Царь Каменных Врат - Дэвид Геммел

Около полуночи, когда все уснули, Тенака позвал Муху и по винтовой лестнице поднялся с ним на башню.

Буря ушла на юг, и на небе ярко светили звезды. Летучие мыши кружили, ныряя, вокруг, ночной ветер нес прохладу с заснеженного Дельнохского хребта.

— Как ты себя чувствуешь, Арван? — спросил Тенака, когда они укрылись от ветра под парапетом.

— Немного не в свой тарелке, — пожал плечами тот.

— Это пройдет.

— Я не воин, Тенака. Когда вы бились с солдатами, я лежал в траве и смотрел. С места сдвинуться не мог!

— Не в этом дело. Все произошло слишком внезапно — мы просто опомнились быстрее других, вот и все. Нас этому обучали. Возьми братьев: они сразу встали на том месте, где солдаты только и могли прорваться, и не позволили уцелевшим привести помощь. Я им этого не приказывал — но они бойцы и сами все знают. Вся стычка длилась от силы две минуты — что бы мог сделать ты?

— Ну, не знаю. Хотя бы достать меч. Помочь вам!

— Успеешь еще. Как обстоят дела в Дельнохе?

— Не знаю. Я уехал оттуда пять лет назад, а до того провел десять лет в Дренане.

— Кто там правит?

— Не Бронзовый Дом. Оррина отравили, и Цеска посадил на его место своего человека. Его зовут Матракс. А почему ты спрашиваешь?

— Мои планы изменились.

— Каким образом?

— Я собирался убить Цеску.

— А теперь?

— Теперь я задумал нечто еще более глупое. Я намерен собрать армию и свергнуть его.

— Ни одна на свете армия не сможет побороть полулюдов. Боги мои, приятель, — даже «Дракон» ничего не смог с ними поделать!

— В жизни ничто не дается легко, Арван. Но меня как раз этому и учили — командовать армиями. Сеять смерть и разрушение. Ты слышал, что сказали Парсаль и Галанд, — это верные слова. Человек должен выступать против зла там, где его видит, и вкладывать в эту борьбу все свои способности. А убийца из меня никудышный.

— Где же ты найдешь эту свою армию?

— Мне нужна твоя помощь, — улыбнулся Тенака. — Ты должен взять Дельнох.

— Ты серьезно?

— Еще как!

— Ты хочешь, чтобы я в одиночку взял крепость, которая дважды давала отпор надирским ордам? Но это безумие!

— Ты происходишь из Бронзового Дома. Подумай хорошенько. Способ есть.

— Если ты уже знаешь этот способ, почему тогда сам этого не сделаешь?

— Я не могу. Я из дома Ульрика.

— К чему такая таинственность? Скажи мне, что надо' делать.

— Нет. По-моему, ты слишком дешево себя ценишь. Мы задержимся в Скодии и посмотрим, как там дела. А потом мы с тобой приведем армию.

Муха широко раскрыл глаза.

— Надирскую армию? — прошептал он, и кровь отхлынула от его лица. — Ты хочешь привести сюда надиров?

— Только в том случае, если ты возьмешь Дрос-Дельнох!

7

Настоятель терпеливо ждал в темной библиотеке, облокотись о стол, сомкнув пальцы и закрыв глаза. Трое других сидели напротив него неподвижные, словно статуи. Настоятель открыл глаза и оглядел их.

Аквас, сильный, чуткий и преданный.

Скептик Балан.

Истинный мистик Катан.

Их души странствовали, выслеживали Черных Храмовников, прятали в тумане следы Тенаки-хана и его спутников.

Аквас вернулся первым. Он открыл глаза и почесал свою светлую бороду. Вид у него был измученный.

— Нелегко это, отец, — сказал он. — Сила Черных Храмовников очень велика.

— Наша тоже. Продолжай.

— Их двадцать человек. В Скултике на них напала шайка разбойников, но Храмовники перебили всех с поразительной легкостью. Они в самом деле превосходные воины.

— Далеко ли от них Факелоносец?

— Меньше чем в сутках пути. Нам не удастся слишком долго обманывать их.

— Даже несколько дней сейчас бесценны. Они не пытались еще раз напасть на него ночью?

— Нет, отец, — но думаю, еще попытаются.

— Отдохни теперь, Аквас. Пусть Торис и Ланнад сменят тебя.

Настоятель вышел из комнаты, прошел по длинному коридору и медленно спустился вниз, в огород Декадо. Темноглазый монах встретил его улыбкой.

— Пойдем со мной, Декадо. Я хочу показать тебе кое-что.

Ни слова более не говоря, он повернулся и повел монаха вверх по ступеням, к дубовой двери. Декадо остановился на пороге — за все годы в монастыре он ни разу не поднимался туда.

— Пойдем! — обернулся к нему настоятель.

За дверью было темно. Необъяснимый страх охватил садовника — казалось, его мир ускользает от него. Он задрожал, сглотнул комок, глубоко вздохнул и последовал за настоятелем.

Они шли через лабиринт коридоров, но Декадо не смотрел ни вправо, ни влево, не сводя глаз с серой сутаны идущего впереди. Настоятель остановился перед дверью в форме древесного листа. Ручки на ней не было.

— Откройся, — прошептал настоятель, и дверь медленно ушла вбок, в стену. За ней открылось длинное помещение Тридцать серебряных доспехов поблескивали в полумраке, покрытые ослепительно белыми плащами. Перед каждым стоял столик с мечом в ножнах и шлемом, увенчанным плюмажем из белого конского волоса.

— Знаешь, что это такое? — спросил настоятель

— Нет. — С Декадо градом лился пот. Он протер глаза, и настоятель с тревогой заметил в его взгляде прежнюю настороженность.

— Это доспехи, которые носили Дельнохские Тридцать, возглавляемые Сербитаром, — те, что погибли в бою во время Первой Надирской войны. Слышал ты о них?

— Конечно.

— Расскажи мне, что ты слышал.

— К чему все это, отец настоятель? Меня ждет работа в саду.

— Расскажи мне о Дельнохских Тридцати, — приказал настоятель.

Декадо откашлялся.

— Они были монахи-воины — не такие, как мы. Они обучались воинскому искусству долгие годы, а потом выбирали себе войну и шли на нее умирать. Сербитар привел Тридцать в Дельнох, и там они помогли Бронзовому Князю и Друссу-Легенде. Сражаясь вместе, они обратили вспять орды Ульрика.

— Но почему священники взялись за оружие?

— Не знаю, отец. Это для меня непостижимо.

— Так ли?

— Ты учил меня, что всякая жизнь для Истока священна и что убийство — преступление перед Господом.

— И все же мы должны сражаться со Злом.

— Но не оружием Зла.

— Допустим, мужчина занес копье над ребенком. Что ты будешь делать?

— Я остановлю его — но не убью.

— Как ты его остановишь? Ударом?

— Да, возможно.

— Допустим, он неудачно упал, ударился головой и умер?

— Нет... да... не знаю.

— Будет ли на тебе грех? Мы стремимся к миру и гармонии, сын мой, — мы жаждем их всею душой. Но мир вокруг нас диктует свои требования. В этой стране более нет гармонии. Здесь правит Хаос, и страдания народа ужасны.

— Скажи то, что хочешь сказать мне, отец.