Собрание сочинений в одной книге - Джек Лондон

– Когда наступил рассвет четвертого дня, я был как безумный. От голода я не мог двинуть веслом, а голова моя кружилась от жажды. Но море успокоилось; дул мягкий южный ветер, и когда я оглянулся вокруг, то увидел такое зрелище, что подумал, будто я и вправду рехнулся.

Нам-Бок остановился, чтобы вытащить застрявший в зубах кусочек лососины, а все мужчины и женщины, оставив работу, напряженно ждали его слов.

– Это была лодка, большая лодка. Если бы из всех каноэ, что я до тех пор видел, составить одну, то и тогда бы не получилось такой большой лодки.

Раздались возгласы сомнения, и обремененный годами Куга покачал головой.

– Если бы каждая байдарка равнялась песчинке, – вызывающе продолжал Нам-Бок, – и если взять столько байдарок, сколько песчинок на берегу вашей бухты, все же не получишь такой большой лодки, как та, что я видел на рассвете четвертого дня. Лодка эта была очень велика и называлась шхуной. Я увидел, как это чудо, эта большая шхуна направлялась ко мне, и на борту я увидел людей.

– Погоди, о Нам-Бок! – прервал его Опи-Кван. – Какие это были люда? Огромного роста?

– Нет, люди были такие же, как ты и я.

– А большая лодка шла быстро?

– Да.

– Борта высокие, люди маленькие, – установил Опи-Кван первую посылку силлогизма. – А люди эти гребли длинными веслами?

Нам-Бок ухмыльнулся.

– Весел у них не было, – сказал он.

Все рты раскрылись, и наступило долгое молчание. Опи-Кван взял трубку у Куга и задумчиво затянулся. Одна из молодых женщин нервно хихикнула, и взоры всех обратились на нее с неудовольствием.

– Итак, весел не было? – мягко спросил Опи-Кван, возвращая трубку.

– Дул южный ветер, – пояснил Нам-Бок.

– Но ведь ветер очень тихо гонит перед собой лодку.

– У шхуны были крылья – вот так! – Он нарисовал на песке схему мачты и парусов, и мужчины столпились вокруг него, разглядывая рисунок. Дул резкий ветер, и он для большей ясности схватил шаль матери за углы и вытянул ее, пока она не надулась, как парус. Баск-Ва-Ван бранилась и отбивалась от него, но ветер отбросил ее шагов на двадцать, и она, запыхавшись, растянулась на куче щепок. Мужчины невнятными звуками показали, что поняли объяснение, но Куга внезапно откинул назад свою седую голову.

– Хо! Хо! – расхохотался он. – И дурацкая же штука эта большая лодка! Самая дурацкая на свете. Игрушка ветра! Куда дует ветер, туда плывет и лодка. Ни один человек в лодке не может знать, где он пристанет к берегу, потому что он плывет по воле ветра, а ветер дует, как ему хочется, но никто не может знать его воли.

– Да, это так, – серьезно подтвердил Опи-Кван. – По ветру плыть легко, но против ветра человеку приходится сильно напрягаться; а так как у людей в большой лодке не было весел, они не могли бороться с ветром.

– Им незачем бороться, – сердито воскликнул Нам-Бок. – Шхуна отлично идет против ветра.

– А что же заставляет ш…ш…хуну идти? – спросил Куга, запинаясь, ибо слово это было для него непривычным.

– Ветер, – был нетерпеливый ответ.

– Итак, ветер заставляет ш…ш…хуну идти против ветра? – Старый Куга подмигнул Опи-Квану и при общем смехе продолжал: – Ветер дует с юга и гонит шхуну к югу. Ветер гонит против ветра. Ветер гонит в одну сторону и гонит в другую в одно и то же время. Это очень просто. Мы поняли, Нам-Бок. Мы все поняли.

– Ты глупец.

– Правда слетает с твоих уст, – покорно сказал Куга. – Я слишком долго соображал, а штука была совсем проста.

Но лицо Нам-Бока потемнело, и он быстро произнес какие-то ими никогда не слышанные слова. Мужчины снова принялись за резьбу, а женщины за очистку тюленьих кож. Нам-Бок крепко сжал губы и не хотел продолжать, ибо никто не верил.

– Эта ш…ш…шхуна, – невозмутимо продолжал свои расспросы Куга, – была сделана из большого дерева?

– Она была сделана из многих деревьев, – коротко отрезал Нам-Бок. – Она была очень велика.

Он снова погрузился в угрюмое молчание, и Опи-Кван подтолкнул локтем Куга; тот удивленно покачал головой и произнес:

– Все это очень странно.

Нам-Бок попался на эту удочку.

– Это еще ничего, – сказал он, – вот вы бы на пароход посмотрели. Насколько байдарка больше песчинки, насколько шхуна больше байдарки, настолько пароход больше шхуны. А кроме того, пароход сделан из железа. Он весь железный.

– Нет, нет, Нам-Бок! – воскликнул старшина. – Этого не может быть. Железо всегда идет ко дну. Вот я получил в обмен железный нож от старшины соседнего селения, а вчера этот нож выскользнул у меня из рук и упал в море. Над всеми вещами есть закон. Ничто не может идти против закона. Это нам известно. И кроме того, нам известно, что над одинаковыми вещами есть один закон. Над железом есть только один закон. И потому откажись от своих слов, Нам-Бок, чтобы мы не потеряли уважения к тебе.

– Но это так, – настаивал Нам-Бок. – Пароход весь железный – и все же он не тонет.

– Нет, не может быть!

– Я видел своими глазами.

– Это противоречит тому, что положено.

– Но скажи мне, Нам-Бок, – вмешался Куга, боясь, что спор помешает рассказу. – Каким образом эти люди находят свой путь по морям, если нет там берега, которого можно держаться?

– Солнце указывает путь.

– Как?

– В полдень главный начальник шхуны берет одну вещь и глядит через нее на солнце, а затем он заставляет солнце спуститься с неба на край земли.

– Но ведь это волшебство! – воскликнул Опи-Кван, пораженный таким святотатством. Мужчины в ужасе всплеснули руками, а женщины застонали. – Это волшебство. Нехорошо отклонять от своего пути великое солнце, прогоняющее ночь и дающее нам тюленей, лососей и тепло.

– Что из того, что это волшебство? – свирепо спросил Нам-Бок. – Я тоже смотрел в эту вещь и заставлял солнце спускаться с неба.

Сидевшие ближе к нему отпрянули от него, а одна из женщин покрыла лицо лежавшего у ее груди ребенка, чтобы взгляд Нам-Бока не мог его коснуться.

– Но на утро четвертого дня, о Нам-Бок, – подсказал Куга, – на утро четвертого дня, когда ш…ш… шхуна приблизилась к тебе?..

– У меня оставалось мало сил, и я не мог двигаться. Они взяли меня на борт, напоили водой и дали мне поесть. Вы, братья, два раза видели белых людей. Люди на шхуне были белолицы, и их было столько, сколько у меня на руках и на ногах пальцев. Когда я увидел, что они ко мне добры, я осмелел и решил унести с собой воспоминание обо всем, что я видел. Они научили меня своей работе, давали хорошую пищу и отвели мне место для сна.

– День за днем плавали мы по морю, и каждый день начальник заставлял солнце спускаться с неба и указывать нам, где мы находимся. Когда погода благоприятствовала, мы ловили тюленей, и я очень удивлялся, глядя, как они выбрасывают за борт мясо и жир, оставляя себе только шкуру.