревки, продернутой через холстину мешка, завязывались узлом, туго стягивая горловину мешка. Свободные концы веревки вводились после этого с двух сторон навстречу друг другу в продольный канал цилиндра, и уже вместе выпускались в поперечный канал. Затем эти концы связывались еще одним узлом, который убирался внутрь цилиндра… Последняя операция – введение в поперечный канал деревянной пробки и расклинивание ее. Концы веревки могут быть обмотаны вокруг цилиндра. Закрытый таким образом мешок можно было открыть только двумя способами, или разрезав веревку, или расколов цилиндр. Иными словами, он надежно гарантирует сохранность и неприкосновенность узла» (Янин, 1982б: 150).

Главное, эти «замки-бирки» были снабжены «княжескими знаками» и кириллическими надписями. Знаки – Владимира (княжившего в Новгороде в 970–980 гг.), Ярополка Святославича (977–980), Мстислава Изяславича (1057–1067), Глеба Святославича (1067–1078); надписи – «къняж», «емьця гривны 3», «емьчя 10 гривънъ», «мецьниць мяхъ…» – точно соответствуют норме ст. 31 «Русской Правды», согласно которой распределялись доходы, поступавшие в государственную казну: «А от гривны мечнику куна, а в десятину 15 кун, а князю 3 гривны, а от 12 гривен – емцу 70 кун, а в десятину 2 гривны, а князю 10 гривен» (Янин, 1982б: 144). Доля в доходе, поступавшая непосредственно князю и членам его администрации, «мечнику» и «емцу» (сборщику) исчислялась в серебре (гривна кун), но поступала и собиралась в мехах, упаковывавшихся в мешки, запечатанные и подписанные, с указанием получателя дохода.

Этот «археологический комментарий к «Русской Правде» документально фиксирует отношения в русской действительности рубежа X – начала XI в., неизмеримо далеко отошедшие от времен «призвания» и даже полюдья разноплеменных «русов». Княжеский «русин» времен Ярослава и