Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов - Арсений Замостьянов

– Чего желаете? – Пронин крутил в руках меню. – Все никак наши мастера сервиса не научатся выпускать меню на английском языке... Только русский и немецкий.

– Я полностью доверяюсь вашему вкусу, – сказал Бронсон и посмотрел на часы. – Перекусим немного – и расстанемся на сегодня. В два часа ночи я должен быть в гостинице. Вы будете смеяться, но у меня назначены телеграфные переговоры с Нью-Йорком. У вас глубокая ночь, а в Америке – самое деловое время суток.

Пронин лениво откинулся на спинку стула и пробормотал вполне беззаботно:

– Что можно решить по телеграфу? Ума не приложу. По-моему, это какая-то глупость. Вот если бы можно было по телефону поговорить с Америкой при наилучшем качестве связи.

– Ну, это только в светлом будущем. А мы живем сегодняшним днем, и дела не ждут. У них есть студень? Мне понравился русский студень! Заливное мясо с перчиком! А от вашей горчицы я теряю сознание – это как пища индейцев.

Пронин заказал студень, пирожки с мясом, а еще – по тарелке щей. Ну, и для довершения ужина а-ля Рабле жаркое по-пражски. Из напитков выбрали хлебный квас, клюквенный морс и поллитровый графин столичной водки. Гулять так гулять!

– Это, между прочим, сверхновая русская советская водка. Лучшие рекомендации!

– Да я уж пробовал и не раз. Действительно, королева водок. У нас как отменили сухой закон – в продаже появилось множество водочных марок.

– В основном – с душком белой эмиграции! – заметил Пронин. – Но главная тайна русской водки осталась в Советском Союзе. Вы в этом убедитесь.

– Вы предлагаете нам закупать «Столичную»? Что ж, я готов стать первым торговым агентом в этом деле.

– Уверен, вы не прогадаете! На алкоголе еще никто не разорялся.

С этими словами они опорожнили первую рюмку – за советско-американское торговое сотрудничество. Бронсон снова посмотрел на часы.

– Ужинать в спешке – последнее дело. У нас говорят: счастливые часов не наблюдают. Я предлагаю в память об этом вечере поменяться часами и спрятать их у нашего дорогого товарища переводчика. Вплоть до окончания ужина. Как вам моя идея?

– Не знаю, что и говорить. В фантазии вам не откажешь.

– Никакой фантазии. Обыкновенная русская традиция – махнуться часами не глядя. Вы сможете перевести выражение «махнуться не глядя»?

Бронсон уступил настойчивости Пронина. У обоих были карманные часы. У Бронсона – швейцарский «Лонжин», у Пронина – отечественные, Первого часового завода. Переводчик с улыбкой отправил их во внутренний карман пиджака – как в сейф.

Тут Пронин увидел кого-то в зале, вскочил и замахал руками:

– Да это же сам Андрей Петрович Старостин, наш знаменитый футболист и тренер! Вот в Штатах не ценят футбол, а в Европе, в Бразилии и у нас это излюбленное зрелище! Вы же хотели написать про досуг советских людей? Считайте, что вам повезло. Братья Старостины нарасхват у советских журналистов – а я вас сейчас лично познакомлю!

Бронсон несколько натянуто улыбнулся:

– М-да, это интересно. Хотя футбол у нас действительно не в чести. Но досуг советских людей – это, конечно, занятная тема.

К их столику подошел стройный подвижный мужчина в элегантном черном костюме, со щегольской прической в стиле американских кинозвезд.

– Немедленно знакомьтесь! Это любимец всего Советского Союза, честь и слава московского «Спартака» – Андрей Петрович Старостин собственной персоной!

– Бронсон! – отрекомендовался американец.

– Дружественный журналист с берегов Потомака, наш американский друг! – пояснил Пронин. – Говорите смело, Андрей, с нами переводчик! Хотя, кажется, за время пребывания в СССР господин Бронсон научился нас понимать.

– Я даже могу произнести несколько слов! – ответил Бронсон, выслушав перевод. – Добро пож-и-аловать, дру-зиа!

– Вам говорят «добро пожаловать», Старостин, вот и садитесь на мое место! А мне нанадолго нужно отлучиться. Прошу прощения! Только уж, пожалуйста, дождитесь меня! Я твердо намерен сегодня заплатить за всех!

Пронин так быстро раскланялся и убежал, что Бронсон не успел возразить. Только глаза его нервно сверкнули.

Поодаль от «Форда» Пронина ждала «эмка». Путь от ресторанного зала до салона «эмки» Пронин проскакал со скоростью братьев Знаменских.

– Ну, давай, Адамчик, на Моховую! – крикнул, не успев закрыть дверцу. – Выручай, дьявол!

Путь до Моховой недалек. Пронин выскочил из машины на ходу, возле приемной всесоюзного старосты товарища Калинина. Впрыгнул в подъезд массивного углового дома и на лифте взлетел на предпоследний этаж. Именно там – а никак не на крыше и не на чердаке – был устроен наблюдательный пост.

