Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов - Арсений Замостьянов

Ревишвили с презрением посмотрел на бутылку портвейна, достал из шкафчика коньяк, налил себе полную рюмку.

– И это – контрразведка! И это хваленое ЧК, ГПУ или как вас там! Плохо вы у нас учились. Эти ваши художества на уровне церковно-приходской школы. Вы рассчитываете, что Бронсон поверил в советского переводчика? Или кем вы ему представились – политиком, экскурсоводом, журналистом? – Ревишвили говорил по-русски без акцента, что удивительно для грузина. И никакой кавказской пылкости он не демонстрировал. Пронин видел перед собой хладнокровного, спокойного противника.

– Пожалуй, вас ценят ваши начальники, эти малограмотные комиссары. Иначе вас не прикрепили бы к американцу. Это же почетное, престижное поручение! Дорогой друг, вы сдали мне туза в прикупе, а сами остались болваном. И это для вас последний кон. Если мы уберем агента, которого ценит ваше начальство, – на Лубянке начнется замешательство как минимум на двое суток. За это время мы успеем убрать еще одного человека, гораздо более знаменитого, чем вы... Террор – это очень эффективный метод политической борьбы. Вам ли не знать. Вы даже улицы называете именами Желябова и Халтурина...

Пронин бросился в ноги полковнику, столкнул его на пол, но не успел вытащить «коровина». А Ревишвили лежа выстрелил и попал Пронину в ногу.

– Не торопись, комиссарчик. Этой ночью ты мне нужен живым.

Ревишвили поднялся, достал нож и полоснул Пронину по другой ноге.

– Вот так спокойнее. И не дергайся. А то придется тебя по кусочкам разбирать, а такие зверства не по мне.

Тут в комнату постучали. Четыре коротких стука – условный знак. Ревишвили открыл дверь.

– Здорово, Соколов, – Пронин корчился на коврике, но первым поприветствовал вошедшего есаула.

– Ты где пропадаешь? На пятнадцать минут опоздал. Как прикажешь понимать?

– Петлю пришлось делать, ваше высокоблагородие. От слежки уходил.

– Ушел?

– Все чин-чином. Никого не привел.

– Пляши, Прокопий. Ты у нас нынче меньше всех рисковать будешь. Служба у тебя будет конвойная, от линии фронта удаленная. Если нас поубивают – ты останешься. Считай, что фортуна тебе подмигнула. Так сказать, за многолетнюю непорочную службу. Будешь этого стеречь. Не беспокойся, мы его свяжем. Воды ему давай, сколько влезет. Кормить не надо.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие!

Ревишвили повернулся к Пронину:

– Видишь, господин чекист, какие у нас орлы! Вышколенные ребята. Воинская элита будущей России. России без большевиков.

– Без большевиков, зато с американцами! – прохрипел Пронин.

Ревишвили, не раздумывая, почти без размаха, ударил его – лежащего – ногой по лицу. Ударил сильно: из расквашенного носа хлынула кровь.

– Грамотно бьешь, полковник.

– Да, я, князь Ревишвили, полковник русской армии, буду бить вас сапогом по лицу. Буду вешать и жечь. А про американцев лучше не говори. Я не только с американцами, я с самим дьяволом готов заключить союз, чтобы только большевистского духу не было в России. Чтобы чернь вернулась в стойло! Я готов ради этого американцам сапоги чистить.

Все это он произнес обыденным будничным тоном, даже не повышая голоса. А потом быстро – в два счета – стянул Пронину руки и ноги шершавыми потертыми ремнями. Методично, спокойно. Бил он Пронина тоже, не теряя хладнокровия. И ушел из пропахшей духами комнаты с прямой спиной, не ускоряя шаг. Красиво ушел.

Пронин посмотрел на Соколова. Раненые ноги болели так остро, что хотелось орать, не переставая. Но Пронин от боли только хмурился, а кровь струилась по лицу. «Все-таки это мой день. Он оставил меня с Соколовым. Это удача. Большая удача. Не вспугнуть бы ее».

Спартакиада народов СССР

Соколов молчал. Не мог подобрать слов – мысли путались. Просто брызнул на Пронина холодной воды из графина и достал из шкафа какую-то тряпицу. Тут же нагнулся, чтобы вытереть кровь с пронинского лица. Ножом перерезал ремни, и Пронин перевел дыхание...

– Здесь у Ревишвили есть верный человек. Так что языком молоть не будем, – шепнул он Пронину.

Вот оно как. Кто же из местных завсегдатаев может оказаться человеком Ревишвили? Уж не господин ли Альфонс? По крайней мере у него есть повод постоянно находиться в этом притоне. Никто и не удивится – даже наши товарищи. Честный жиголо. И никто им всерьез не занимался. А он, значит, человек полковника Ревишвили... Пронин уже не сомневался в своей догадке.

– Да что ты все про этих упырей-то. Дай я тебя перевяжу... – Соколов принялся разрывать простыню на бинты. А потом очень сноровисто разрезал на Пронине брюки и принялся колдовать над ранами.

