Сочинения — Том I - Евгений Тарле

В 1857 г. Джемс Стивенс, человек, принимавший (правда второстепенное) участие в восстании 1848 г., имел разговор с Джоном Диллоном и Джоном О’Лири. В этом разговоре Стивенс заявил им о своем желании основать тайное общество для подготовления в Ирландии революционного восстания против английского владычества. Диллон отнесся к проекту вполне отрицательно. О’Лири также не скрыл своих сомнений относительно возможности осуществить подобного рода намерения. Дело в том, что и сам О’Лири, и все передовое ирландское общество еще далеко не освободились от той глубокой подавленности духа, которая явилась естественным результатом крушения 1848 г. Но Стивенс, кроме железной воли, организаторских способностей и спокойной готовности отдать на борьбу с англичанами свою жизнь, обладал еще одним свойством: совершенно отказываясь считаться с общественным настроением, он полагал, что его долг — действовать так, как велит ему его собственное настроение, а он никогда не утрачивал веры в возможность успешной революции. И прямо удивительно, до какой степени ему удавалось побеждать скептицизм и нерешительность окружающих. По воспоминаниям О’Лири, он выказывал вообще много презрения к людям, отличался высокомерием, догматизмом и нетерпимостью. «Он полагал, что великий человек может сделать все, а у него и тени сомнения не было в том, что сам он — великий человек». Очень многих его натура привлекала и порабощала; с очень немногими он бывал вполне сердечен и откровенен; но и тех, и других он как бы силой заставлял верить в то, во что сам верил.

Собственно, заводя разговор о необходимости новой организации с Диллоном и О’Лири, Стивенс уже знал, что он не совсем одинок: незадолго до того он получил от живших в Нью-Йорке эмигрантов Джона О’Мэгони, Микаеля Догени, Джемса Роча и Оливера Байрона прямую просьбу взять на себя инициативу устройства тайного общества. Подобно Стивенсу, они томились слишком затянувшейся общественной реакцией, и, подобно Стивенсу же, они полагали, что только он один может начать дело революционного возрождения. За этими эмигрантами было прошлое, за ними стояли многочисленные ирландцы, жившие в Америке и всегда готовые из последних крох прийти на помощь всякому патриотическому начинанию.

Стивенс согласился на их предложение, требуя только, чтобы никто не вмешивался в его мероприятия и чтобы на нужды дела ему присылалось по 100 фунтов стерлингов в месяц в продолжение первых 3 месяцев. Эмиграция согласилась на эти условия, и Стивенс приступил к делу. Первое ядро нового общества сформировалось в 1858 г. в Дублине; оно получило название «Ирландского революционного братства»; но, собственно, лишь с 1861 г. можно считать совершившимся фактом окончательную организацию этого братства. «Финами», «фенами» или «фианами» назывались в древности дружины, служившие ирландским королям; интересовавшийся древней историей ирландских кельтов Джон О’Мэгони и стал называть этим старым словом «фениями» своих товарищей по делу, т. е. лиц, вербуемых Стивенсом в новое революционное братство, и постепенно это слово вошло во всеобщий обиход. Начались деятельные разъезды Стивенса, Росса, Льюби, Мойнигена и других по стране с целью устройства «кружков» — ячеек будущего восстания. Этим кружкам старались придать военную организацию и вместе с тем соблюсти конспиративные требования. Во главе кружка стоял центр, или «А», который выбирал себе 9 непосредственно подчиненных «В»; каждый из этих «В» выбирал себе 9 «С»; каждый из 9 «С» выбирал 9 «D». Таким образом, получалась строгая иерархическая лестница, причем каждый подчиненный знал только своего непосредственного начальника, хотя, конечно, на практике это далеко не всегда соблюдалось; подчиненные обязаны были приказу непосредственного начальника безотлагательно повиноваться.

К началу 1859 г. и О’Лири вошел в деловые сношения со Стивенсом и вскоре после поездки в Америку самого Стивенса отправился туда же с поручениями. Дело в том, что многие деятели 1848 г., проживавшие в Америке, холодно относились к сношениям некоторых своих товарищей со Стивенсом и вообще к затевавшемуся предприятию. И постарели они, и большую часть из них жизнь слишком измучила, и несостоятельность попытки 1848 г. стояла еще слишком живым и болезненным укором перед ними, словом, многих старых и популярных имен не досчитывался Стивенс в американских кружках формируемой им организации. Поездки как Стивенса, так и его товарищей по делу в Америку отчасти имели целью укрепить связи между возникавшим ирландским движением и ирландским обществом в Америке, где, например, такие авторитетные люди, как Митчель, упорно сторонились от нового дела. Зато молодое поколение, и особенно в рабочем классе, живо откликнулось на призыв фениев; не надо забывать, что ирландцев в Америке было несколько сот тысяч, и для всякого движения, возникавшего в Ирландии, успех его в Америке всегда бывал существенно необходим, так что в этом отношении фении могли считать себя уже в 1859–1860 гг. удовлетворенными. Нужно сказать, впрочем, что вербуя себе сторонников в Америке, фении всячески старались, чтобы их не смешали с «риббонменами» (лохмотниками), которых очень много было среди эмигрантской бедноты.

Кто такие были эти «риббонмены»? Представители все того же несчастного арендаторского класса, который искони выставлял из своей среды борцов против лендлордского угнетения. Прежде, как мы знаем, они назывались «белыми парнями», теперь, с конца 30-х годов, а особенно в 40—50-х годах, они все чаще и чаще назывались «риббонменами». Сущность явления оставалась все та же, менялись только названия и подробности тайной организации. Но аграрный террор «риббонменов» чисто экономическими причинами непосредственно вызывался и к чисто экономическим результатам стремился; фении же не упускали случая подчеркнуть свой политически-революционньй, чисто национальный, антианглийский, а не антилендлордский характер. Фении раздражались страшной трудностью распространения своих идей между «риббонменами»; совершеннейшее неумение воспользоваться целесообразно существующим классовым антагонизмом сопрягалось у фениев, как это всегда и таких случаях бывает, с тенденцией не то полемизировать с этим нежелательным для них явлениям, не то закрыть глаза на самый факт его существования. Городское рабочее население, ремесленники, мелкая и средняя буржуазия — вот те общественные слои, из которых пополнялись главным образом кадры возникающего общества. Хронический застой в промышленности и торговле, общий упадок всех производительных сил страны, полнейшее экономическое рабство, в котором томилась Ирландия под гнетом метрополии, — все это, правда, создавало сильный исторический фундамент под фенианской идеологией и придавало политическому сепаратизму в глазах многих характер незаменимой панацеи всех экономических зол. Вот что, несмотря на ахиллесову пяту фенианстве — отсутствие ясной аграрной программы, — давало ему жизненную силу.