Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

кто Стирлингу природный враг. Но если на этот вопрос взглянуть иначе — столь усилившаяся за последние двадцать лет Церковь имеет и врагов внутри Стирлинга.

Иногда даже в таком смысле, как Эльзу. Ох, прекрасная вышла шутка! Хорошее время для чёрного юмора, ничего не скажешь…

А ещё враги есть у самого Флавия, это как пить дать. Трудно сместить архиепископа с должности — но должность-то очень сладкая, многие такую желают. Вариантов полно. Гадать без толку, надо лишь составить в уме список вероятного.

И этот Люка действительно может быть никак не связан с Корнелием. Но возможно, всё наоборот: на первый план специально вывели человека, предельно не похожего на людей Церкви.

А может, Корнелий — и есть настоящий враг Флавия? Чем дольше Рин над всем этим размышлял, тем больше возникало идей. Одна другой краше. Мысли запутывались.

— Итак… — опять начал Люка. — Вопросы «кто на кого работает» неизменно увлекательны, но в данный момент совершенно меня не занимают. Если вы, напротив, испытываете любопытство, то я вынужден отказать в его удовлетворении. Мне жаль. Итак, давайте перейдём к сути сведений, которые вам удалось собрать. Насколько я знаю, прежде всего вы рассказывали о сквозящей в приватной переписке Флавия идее укрепления власти Церкви? О, так сказать, принятии ею некоторых рычагов, ныне безраздельно находящихся в руках короля и его советников?

— Да.

— Понятно. А имеете ли вы представление, насколько мала цена таким, кхым, сведениям? Право слово: ради столь жалкой информации не стоило рисковать попасть сюда! Любой идиот знает, что Флавий ещё с конца войны желает именно этого.

— И ему не нравится кронпринц…

— Ну конечно же, ему не нравится кронпринц! Но позвольте угадать: и его младший брат Флавию тоже не очень-то по душе? Каюсь, у меня не было времени внимательно прочитать все письма, но уверен: многие из них содержат обсуждения «какой будущий король лучше для Церкви». Если бы Флавий мог, он бы определённо даровал Балдуину вечную жизнь. Вот такой-то король Церкви ну очень удобен. На беду Флавия, не свершает Творец Небесный подобного рода чудес. Однако же я веду с вами эту беседу не ради констатации очевидного. Сведения, которые мы уже успели здесь обсудить, откровенно жалкие — как и большинство прочих... Однако же вам продолжали платить, причём щедро.

Люка наклонился вперёд, упершись локтями в колени. Смерил острым взглядом всех узников по очереди. Трудно было понять, нравится ли ему производимый этой сценой эффект. Ничего на лице и в глазах этого Люки толком не прочитаешь, к сожалению… Не из тех он людей, которые легко читаются.

— Вы приносили своему благодетелю какие-то иные сведения. Какие?

Рин плохо помнил, что успел рассказать на допросах, а что нет. Однако если ему и удалось утаить хоть какие-то подробности, то начинались они с Ургвина. Можно попробовать…

— Флавий ищет нечто в Ургвине.

— В Ургвине?

— Да, в Ургвине.

— В том Ургвине, где девять вершин Ург, смешной язык и глупые шапки? В этом Ургвине?

— В нём…

— И что же Флавий может изыскать там, кроме ургвинцев?

— Этого мы не узнали!

— Да… не узнали. Каких-то людей. Поддержку, может. Для чего-то. Я не знаю.

— Очень жаль! Опять совершенно бесполезные сведения. Более того: эти сведения кажутся мне вымышленными. Я, знаете ли… внимательно читал те же бумаги, что и вы. Конечно, не со всеми удалось ознакомиться, но про Ургвин не было ни слова. Самое интересное оказалось именно там, где я не видел? Плохо верится в подобные совпадения.

В яблочко. Рин действительно рассказал на допросах не всё — и теперь Люка оказался достаточно удивлён, чтобы даже не поверить ему. Было ясно: если Рин имеет хоть какой-то шанс выбраться из проклятого подземелья, а в идеале — и вытащить остальных, то суть того шанса в пользе для Люки. Кем бы ни был этот человек, кому бы ни служил — необходимо стать чем-то полезным ему.

Иначе ничего хорошего Рина и остальных не ждёт уже точно. Нужно попробовать.

— Об Ургвине речь шла не в письмах…

— Откуда же они?

— Из бесед.

— Чьих?

— Флавия с Корнелием.

А вот теперь Люке действительно стало интересно — это Рин заметил.

— Иными словами, вы утверждаете, что нашей общей подруге Эльзе удалось также подслушать некие беседы высочайших иерархов?

— Да.

— Эльза, это правда?

— Правда!

Люка поднял с пола трость, а затем поднялся сам. Цокая и стуча по полу, прошёлся по камере. Внимательно оглядел каждого из шпионов, затем задумчиво посмотрел в потолок.

— Любопытно…

Ещё один размеренный круг по узкому помещению. Люка чувствовал себя уверенно, хотя Эльза даже не была связана — да и Рин с Корином кое-как. Быть может, узники казались Люке слишком измученными. Или слишком разумными, чтобы совершить глупость, не ведущую ни к чему.

А ещё возможно, что Люка постоять за себя умеет. Двигался он плавно, имел прекрасную конную выправку. Правда, без оружия.

— Любопытно. Знаете, минуту назад вы казались мне малоценными шпионами. Кое-какие опыт и талант есть, признаю: иначе вы бы вовсе не подобрались к Флавию. Старый лис по-прежнему хитёр и осмотрителен. Однако же мало этого, дабы ваши жизни стоили дороже работы палача. Но вот если таланты Эльзы несколько шире способности водить за нос мальчика-дьячка — то наша встреча имеет кое-какой смысл. Есть лишь одна проблема. Знаете, какая?

— Какая?

— Я вам не верю.

Вполне логично. Люди в таком положении насочиняют чего угодно. Именно этим плохи пытки — ради их прекращения человек расскажет много больше, чем знал. Рин был покрепче, чем Люка о нём думал — и Корин с Эльзой, как оказалось на поверку, тоже. Однако в том ещё потребно как-то убедить.

Как?

Сказать нечто, о чём Эльза действительно могла узнать только из разговоров. Не из довольно-таки бесполезных писем: архиепископ действительно был неглуп и бумаге явно доверял далеко не всё. Только что сказать-то?

Рин никак сообразить этого не мог. Много били по голове — работает теперь хуже, чем привычно и чем хотелось бы. А вот Эльза то ли сообразила, то ли как-то почувствовала, то ли просто ткнула пальцем в небо — и попала прямо в счастливую звезду.

— У Корнелия есть книга!

— О, я не сомневаюсь, что у префекта Конгрегации полно книг. Одну он даже недавно написал.

— Особенная книга! Он говорил… книга, которую никто