– Прямо фельдшер. Где это ты научился?

– Я и фельдшер, и ветеринар. В жизни многому приходится учиться.

Пронин даже сумел улыбнуться:

– Ну, если ветеринар, то я, как чекистская скотина, могу чувствовать себя спокойно.

– Погодь, погодь, товарищ Пронин, сейчас больно будет. Глотни еще самогончику. – Стакан оказался тут как тут. – Ишь, как он тебя ножичком-то! Собака бешеная.

Через полчаса Пронин возлежал на полу, возле теплой стены, помытый и перевязанный.

– Будем тикать? – спросил его есаул.

– Мне на Манежную площадь надо.

– Опять в гущу лезешь? Мало тебя стреляли да резали?

– В меня можно стрелять, но пристрелить затруднительно.

– Ага, заговоренный ты у нас. Колдун. Так, что ли?

– Ты включил бы патефончик. Вот многим людям громкая музыка мешает, а я люблю. Патефонная музыка – отличный фон для мысли, для работы и для досуга.

...И шифоньеры проверь. Они здесь хитрые.

Снова заиграла томная музыка. Модный Вадим Козин надрывным тенором пел: «Смейся, смейся громче всех, юное созданье!..»

– А теперь слушай сюда. Следит за нами, конечно, этот франтик? – Соколов кивнул. – Кто же еще? Ну, его ты должен уничтожить. Это несложно. Ревишвили тебе все еще доверяет?

– Я не почуял неладного.

– Значит, о наших встречах он не знает. Он мог об этом узнать от долговязого. Но нам повезло: не узнал. Позови ко мне Тамару. Пока ты будешь разбираться с франтом, я успею с ней по душам поговорить. Уйдем отсюда вместе, втроем. До ближайшего отделения милиции. Там телефон и автомотор... Знаешь, где здесь милиция?

– Я этот район – как свои пять пальцев. Эх, Иван, а я ведь тебя предупреждал, что Ревишвили – мужик опытный. Не учел ты этого, не поостерегся.

– Не учел, это верно. Зато урок получил на всю жизнь, если она у меня продолжится.

– Не боись, Иван Николаев! Нож-то удачно прошел, не только жить, ходить спокойно будешь. А пуля вообще ляжку насквозь прошила – да и все. Терпи, казак, атаманом будешь. Выкарабкаемся.

Соколов действовал четко и вполне профессионально. Пронин ревниво отметил превосходную выучку офицера старой школы. С любителем бальзаковских дам есаул справился почти бесшумно. Тем временем (и в этом тоже была заслуга Соколова!) зареванная Тамара появилась перед Прониным.

– Я все поняла... Поняла я... Вы из чеки, а он заранее в шифоньере спрятался. Я не знала, честно слово, не знала!

– Трудно мне тебе поверить, Тамара. Но я верю. Помоги мне сейчас. Все, что я тебе обещал, остается в силе. Если я сдохну – то и ты останешься навсегда на помойке. Понимаешь?

– А я санитаркой была, я раны перевязывать умею!

– Меня уже Прокошка перевязал. Ты на раны-то не смотри. Обыкновенные раны, не смертельные. Я ж не бухгалтером работаю.

– Я поняла, где ты работаешь. Честно говоря, я б тебе и бесплатно помогала. Враг он, Георг-то мой.

Не то чтобы Пронин ей верил. Он понимал: стоит Ревишвили снова вылезти из шифоньера – как эта девчонка снова зальется слезами и покорно убежит. Убежит, ясное дело, не в милицию, а на кухню, где можно умыть руки, как это делал в былые годы Понтий Пилат. Но в этом притоне он хорошо знал только одного человека – Прокопия Соколова. На кого еще можно опереться? Конечно, на Тамару: ведь он перед ней битый час метал бисер. И, кажется, почти переманил на свою стороны. «Если когда-нибудь я напишу мемуары об этом деле или стану рассказывать о нем Льву Овалову – надо будет подчеркнуть, что расследование держалось на психологии, пропаганде и агитации. Главное для меня – суметь перевербовать нестойких врагов. Это всегда важно, но в этом деле – особенно».

– Правильно мыслишь, Томочка. Что ты видишь в этом притоне? Ну, колечко подарят иной раз. Ну, зарабатываешь на уровне парикмахерши. А сколько опасностей! И что будет завтра? Тюрьма, про которую у вас стонут под гитарку? Невеселые перспективы. Да ты знаешь, что такое перспектива?

– Преспе... Не знаю.

– Ну, вот сегодня ты работаешь в ресторане. Например, официанткой. Что у тебя в перспективе? А в перспективе у тебя – получить комнату в новом доме, встретить жениха – молодого офицера. А там детишки пойдут. Для них перспектива – школа, калорийное питание. Лечиться будете в чистой поликлинике. Лучшие врачи бесплатно будут вести осмотр. Прививки всякие, чтобы не хворать. Бесплатно! Вот такая у тебя будет перспектива. А сейчас?