Навстречу Пронину выбежал возбужденный, раскрасневшийся Железнов:

– Они уже там! Вы только посмотрите, Иван Николаич! – при подчиненных он дисциплинированно называл товарища Пронина на «вы».

Лейтенант Кирий внимательно следил за злоумышленниками в длинный бинокль. Только вчера здесь меняли окна – и вставили стекло «повышенной зеркальности» – изобретение профессора Ковалева. В стекле были прорезаны два кружка для бинокля. С улицы нельзя было обнаружить ни дыр в стекле, ни глазищ бинокля.

– Там в подвале наши ребята. Готовы немедленно всех арестовать! Преступление налицо! Посмотрите, они тащат какие-то ящики! Дворник с ними. Пристрелил бы я эту сволочь прямо там, на улице. Для него и тюремной баланды жалко. Ишь, под самыми кремлевскими стенами окопался.

– Про него нам все известно, – меланхолически отозвался Пронин. – Раис Фахрутдинов. Потомственный московский дворник.

– Отец небось полицейским осведомителем был!

– Вовсе не обязательно. Не все так просто в нашем хозяйстве, товарищ Железнов. Всех вычислили?

– А их там всего пятеро: Фахрутдинов, Назаров-Соколов, долговязый, о котором вы говорили, и еще двое, которых мы раньше не видели. Один – предположительно Ревишвили. Второй все время рядом с ним. Думаю, он исполняет роль телохранителя полковника Ревишвили.

– Значит, Ревишвили командует парадом? Кутафья башня у нас хорошо просматривается?

– Обижаете, Иван Николаич. Андронов все промерил под разными углами. Бинокль можно поворачивать. Видно абсолютно все.

– Значит, как говорится, все учтено могучим ураганом... Отменно, друзья. А поступим мы так. Брать сейчас всю группу – глупость на грани вредительства. Отпускать всех на четыре стороны тоже как-то не по-нашему. Приказ такой: дадим мерзавцам закончить учения. Пущай радостно расходятся по своим норкам. Слежку установить за всеми. А одного – долговязого – взять по пути домой.

– Слушаюсь, товарищ майор! – радостно воскликнул Железнов.

– Но взять не просто так – чай, не карманник привокзальный. С инсценировкой!

– Это как?

Пронин как будто отмахнулся от надоедливой мухи.

– Найдешь в морге подходящий труп. Тощего да длинного. Таких у нас полно. Такой обязательно найдется. Изувечишь ему лицо. Подбросишь в качестве несчастного случая. А этого долговязого – к нам. Как говорится, не на Волго-Дон, а надолго вон. Это и называется инсценировка. Ясно, что ли?

Стыдно стало Железнову. Он ничего не ответил, только раскрыл планшет и сделал несколько записей в блокноте. А Пронину нужно было возвращаться в ресторан, да побыстрее. На прощание он поглядел в бинокль. Даже с шестого этажа было видно, что Ревишвили нервничает. Ведь он должен был связаться с Бронсоном! А Бронсон тем временем ел фирменный торт «Славянский» и пил дагестанский коньяк в компании с поднадоевшим ему переводчиком и знаменитым футболистом с повадками светского льва...

Пронин влетел в зал «Славянского базара». Усталые оркестранты местного джаза уже сыграли последнюю мелодию и собирались расходиться. В зале было пьяно, суматошно. Ну, вот и столик Бронсона... Даже со спины Пронин почувствовал, насколько раздосадован американский гость... Даже на обаятельного Старостина он поглядывал с волчьей ненавистью. Пронин подошел к ним со стулом:

– А вот и я, друзья! Остаток вечера скоротаем вчетвером. Что вы пьете? Коньяк после водки? Рисковые вы ребята! А вы, господин Бронсон, не опоздали на сеанс телеграфной связи?

Бронсон посмотрел на Пронина пьяными глазами:

– Не будет телеграфной связи. Вы были правы, это пустая затея. Вот вернусь в Штаты и возобновлю бизнес.

– И правильно. Надо же когда-нибудь и отдохнуть, посидеть вот так, за коньячком. А торты здесь отменные!

– Да, кулинария сегодня на высоте положения, – заметил Старостин. – Вильям все хотел нас оставить, но я его соблазнил десертом! Нарушение спортивной формы – дело серьезное, и заниматься им нужно с полным погружением.

– Правильно, товарищ Старостин! Друзья, я предлагаю выпить за самоотверженность! И неспроста. Это понятие нас всех объединяет. Из мира капитала приехать в Советский Союз и честно писать о нашей стране на весь мир – разве для этого не нужна самоотверженность? А переводить с русского на английский и наоборот – целыми днями, без устали. Разве это получится без самоотверженности? Конечно нет! А футбол? Это же игра настоящих мужчин! Наш знаменитый клуб назван именем «Спартака». Правда, я болею за «Динамо», но не в этом дело. И братья Старостины играли так самоотверженно, так отважно, что их не зря – ох, не зря сравнивали с гладиаторами Спартака! Ну, и я...